http://proza.ru/2013/03/19/884
——————————————————————————
Денис встал, посмотрел на маленького
спящего брата, ухмыльнулся и направился
по коридору. На кухне, за столом сидели
родители — вид у них был напряжённый.
Мать с отцом прощупывали сына буравящим
взглядом.
— Привет.
Денис небрежно махнул рукой и скрылся за
дверью туалета. Уже стоя на изготовке,
ему вспомнилась история из далёкого детства.
Это было происшествие такого характера,
что запоминается в силу каких-то сильных
эмоций — стыда, обиды, любви,
ненависти, горя, радости или счастья,
лежит где-то в потаенном уголке, и
при возникновении лёгкой ассоциации с ним
всплывает в памяти с новой силой.
Было Дениске пять лет. Однажды такой же
ночью, находясь в садике-интернате, из
которого детей забирают только на выходные,
мальчишке захотелось писать. Он встал,
обогнул кроватки со спящими малышами и
осторожно выглянул из спальни. Нянечка
спала на застеленной кушетке. На цыпочках
пробежал мимо неё, открыл дверь в
туалетную комнату, прошлёпал босыми
ножками по холодному кафельному полу к
одному из маленьких детских унитазов и
пустил струйку. Видя, что попадает куда
нужно, удивился: «Почему чувствуется
тёплый ручеек на ноге?!»
Наутро дети над ним посмеивались, а
нянечка, ворча, сдёрнула простыню в
солнечных разводах и велела Денису вынести
матрац на просушку. Пунцовый, как
помидор, мальчонок нёс свою нелёгкую
ношу на хоздвор. Всё время, пока сох
матрац, впечатлительному Дениске виделось
в воображении, что вывешенный им «флаг»
сигналит всему городу: «Денис Быстров —
описался!»
Вспомнил Денис этот эпизод и задумался:
«Ещё не хватало под Оксанку налить».
С силой саданул кулаком в дверь, надеясь
прояснить, таким образом, положение.
Крючок сорвался, дверь обиженно
скрипнула и распахнулась.
— Это не сон, Дениска, — донёсся из
кухни голос отца.
Ошарашенный Денис выскочил в коридор.
Родители обречённо-успокоенно посмотрели
ему в глаза.
— В чём дело, папа? Что случилось? —
присмотревшись к матери с отцом, он не
увидел у них, успевшей стать привычной
глазу, изысканно смотрящейся проседи. —
Вы можете объяснить?
У Дениса напрочь выпало из головы, куда он
направлялся.
— Самим мало что понятно, — отец подлил
себе чай и поставил опорожненный чайник
на плиту, определенно минимум
второй по счёту.
Ещё он заметил: телевизор молчит, радио
тоже, даже зарубежные станции не дают о
себе знать.
— Вы давно здесь сидите? — Денис
опустился на табурет. — Хотя, что я
спрашиваю…
Он в раздумье поскреб затылок, отпил из
отцовской чашки.
— Если это не сон, не дикая
фантасмагория, то значит — реальность! —
Встал и заходил по кухне. — Хрен знает,
что творится! Вы то, к чему-то пришли?
Что-то должны же были по идее высидеть.
— Я пойду в комнату, — мать Дениса,
Ирина Сергеевна, устало поднялась.
Денис вопрошающе посмотрел на отца.
— Понимаешь сын, мы предполагаем, что
нас отбросило в 1980-ый год или во что-то
подобное. Точнее не только нас… весь мир.
— Чем дальше в лес, тем страшнее сказка.
Почему именно в восьмидесятый, как вы
это определили?
— В нашей комнате в деревянной люльке
спит Аня, по всей видимости ей не больше
года. Артёмке в твоей комнате не больше
пяти. Как видишь, арифметика простая.
У Дениса подступил ком к горлу, по телу
прошла горячая волна.
— Получается, мне четырнадцать, а я
помню всю свою почти сорокалетнюю жизнь!
А моя семья? Ксанке, стало быть, парень
сделал несложные вычисления, — семь..!
А, Снежинке…
Денис упал на табурет и прикрыл ладонями
лицо.
— Чёрт, чёрт, чёрт!
— Во-первых, успокойся, — Николай
Романович казался невозмутимым, не
покинувшая кухни мать старалась остаться
хладнокровной. Они успели многое
обговорить и обдумать. — Во-вто…
— Успокойся??!! — сын жёстко посмотрел
на отца. — Конечно, чего тебе
волноваться! Вы ничего не потеряли. А
если подумать, то даже обрели. У вас
появилась возможность загладить неровности
за четверть века. Подскажи папа, чему
мне… и многим таким же, радоваться?!
— Во-вторых, мы Снежку не меньше
твоего любим.
— Спасибо, что не в прошедшем времени.
— Денис, — пытался пробиться к сыну
Николай Романович, — природа всегда
справедлива. В этом она сильно отличается
от человечества, и я почему-то уверен,
что Снежка очень скоро будет с тобой, а
тебе тоже окажется возможным загладить
шероховатости жизни.
После таких рассудительных слов, в глазах
Дениса мелькнули искры надежды.
— Возьми в пенале коньяк и выпей
немного, — предложила оттаявшая Ирина
Сергеевна.
Денис, не вставая, молча развернулся,
достал початую бутылку, наполнил любимую
чашку матери до краёв и выпил залпом.
Янтарная обжигающая жидкость огнемётом
пролилась по внутренним стенкам пустого
желудка. Отец нахмурился, но ничего не
сказал.
— Курева, естественно, в доме нет? —
спросил Денис.
Родители никогда не курили, а сам он
заимел эту дурную привычку на службе в
армии.
— Почему нет! Бабушка, если ты
помнишь, курит, — при этих словах
Николай Романович как-то замер в
ожидании.
Денис со вздернутыми бровями приподнялся.
— Ты хочешь сказать… Она жива?! И все…
Отец прервал его жестом на полуслове.
Мельком посмотрев вглубь коридора,
понизил голос и проговорил:
— Но бабушка ничего не помнит, как будто
начала жизнь с нового листа. Я уже с ней
беседовал. Вероятно, она и другие
умершие к моменту сброса времени избежали
такую участь — обладать информацией о
печали уготованной им судьбой. Им
природа позволила не ведать своего конца.
У скольких теперь финал может отодвинуться,
а может и… не знаю, трудно судить, не
обладая необходимыми данными.
Лидия Алексеевна, приходившаяся бабушкой
Денису по матери, пронесшая на своих
плечах труд лихих годин, проживала вместе
с ними. Тринадцатилетней девчонкой она
бегала по крышам блокадного Ленинграда,
рискуя коротенькой, не успевшей вкусить
девичьей юности, жизнью, засыпала
песком, обезвреживала и сбрасывала вниз
зажигательные бомбы. Война перечеркнула
в её судьбе самые чистые и будоражащие
горячее пионерское сердечко возможности:
первое свидание с понравившимся
мальчишкой, первые подаренные цветы и
первый поцелуй. Взамен одарила по-полной
голодом, разрушенным домом, но страшнее
всего — смертями близких и друзей. Война
высосала силы; взамен наградила рахитом,
букетом болезней, ночными кошмарами. К
ней после войны по ночам очень долго
являлись в кошмарах качающиеся и,
падающие на ходу люди, мерещились
замерзшие трупы, виделись изуродованные
взрывами тела и умершие в холодных
объятиях матерей дети.
Не сломаться окончательно физически и
психологически девочке помогли её неуёмная
энергия и кипучая деятельность. Не
раздумывая, она кинулась на борьбу с
врагом, бросающим на родной ей город
смерть.
Но война — есть война, закалённые
бойцы возвращались с незаживающими,
постоянно ноющими ранами в душе, что
говорить о тринадцатилетней девчушке!
Победа. Лидия выходит замуж, и опять
удар — рано теряет супруга-моряка. Он
погибает во время шторма на Мурманском
рейде, а она остаётся с маленькой дочкой
на руках и постепенно начинает сгибаться
под давлением несправедливого рока.
Оттого она и пристрастилась к курению. И,
поначалу изредка, а потом всё чаще,
притапливала непосильную тоску в бокале
вина.
Всё это вкупе: невзгоды войны, подорванное
здоровье, постоянное нервное напряжение и
несчастная судьба сложились в закономерный
итог (это только в математике минус на
минус даёт плюс) — врачи нашли у неё
рак лёгкого. Борьба с ним оказалась долгой
и бесполезной. Одну часть лёгкого пришлось
удалить, а болезнь уже разбросала в её
теле злостные посевы. Несмотря ни на что,
испытывая боль и страдания, бабушка
Дениса продолжала смолить, как паровоз,
а раз в месяц, получая пенсию, позволяла
себе пару бутылок портвейна.
— Пойду, загляну к ней.
В душе Дениса всё переворачивалось, он
никак не мог принять обрушившуюся на него
новость.
— Только курить у неё не стреляй. Не
забывай, что тебе не сорок. А она в
неведении происходящего, — предупредил
отец.
Денис мотнул головой, определенно
негодуя: «Для родителей и в сорок лет
останешься ребёнком».
Он тихонько отворил дверь, прислонился к
косяку проёма.
Лидия Алексеевна лежала, словно четверть
века назад, с дымящей папиросой в кровати
и разгадывала кроссворд. Будто не
произошло ничего сверх-ординарного. Как
не силился Денис сдержаться, а на глаза
навернулись слезы.
Привёл его в себя голос бабушки.
— Дениска-редиска, денег не дам. До
пенсии ещё две недели. Иди у Николашки
клянчь.
Услышанные слова, по которым он так
часто тосковал, вызвали шквал эмоций и
высушили слёзы. Денис громко и радостно
рассмеялся, прежде чем подойти к бабушке.
— Я люблю тебя, бабуль!
— Денег нет. Не подлизывайся, — мягко
заметила женщина.
Внук сел в кресло напротив её кровати.
— А как ты узнала, что это я?
Лидия Алексеевна пыхнула дымом, вписала
в кроссворд отгаданное слово.
— Сквозняком дым потянуло, а кто ж ещё
в нашей семье будет партизанить? И чего,
скажи, в такую рань встал, когда каникулы
в самом разгаре? По выходным тебя и в
одиннадцать не растолкать.
— Точно, баб, и пушкой не разбудишь,
да по нужде прижало, — напоминание о
невыполненном намерении буквально
вытолкнуло Дениса с кресла. — Я поспешу.
— А почему заходил? — крикнула Лидия
Алексеевна вслед, но Денис уже находился в
приоткрытой уборной.
— С облегчением! Повидался с бабушкой?
— поинтересовался отец.
— Да, бать, чудит природа!
— Чудит, зато у бабушки появился шанс
распрощаться с болезнью.
— Хорошо бы, — Денис задумался. —
Пап, дай денег. В Приозерск съезжу,
душа болит.
— Понимаю, но учти… — уже с банкнотой
в руке, произнёс Николай Романович. —
На, держи!
Сын подхватил четвертной.
— Боюсь, что проблемы у тебя с поездкой
будут.
— Какие? — чуть ли не шепотом спросил
Денис, рассматривая хорошо знакомую
серо-фиолетовую купюру советского образца.
— Я сомневаюсь, что транспорт работает.
— Разберусь на месте, придумаю что-
нибудь. Сидеть и ждать на ж… непонятно
чего, мо'чи уж нет.
— Понимаю, — повторился Николай
Романович, — просто не могу не
предупредить, ровно как и остановить.
Дуй, давай! И будь осторожен, люди
разные бывают. Никто не знает, что можно
ждать от отдельных элементов в свете нового
положения времени.
— Возьму на вооружение, авось твои
опасения будут напрасны. К Валерке забегу,
куревом разжиться надо на дорогу. А вам
желаю удачи и терпения, потому что могу
себе представить возмущенную реакцию двух
проснувшихся карапузов по поводу того, что
их не разбудили и они опоздали на работу.
Денис через вторую парадную, так было
ближе идти к Валерке, проник во внутренний
двор дома. Этот дворик-колодец, окружённый
глухими стенами, встретил Дениса немым
вопросом. В необычной тишине шаги
разносились гулким, слабым эхом. Звук
скакал по препятствиям, но не бился об
стены, а мягко касался кладки,
отталкивался, устремлялся ввысь и
прибавлял ещё большей таинственности в это
весьма необычное утро. Подогревали
незаурядность действительности горящие
кошачьи глаза в подвальных вентиляционных
проёмах. В безветрии, подобно безмолвным
стражам, стояли с обвисшими листьями
тополя и липы внешнего двора. На их
ветвях можно было увидеть птиц, которые
без всякого желания взлететь, крутили
головками, наблюдая за Денисом.
Несмотря на фантасмагоричность
существующего положения, нынешнее
окружающее пространство не вызывало у
Дениса жути. Наоборот, он чувствовал
некое очищение, словно природа сбросила
накипь, ставшую для нее мерзким грузом.
Денис хотел громко свистнуть, что у него
всегда хорошо получалось, чтобы нарушить
висящий застой, но набрав полную грудь
воздуха, передумал и шумно выдохнул.
— Да ну его в баню, — благоразумно
решил он. — Вдруг и впрямь какого-
нибудь чёрта вызову. Сейчас можно всего
ожидать.
Парень остановился перед знакомой
парадной, поднялся на нужный этаж и с
минуту не решался нажать дверной звонок.
Раздавшийся голос Валерки, привычно
спорившего со своей матерью, отмел
все сомнения и помог руке вдавить кнопку.
Открыла сама Алла Михайловна.
— Заходи, Денис! — абсолютно не
удивившись, мать Валерия впустила гостя.
— И вам, здрасьте, тёть Алл!
— Прости, Денис, когда такое творится,
в голове полный бардак.
— У самого не лучше. Валерка на кухне?
— А где он может еще быть. На своем
любимом насесте, чтоб его…
Причину расстройства Аллы Михайловны
Денис понял сразу.
«Своим излюбленным насестом» Валерка
считал место между широким подоконником и
кухонным столом, на котором стояли сейчас
четыре бутылки водки.
— О, Диня, — Валерка уже был слегка
навеселе, — прикинь какая удача.
Просыпаюсь до гальюна сходить, ну попутно
заглядываю в холодильник, а там подарочек
в виде пяти пузырей водяры и нехитрая
закусь.
— Одну, я вижу, ты уже приговорил.
— Лиха беда начало. — Махнул рукой
Валерка.
— Ты лучше не увлекайся, вокруг вон
какая дребедень происходит.
— Вот ты мне и расскажи, что за
«белебень такая» происходит. Мы с маманей
уже допёрли, что в восьмидесятом
оказались. А почему..?
Денис пересказал Валерию версию его отца.
— Значит, думаете Земля нам вторую
попытку дала? Так сказать, еще раз
обосрётесь, и сотру вас — финиш!
Ариведерчи… а? И правильно, давай за
это выпьем!
Денис не стал сопротивляться. Они вместе
опрокинули по стопке и закурили.
— Между первой и второй перерывчик
небольшой.
Валера изготовился разлить еще по одной,
но ему помешала Алла Михайловна.
— И что вы, балбесы, как вместе
соберётесь, так в стакан и смотрите!
— Мамуль, мы ж с Динькой и Владом
максимум раз в год встречаемся. Если
складывать по фактическим меркам время,
то около десяти лет назад мы из этого двора
разъехались. Денис вообще из Питера уехал.
— Ну так и проводили бы совместное время
с пользой. В театре когда последний раз
был?
— Ты бы ещё в цирк нас отправила, —
рассмеялся Валерка.
Алла Михайловна уже не обращала на друзей
внимания. Она крутила диск, стучала по
кнопкам отбоя и даже потрясла телефон,
пытаясь его реанимировать. Валерка с
беспокойством посмотрел на мать.
— Мам, ты чего? Знаешь же, что нет
связи. А телек, по-видимому, и заставку
не показывает.
— Надо Костика предупредить, — ответила
Алла Михайловна, все продолжая мучить
аппарат.
Костя — её племянник, жил в Риге.
Летом восемьдесят третьего поехал вместе с
друзьями отдохнуть на дачу. Ночью дом
загорелся. Константин получил обширные
ожоги и умер в больнице.
— Тётя Аллочка, Костик в начале
девяностых погиб, — подал голос Денис,
— а сейчас восьмидесятый. Я думаю,
скоро разберутся, что к чему и всё будет
работать, как прежде. Успеете
предупредить. И дядя Рудик не допустит
потери своего сына повторно. Вы лучше
представьте его радость, когда он снова
увидел Костика живым и здоровым.
Алла Михайловна успокоилась, села на
табурет, но телефон продолжала держать в
руках.
— За это, точно, надо выпить, —
Валера, сияя, поставил третью рюмку. —
Ты не против, мам?
— Наливай, балабол.
Когда посуда опустела, Денис встал.
— Пойду я. Надо в Приозерск ехать,
узнать, как там, да что.
— Ой, и правда! Снежана ведь… — Алла
Михайловна не договорила, но Денис её
понял.
— Отец уверен, что природа справедлива и
все доброе восстановит.
— И это нельзя оставить без внимания, —
Валера вновь взялся за бутылку.
— Тьфу, — сплюнула в сердцах Алла
Михайловна.
— Валерка, ты меня куревом снабдишь?
— Не вопрос. Вон на холодильнике два
блока. Бери, сколько надо.
— Тьфу на вас еще раз! — сказала мать
Валерия и ушла в комнату.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/872