История

Владимир Исфаров
Ранним майским утром, далеко за городом прогуливались две , очень значимые дамы – важная, умудрённая  опытом Судьба и молоденькая, суетливая и смешливая Маленькая Удача.
Сначала прогуливались молча, а затем разговор у них завязался, как у большинства собеседников, с мнения  о погоде.
-- Дорогая Судьба, согласись со мной, сегодня, просто, прелестное утро! А, туман? По моему, он добавляет интригующей таинственности в окружающий пейзаж.
-- Меня умиляет твоя наивность – подруга. Хотя я, здесь, совершенно согласна с тобой – утро  прекрасно благодаря, именно, туману, он очень удобно прикрывает, всю мерзость окружающей   действительности.
Юная собеседница не унималась:
-- Твой сарказм, сейчас, совершенно неуместен. Вот посмотри, как романтично, в белесой дымке, смотрятся деревья, или  вот, правее, до чего же, приятная деревенька. Дома видны, только, силуэтами и над ними дымок, который, сливается с общей туманностью. Красиво!
Старшая дама, просто, зашлась смехом.
-- Милая подруга! Молодость всё видит в розовом свете, но всему есть пределы – разуй глаза! Это же кучи мусора не санкционированной городской свалки, а дым,   потому что  этот мусор горит!
Подойдя ближе, они увидали громадную площадь заваленную мусором. Никаких сомнений, не оставлял и явственный запах вульгарной помойки.
Судьба усмехнулась, а Маленькая Удача загрустила.
Однако юность беззаботна и долгая грусть не для неё.
-- Смотри, человек, какой то? Пойдём, поглядим на  него!
-- На что смотреть! На оборванца! Человек на свалке в такое время? Ему явно не позавидуешь
Всё, таки, они приблизились к нему.
-- Правда, он смешной? – не унималась молодая – у него очки с одним стеклом,  и одет интересно   в грязном костюме, но при галстуке.
-- Понятно! Он здесь живет.
Величественная Судьба покачала головой, а Маленькая Удача неожиданно улыбнулась ему…

Ивану Ильичу неожиданно повезло. Он сегодня встал очень рано и хотел, было, направиться в город – и надо же, такая удача! На свалку, ранней пташкой, приехал грузовик со строительным мусором, который накопился при постройке частного дома, одного «новорусского» дагестанца.
Надо сказать, что чаще всего мусор привозили рано утором, и это имело свой смысл. Так, как, свалка создавалась стихийно, сгружать здесь мусор запрещалось.
Городская администрация признавала единственный способ борьбы с нарушителями – штрафы.
Отходы везли, штрафы оплачивались, свалка разрасталась и уже занимала огромную площадь.
Почему везли утром? – Мусор вывозили, в основном, наёмные водители, имеющие в собственности грузовую машину. Они объясняли нанимателю положение о штрафах и те приплачивали за риск.
Время с четырёх часов утра до шести самое спокойное – спят люди, особенно, кто бурно провёл вечер. Спят юбиляры, клерки, спят, бандиты и проститутки, спят и блюстители законности, впечатав в подушки тяжёлые не опохмелённые головы. Потому, и везли, и выгружали  ранним утром, дабы иметь от своей, не хитрой работы наибольшую выгоду.

Старенький ЗИЛ- 130 не подъезжая к основным, большим кучам, поднял кузов, вывалил содержимое на зелёную травку. Обрывки обоев, доски, старая полка, обломки кирпича и кафельной плитки обрушилось вниз в облаке пыли. Но, самое главное, с кузова, в общей куче строительного богатства, выпал большой лист многослойной фанеры, выкрашенного с одной стороны.
. Даже беглого взгляда, сквозь не осевшую пыль, было достаточно для оценки преподнесённого подарка – это же целый дом!
Водитель из машины не вышел, даже не выглянул из кабины, опустил кузов и уехал.
Времени на раздумья нет, Иван Ильич первым делом ухватил фанерный лист и поволок его к своей норе.
Лист оказался тяжёлым и тащить неудобно, пришлось делать две остановки,  что бы отдышатся.
Иван Ильич тащил фанеру волоком, стараясь  как можно меньше шуметь и  не привлекать внимание.
Притащил , бросил у входа и скорее назад за остальным…
Кроме досок, палок кафеля он раскопал два, ещё не распечатанных, рулона моющихся обоев.
-- Ого! Даже руки задрожали.
Ходил к куче ещё несколько раз, пока совсем не обессилил, а можно было ещё, кое - что прихватить.
В город, конечно же, не пошёл. Лёг, в изнеможении, на приобретённый материал и уснул.
Кто же он и чему улыбается во сне, человек, лежащий на фанерном листе.

Иван Ильич бывший учитель Истории в средней школе. Всю жизнь прожил бобылём, из родных никого не осталось. Сестра умерла рано и он жил с мамой, сначала в стареньком домике, а когда попали под снос, им выдали двухкомнатную квартиру. Мать умерла, и он остался совсем один.
Работал в школе сея  разумное, доброе, вечное. За многолетний труд получил несколько Почётных грамот.
Подошёл пенсионный возраст и в аккурат развалился Советский Союз, Но и на пенсии Иван Ильич не бросил работу и как всегда одетый в старенький костюм, неизменно в галстуке, с объёмистым , потёртым портфелем, за долго до начала уроков, шёл в школу, что бы, затем уже к вечеру идти домой в числе самых последних.
Не большие сбережения после денежной реформы «сгорели» на нет, но он отнёсся к такому казусу вполне равнодушно. Да и правда,  в еде Иван Ильич был не прихотлив, в одежде старомоден и не притязателен. Другое,  он перенёс намного болезненней. «Ужимали» учительский коллектив, его как пенсионера сократили в первую очередь.
Иван Ильич сердечно попрощался  с коллегами, кого то похвалил, кому то дал совет, собрал вещи и ушёл из школы.
Больше никогда в школу не приходил и ни с кем из учительского состава старался не встречается.
Для него настали трудные времена, особенно когда по три месяца задерживали выплаты по пенсии, но это всё временно. Бывший учитель приспособился подрабатывать на рынке. Помогал торговцам с уборкой, подвозил, что попросят на своей тележке. Выполнял работу, не изменяя привычке, очень добросовестно и так же ходил в костюме и галстуке.
Но серьёзные неприятности у Ивана Ильича начались с визита неожиданного гостя.
Однажды, ближе к обеду, в дверь позвонили, продолжительным звонком. Иван Ильич открыл дверь и увидел незнакомого мужчину средних лет, плотного телом, разговаривающего с ленцой и быстро бегающими глазами. Незнакомец не представившись, просто, попросил, что бы его выслушали.
Учитель пригласил его в квартиру, предложил чаю, но мужчина насмешливо отказался. Иван Ильич понял отказ, по своему,  и достал из буфета, застоявшуюся, ещё с того года, бутылку вишнёвой наливки.
С чем пришёл неожиданный гость он пока не догадывался, но как- то, сразу покоробило, то, что незнакомец протопал в комнату, не снимая обуви.
Скромный, старый интеллигент не показал недовольство, предложил сесть за стол, разлил наливку по пятьдесят грамм в маленькие стаканчики.
Мужчина уселся (под мощным тело стул проскрипел, чуть ли не человеческим голосом) полностью проигнорировав предложенную наливку. Покрутил головой, оглядывая комнату и  вдруг резко повернувшись, впился не мигающим взглядом в бывшего учителя Истории

-- Слушай дед! Внимательно слушай. Есть у меня к тебе предложение – обмен предлагаю. Твою хибару, то есть, квартиру, мы забираем, а тебе другую хату за городом предоставим. Представляешь – собственный дом, огородик, яблоньки, груши, природа кругом. Ну чего тебе на этажах делать? Там жить, как в Раю будешь. Если захочешь, мы тебе даже приплатим деревянными или зелёными. Делать самому ничего не надо, только подпишешь пару бумажек, и документы твои на время возьмём. Оформим и вернём в лучшем виде. Вот твой дом – незнакомец положил на стол фотографию – полюбуйся, просто дворец! Короче, повезло тебе…
--Подождите, подождите – наконец то перебил его Иван Ильич – я не собираюсь менять квартиру на дом. Я никаких объявлений не давал, мне лично и здесь хорошо.
-- Это пока хорошо, а будет плохо, и долго ты здесь не протянешь – зло процедил незнакомец.
-- Ладушки дед, базар кончаем. Ты вещички собери, мы  тебя перевезём, бабки заплатим, и живи и радуйся. Я тебя с ответом не тороплю, подумай, а завтра я приеду и мы…
Иван Ильич решительно встал и указал на дверь
-- Уходите, пожалуйста! никаких обменов! Больше не приходите!
Незнакомец хмыкнул в кулак
-- Ладно, мухомор, разошёлся! От своего же счастья отказываешься. Я же говорю, до завтра, подумай, а там, может, и перетрём полюбовно. А?
Ещё раз оглядел комнату и ушёл, оставив входную дверь приоткрытой.
Иван Ильич закрыл дверь, вернулся в комнату. Руки его дрожали от негодования.
Он, конечно, понял, что у него в гостях был не лучший представитель современного общества – жулик или рэкетир, в общем, бандит.
--Завтра пойду в милицию! Пускай проверят этого человека – решил про себя старик.
Ночью у него разболелась голова. Уснуть не получалось, а к утру стало совсем плохо – в ушах стоял звон, перед глазами мелькали тёмные мушки. Придавливало сердце и дышалось с трудом.
Иван Ильич по телефону вызвал «скорую», доплёлся до двери, открыл защёлку и снова лёг.
Машина «Скорой помощи» приехала на удивление быстро. В квартиру зашли два молодцеватых санитара и молоденькая медсестра. Она осмотрела учителя, замерила давление, сделала два укола.
Не смотря, на молодость, медичка действовала решительно и профессионально, и уколы делала быстро и не больно.
Стало лучше, но навалилась слабость и сонливость.
-- Сейчас мы заберём вас в больницу – защебетала медсестра, – и ни каких возражений! Дело серьёзное.
Старый учитель пытался возразить, но все его попытки отказаться от госпитализации, были немедленно отклонены.
Санитары принесли носилки.
--Что вы! Что вы! – замахал руками Ильич –  сам пойду!
-- Мы не имеем право рисковать вашим здоровьем! Да, не волнуйтесь вы так,  денька через три будете здоровы и вернётесь домой. Давайте соберём документы. Ложитесь, по тихонечко. А теперь уносите – командовала медсестра – я пока запру дверь.
Когда Ивана Ильича выносили из квартиры, в приоткрытую дверь выглядывала испуганная соседка.
Во дворе тоже были знакомые. Старику стало стыдно за своё состояние, он даже сделал попытку встать, но его придержали и быстро погрузили в машину.
Привезли в 6-ю Городскую больницу, приняли и определили в палату.
Два дня Ильич честно пролежал в постели, принимая таблетки, не отказывался от уколов, но на третий день направился к врачу – попроситься на выписку. Уже подошёл к кабинету и взялся за ручку двери, как услышал разговор.
О чём говорили непонятно, но один из голосов узнал, точно – он принадлежал тому, не званному гостью, который предлагал обмен.
Заходить расхотелось, и учитель вернулся в палату.
Снова заболела голова, и стало потряхивать как в ознобе. Попросил соседа по койке позвать медсестру, та прилетела пулей, замерила давление, сделала укол и запретила вставать.
Прошло ещё два дня, и при утреннем обходе Иван Ильич заговорил с врачом о выписки .
-- Отпустите меня домой, ради Бога, я здесь зачахну от скуки.
Врач как-то растерянно посмотрел на него
-- Подождите, полежите у нас ещё с недельку. Надо весь курс лечения пройти, что бы окончательно выздоровели, окрепли, а потом отправим домой, как положено.
Прошло ещё три дня.
Всю жизнь Иван Ильич старался придерживаться общественных правил, не нарушал порядка и был, наверное, одним из самых законопослушных граждан  России, но сегодня он, в  первые, решил поступить по своему и вопреки строгому запрету доктора съездить домой.
Одолжил, у соседа тридцать рублей и тихонько удрал из больницы, никого из медперсонала не предупредив.
Иван Ильич доехал до своего дома, поднялся на второй этаж, к своей квартире и хотел ключом открыть дверь, как вдруг заметил, что дверь не заперта и из квартиры, доноситься, какой- то шум.
-- Странно – подумал учитель  --  уж не воры ли это?

Заглянул в открытую дверь и страшно удивился – в прихожей не было никаких вещей, на стенах не было обоев, на полу сидит, какой-то не русский и ковыряет линолеум.
Неизвестный тип мельком глянул на Ивана Ильича и продолжал ковыряться, как у себя дома.
-- Вы кто?
-- Я? Не русский снова поднял голову. – Я Закир, бригадир, ремонт делаем, -- С сильным акцентом проговорил он.
Ильич удивился ещё больше.
-- Какой ремонт? Я никакого ремонта не делаю?
-- Ты, конечно, не делаешь, это я делаю – смеётся Закир – у тебя дело ко мне или так просто спрашиваешь.
-- Почему вы здесь? Что это значит?
-- Э, уважаемый, я тебя не понимаю, почему ты так говоришь? Меня нанимал хозяин, я делаю ремонт, всё нормально. У тебя какие есть вопросы?
-- Я хозяин этой квартиры! Что вы здесь делаете?!
Не русский оказался в прочем очень быстро думающим парнем.
--Постой, додо, не шуми. Меня нанимал хозяин квартиры, документ показывал, задаток давал, всё объяснял и мы делаем по закону. Не спеши, сейчас я по мобильнику позвоню, с ним и разбирайся. Я тоже не хочу, всякий , такой, не понятный. Хозер, ма, шинит – переходя на свой язык, сказал Закир и подставил стульчик. Стал звонить по мобильному телефону.
Хозяин, на которого ссылался бригадир, приехал очень быстро.
--Здравствуйте – очень вежливо сказал он – вы бывший хозяин этой квартиры? Рад познакомиться. Пойдёмте со мной, сейчас вы всё поймёте.
Взял Ивана Ильича под локоть и повёл его вниз по лестнице, вышли из дома, подошли к внушительному внедорожнику.
-- Садитесь, пожалуйста.
Когда сели в машину тон разговора резко изменился. Новоиспечённый хозяин квартиры заговорил зловещим шёпотом:
-- Извините, а вы кто такой? И почему влезаете в мои дела? Покажите паспорт, прописку, документы на квартиру -  я покажу  свои. Квартира моя понятно!
Иван Ильич оторопел.
-- Паспорт у меня в больнице, а документы на квартиру дома. Я же в больнице лежу…
-- Не надо говорить, то чего нет! В моей квартире, ничего твоего нет , ни документов, ни вещей! Не парь мне мозги! В больнице лежишь! Поехали в больницу, посмотрим, как ты там лежишь.
До больницы доехали окружными путями, но достаточно быстро.
-- Пошли, пошли сейчас узнаем – лежишь ты в больнице или стоишь?
Мужчина почти силой вытащил Ивана Ильича из машины, настойчиво направляя к проходной.
Старый учитель плыл головой, плохо соображая от перенесённых волнений, шёл как автомат совершенно не чувствуя ног.
Единственная мысль цеплялась за сознание:
-- Откуда он знает, в какой я больнице лежу, если я ему не говорил.
Мужчина подвел Ивана Ильича к приёмному окошку – оно было закрыто. Постучал.
Оно открылось, высунулось недовольное лицо.
-- Чево нужно?
-- Скажите, Морозов Иван Ильич, в какой палате лежит?
-- Щас узнаю.
Через некоторое время лицо снова показалось в окошке.
-- Морозов лежал в восьмой палате. А, что вы хотите? Он умер неделю назад и родственники его забрали. Не верите? Вот, такая запись есть. А в больницу не пущу!
В окне демонстративно была выставлена, исписанная тетрадка, где вполне возможно такая запись и было, но учитель из-за нахлынувших слёз и сильной слабости уже ничего прочитать и возразить не мог.
Мужчина, прихватив, его за локоть повёл его назад к машине.
-- Ну, что, дедок, вот всё и выяснили! – Злобно улыбаясь, зашептал новый хозяин квартиры
-- Ты, оказывается, умер! Паспорт, естественно, на свалку выкинули, документов на квартиру нет. Квартира записана на меня  так как, мы с тобой её переоформили, пока ты ещё живой был.
--  Ты не тушуйся, всё будет нормально, только не упрямься. Вещи твои в Мартыновке, я тебя туда отвезу, там лачужка неплохая. Немного денег приплатим, и поживёшь ещё, а без документов, ну кому что докажешь. Без бумажки ты бу…
Но Иван Ильич не слушал и только шептал :
-- В милицию надо идти в милицию…
Мужчина отошёл от машины и позвонил по мобильнику и снова подошёл к учителю
-- Далась тебе эта милиция! Ну что ей скажешь? Будет тебе милиция, обязательно будет!
Он схватил Ивана Ильича за руку,
-- Подожди, не уходи. Давай поговорим по человечески…
-- Не о чём я с вами говорить не буду, отпустите мне надо идти!
-- Да, ты до милиции не дойдёшь…
-- Не ваше дело…
Пока они пререкались, подъехал милицейский УАЗ. Из него вышли двое в форме
-- В чём дело, вызывали?
Помогите деду разобраться, он никак не поймет в чём дело, претензии всякие…
-- Понятно – сказали милиционеры – садитесь, поедем в отделение.
Легко подхватив старика с двух сторон, усадили на заднее сиденье в УАЗ.
-- Ой! Осторожнее – воскликнул новый хозяин квартиры – у него больное сердце.
Милиционеры весело махнули рукой, мужчине с которым приехал Иван Ильич и он ответили так же.
И тут стало страшно бывшему учителю Истории, и уловил суть суеты вокруг него. Попытался вылезть из УАЗа, но ему не дали, плотно поджав с двух сторон.
-- Ну чего дёргаешься? Сейчас отвезём тебя домой и будешь жить и никому не мешать.
-- Я в школу пойду, в администрацию, я добьюсь своего…
Зря, наверное, сказал. Милиционеры, как то напряглись, сильнее притиснули его, так что стало трудно дышать.
-- Понятно. Поехали, на «зелёнку2
Выехали за город. В густых зарослях акации вытащили старика из машины и стали избивать.
В общем, били недолго. Несколько сильных ударов, тыльной стороной ладони, в грудь, в голову, и учитель, схватившись за сердце, повалился в жёсткую траву…
Очнулся он, когда  темнело. Было ещё тепло, но воздух уже набирал сырость. Иван Ильич лежал, тупо уставившись в затухающее небо. Сильно болела голова, ломило грудь, но как не странно на душе было спокойнее. Видимо изверги долго не били, решили, что умер и бросили своё, гнусное, мероприятие.
Что произошло с ним, он помнил, только  в ощущении времени несколько потерялся, словно было это вчера или ещё раньше.
С трудом поднялся – руки, ноги целы. В кармане нашёл очки, одно стекло треснуло. Захотел отряхнуть брюки, нагнулся, из носа пошла кровь. Справившись с кровью, решил выбираться с этих мест.
Продрался  сквозь кусты и вышел на просёлочную дорогу. Через некоторое время поднялся на возвышенность, огляделся.
С одной стороны, в метрах ста горел костёр, а с другой светились разноцветные огни далёкого города.
Иван Ильич постоял , подумал и пошёл в сторону костра.
Когда приблизился, заметил сидящих у огня людей и снова остановился. Он боялся сейчас сидящих кучкой людей, освещённых трепетным пламенем костра, он боялся покинутого города, он боялся остаться один…
Пересилив себя, бывший учитель Истории пошёл к людям.
Услышав шаги Ивана Ильича, сидящие настороженно повернули к нему головы. Никто не поднялся, никто ничего не спросил. Когда он уже совсем был рядом, молча потеснились, уступая место, и продолжали сидеть.
Ветерок доносил из темноты запахи свалки, однако, от самого костра тянуло печёной картошкой, и на проволоке поджаривалась кусочки колбасы, сосисок и кое какие овощи.
Только сейчас Иван Ильич вспомнил, что не ел целый день.
Все сидели, словно ждали ещё кого-то. Так оно и оказалось. Минут через десять, послышались шаги и
 подошёл массивный телом, но хромающий мужик, с рыжеватыми, всклоченными волосами. По тому, как его встречали, чувствовалось, что он здесь за старшего. Иван Ильич заметил, что у него, ко всему ещё, не работает левая рука. В сравнении с правой рукой огромной и сильной, левая, казалась, совсем, усохшей.
-- Смотри Кабан к нам, ещё один привалил.
Рыжий промолчал и уселся ближе к огню.
Посидели, помолчали. Пришёл парень, явно не русский, протиснулся к Кабану, уселся рядом и вытаращился на учителя.
-- О! Иван Ильич! Я вас знаю, а вы меня помните? Я учился у тебя, тогда, давно…
Пришедший называть себя не стал, но учитель его помнил, в основном потому, что он был у него единственным учеником по национальности  калмык.
Рыжеватый вопросительно глянул :
--Чё Калмык, знаешь этого мамонта?
-- Знаю, конечно, это учитель, преподавал Историю, зовут Иван Ильич.
Кабан осклабился:
-- Ильич говоришь. Вот так история! – но сразу же, как-то, подобрел.
-- Садись дедок к огню поближе, а то вижу, трясёшься весь.
Затем обратился ко всем.
Хавки дайте в мой счёт…
С этого дня Иван Ильич остался жить среди местных обитателей городской свалки.
 Почему он не вернулся в город? Почему не стал добиваться справедливости? То ли устал, то ли не захотел, то ли испугался всесильного переплетения номенклатуры, силовых структур и преступности... в какой- то мере, это осталось неведомо для него самого. Ну, остался, ну, так решил, а точнее ничего не решал, получилось само собой.
Здесь на городской неофициальной свалке обосновалось общество бродяг. Обитатели мусорного микрорайона представляли, очень, разношёрстную публику; здесь и спившиеся врачи и обманутые пенсионеры, просто ушедшие, за ненадобностью, из семьи дети, старики, инвалиды и пр.
 Однако изгоями они себя не считали. Многим такая жизнь, даже, нравилась, или, скажем вернее, согласились с такой жизнью.
Главное, у всех была своя жилплощадь. Архитектура по местному колориту весьма своеобразная – тут  и одиночные флигели, и семейные коттеджи. Самое высокое строение, полтора метра над уровнем земли, принадлежало Кабану, потому что он был самым большим. В гостьи ходить в этом обществе не принято, хвастаться своими успехами или жаловаться на жизнь – себе дороже.
Законы и негласные правила, установленные местными обитателями специфичны и суровы, по своему, справедливые. Как и во всяком обществе имелось руководство в лице покалеченного, но физически сильного человека по кличке «Кабан». Несколько его подручных, тоже не хилые ребята требовали подчинения приказам вожака.
Хотя любые приказания Кабана исполнялись безоговорочно, имелись местные законы, которых придерживался он сам.
К примеру – обладание личной собственностью, – никто не мог отнять какую либо вещь силой; проиграть, пропить, проесть – пожалуйста, но если отобрать или украсть, последует суровая кара.
К тому же работало правило первой руки. Кто либо, нашедший, что либо, первый, наложив на вещь руку становился безоговорочным обладателем. Спорные вопросы решал вожак.
Кому везёт, много приносит еды и лучше других находит ценные вещи, здесь уважаемый человек.
На таком привилегированном положении находилась Махота – женщина неопределённых лет, в пределах от сорока до восьмидесяти, безносая и косоглазая, очень везучая в мелочах и с переломанной судьбой в главном.
Местом общения, главное место встреч, обсуждений, принятие коллективных решений, получение приказаний от вожака, местом общего ужина являлся костёр.
Жгли костёр каждый вечер. На нём присутствовали вожак, и кто-то из его свиты, для остальных явка по желанию и по здоровью.
С собой на костёр приносили еду и вместе ели. У кого не было, с ними делились, с учётом того что они в следующий раз возместят в чуть большем объёме. Любые отговорки приводили к усугублению долга.
Так сложилось, что в этом сволочном братстве не допускался обман. – Не хочешь не говори ( если не спрашивают) но не ври.
Неудачников сторонились. Над их несчастьями смеяться и издеваться не будут, могут словесно посочувствовать , может быть, но никто помогать не будет , даже в малом.
Если человек умирал, наследство  переходило к вожаку, а он уже на своё усмотрение, за какие, ни будь заслуги, мог отдать, кому хотел.
Называли себя по кличкам, исключением являлся только бывший учитель, которого стали называть – Ильич, благодаря рябому калмыку, узнавшего его при первой встрече.
Правда, по тону,  отчество произносилось действительно как заурядная кличка.

Что снилось Ивану Ильичу ни кто никогда не узнает, он и сам того не запомнит. Видно сон уносил совсем в другое, счастливое время, в другую жизнь. Поэтому  проснувшись  он никак не мог вникнуть  в нынешнею непривлекательную действительность. 
Он привстал, растирая затёкшую руку. Прищурившись, посмотрел на припекавшее солнце, примерно определяя время. Осмотрел прилегающий, воняющий пейзаж и уже более внимательно  принесённый стройматериал.
Немного подумал, размялся и начал действовать.
Первым делом позавтракал двумя корочками хлеба (не в переносном смысле, а реально съел две корки хлеба, предварительно размочив их водой из пластиковой бутылки) Затем стал ломать свою старую лачугу.
С этим делом справился быстро – убрал центральную стойку и всё рухнуло.
Расчистил площадку, углубился в землю и начал настилать пол. Установил две опоры , на них уложил фанерный лист. проложи стену и крышу фанерными коробками, а по ним уже плотно рубероидом.  Придавил железками…
Трудился весь день. А когда солнце свалилось за деревья, разбрызгав оранжевое зарево на редких облаках, в конец, обессиленный Ильич, свалился на вновь сооружённое ложе и моментально уснул.
Ночь пролетела, как мгновение и когда проснулся утром, сознание с первых секунд было чётким, и он знал, что надо делать.
Иван Ильич немного полежал с открытыми глазами, подумал и решил, что жизнь, всё, таки, не такая уж и плохая. В первые, за последние несколько лет его нынешнее желание совпадало с его возможностями, тем более в таком вопросе как постройка собственного дома.
Он встал, смочил лицо, посвежел и снова взялся за строительство.
В город решил не ходить, что бы, не терять времени. Воды на день хватит, а вот продуктов…
Работал часов до трёх (часов нет – всё приблизительно) и почти закончил, но что-то не рассчитал с выносливостью, почувствовал себя плохо. В глазах потемнело, появилась дрожь в теле, особенно в ногах. Пришлось лечь и отлёживаться до вечера.
Набравшись немного сил, Иван Ильич отправился к вечернему костру, немного перекусить.
Кабана в этот раз на костёр не пришёл и за руководство управлялся Калмык. Увидев бывшего учителя, он весело пригласил его сесть рядом.
-- Смотрю, Ильич ты дом строишь? Молодец! В город, понятно не ходил. Бери кушай, хавки куча, я сегодня постарался.
Серьёзных разговоров не говорилось, и Ильич отправился в свою ночлежку пораньше.
После ужина появилась бодрость и хорошее настроение
Как не странно, но за время пребывания, здесь, на свалке, его здоровье, как бы улучшилось, появилась уверенность в себе. Может быть из-за того , что появилась некая цель, ещё неосознанная, не продуманная, но уже заполняющая внутреннее, подсознательное.

Утром жгли костёр. Такое происходило не часто, только по необходимости. Утренний костёр являлся сигналом к обязательному сбору, по случаю значительных новостей или какого либо указания вожака.
Кто принёс еду, поделили между всеми.
Иван Ильич снова пришёл без пищи. Все приняли такое положение безразлично – сам виноват, в следующий раз принесёт больше.
Он сел, с наветренной стороны впитывая тепло, стареньким телом прислушиваясь к новостям, которые со своими комментариями излагал Цыган.
Кабан главный распорядитель костра подбрасывал в огонь палки и бумагу от картонных коробок.
Цыган не сказав ничего значимого, замолчал.
Кабан докурив «чинарик» до самых губ, сплюнул, выдохнул:
--  Вчерась Чикомас с ментами почапался. Таскали в отделение, спрашивали, кто такой и откуда взялся. Наваляли, естественно по почкам. Сейчас он в своей берлоге лежит, не встаёт. Что с ним будет мне по барабану, но если кто ещё на конфликт, с властями, пойдёт – убью!
Больше ни о чём не говорили, посидели и разошлись.
Иван Ильич подался в город, мечтая сразу же найти недоеденный бутерброд завёрнутый в свежую газету.
У каждого жителя «Мусораграда» в городе свой район для добычи пропитания. Ильич ходил на автовокзал и железнодорожный вокзал. Здесь проще найти еду. Вдоволь можно собрать кусочки хлеба и пирожков, оставленных на каменном ограждении загаженной речки, для птиц заботливыми людьми. Среди брошенных бутылок попадались, даже, на треть заполненные, напитком. Иногда, везло, и находились бутылки со спиртным. Иван Ильич спиртное не пил, но для растирки или обмена, вполне, годится.
Обычно подкрепившись, чем Бог послал, он ходил между газетными киосками и уличными продавцами, доставал, какую не будь, газету или книжку, читал и подрёмывал на лавочке.
Затем шёл в буфет к Дуське.
Дуся полная, крикливая женщина, уважала Ивана Ильича за честность и обходительность. Она всегда находила для него, что более съедобное и помягче, а он помогал ей с уборкой мусора внутри буфета и на территории. Если требовалось перенести ящики, более тяжёлые, тащили вдвоём.
Дуся посмотрит на Ильича, вздохнёт и говорит:
-- Вот издохнет мой паразит, тебя к себе возьму, уж больно ласковый. Только ты супротив моего лодыря, скорее сам скандыбишься, тот ещё меня переживёт.
Ещё у престарелого учителя был друг – пёс неизвестной породы. Шелудивый, как и  все бродячие псы и удивительно сообразительный. Ещё бы! Сумел избежать, несколько, грандиозных облав, устроенных собачниками.
Умная собака всегда находила для себя пропитание, потому не страдала излишней худобой.
Кроме ума у пса было чертовское обаяние. Немного  странный обвис, когда то порванной, нижней губы, создавал на морде подобие улыбки. Люди покупались на искусственное благодушие и пса зря не обижали.
С бывшим учителем у него,  всё же  настоящая дружба.
Иван Ильич старался подкормить лохматого друга. Тот доверчиво брал прямо с рук, чего больше не позволял никому, и убегал дальше, по своим собачим делам.
Когда учитель подрёмывал сидя на скамейке, пёс ложился рядом на асфальте и тоже спал. В этом была своя собачья хитрость – он мог спокойно спать, так как Ильича принимали за его хозяина, а значит, пёс не бродячий и не тронут.
Вечером учитель шёл домой (на свалку), звал пса с собой – тот не шёл, стоял, смотрел в след, но не шёл.
За лохматость Ильич прозвал пса Кромвелем.
В этот вечер Иван Ильич и наелся и набрал припасов с собой, еле тащил. Зато, приятно возвращаться в новый дом. Хибарка новая, просторная и тёплая. А дверь! Такой двери нет ни у кого  - старый кусок брезентового тента от автомашины, со встроенным стеклом. Дверь подшита одеялом – жарко поднял --  холодно опустил. 
Иван Ильич забрался в свою хижину, снял обувь и улёгся на лежанку.
 Он лежал и думал о школе, не о той далёкой в прошлом, а новой здесь на свалке, для пятерых местных ребятишек. Они хотя и разные по возрасту, однако по степени уровня знаний,  скорее всего на одном уровне.
Всё же, бывших учителей не бывает. Иван Ильич думал, как устроить обучение ребят.
-- А что! Вопреки обстоятельствам!
Он уже собрал многие книги по школьной программе. Находил тетради, не исписанные до конца, вырывал использованные листы, а чистые складывал в стопку. Карандаши и шариковые ручки на свал тоже не проблема. А чем плоха чёрная фанерная доска – совсем как в классе! Помещение тесноватое для пятерых, зато теплее будет зимой. Надо мел настоящий достать, а то известковым всю краску с доски сотрёшь.
Утром Иван Ильич не смог подняться. Было начало августа – днём жарко, ночью прохладно. О н проснулся от боли в суставах и подумал, что это от холода. Кроме того наваливалась тошнота, сильно хотелось пить, всё тело казалось невесомым, а голова тяжёлая давила в низ.
С трудом повернулся на бок, дотянулся до бутылки с водой. Глотать больно. Болело всё же не горло, а мышцы шеи.
-- Кое, какие запасы еды есть, воды хватит, а там, глядишь, денёк отлежусь, и станет лучше – успокаивал себя старик.
На второй  день стало ещё хуже. Тело ломило, старое одеяло не согревало, хотя на улице стояла жара.
Пролежал  второй день, почти не шевелясь. Допил всю воду.
На третий день боли прекратились, навалилась слабость, и тогда впервые учитель подумал о смерти.
Ближе к полудню почувствовал чьё то дыхание прямо в ухо, повернулся. На него, с высунутом языком и улыбкой смотрел пёс Кромвель.
Сквозь зелёные круги перед глазами, голова собаки была похожа на человеческую, от чего смотрелась ещё смешнее.

Ильич из последних сил сунул руку под подушку кусок очерствелой пиццы, протянул псу.
Кромвель осторожно взял кусок из рук, лёг на пол и стал грызть, поглядывая вверх и улыбаясь.

Учитель закрыл глаза, толи уснул, толи потерял сознание.
Когда очнулся, увидел, что в его лачугу заглядывает Калмык.
-- Ты чего Ильич? Живой? А я думал, что тебя собаки жрут, смотрю отсюда одна выскочила. Лежишь, на костёр не ходишь. Заболел?
-- Воды, ради Бога, воды – прошептал старик.
-- Сейчас, Ильич, сделаем
Воды Калмык принёс быстро, две полуторалитровые бутылки.
Учитель попил и слегка полегчало.
Заботливость Калмыка объяснялась видом на жильё и его нехитрый скарб. В случае смерти старика многое отсюда досталось бы ему за долги, и таская воду он увеличивал долг учителя.
Вечером пришёл Кромвель. Иван Ильич гладил его по голове и уснул со свешенной рукой.
Пёс остался у него и больше не уходил.
Ивану Ильичу становилось лучше с каждым днём. Он уже стал выходить к общему костру, что бы узнать новости и поесть, так, как сил сходить в город не было.
Люди делились без упрёков, но старик понимал – долг растёт, и никто не сбрасывает, ни один кусок хлеба.
Через неделю учитель сам ходил в город. Однако, добыть пищи с запасом, не получалось.
Кромвель, единственная его отрада, не объедал своего друга (Ильича никак нельзя назвать хозяином собаки, пёс вольный и связывает их просто дружба). Он сам добывал себе еду и иногда даже приносил кость старику. Учитель ласково отказывался и Кромвель, улыбаясь, грыз принесённую кость, поблёскивая глазами.
Ильич гладил его приговаривая:
-- Умница мой, кормилец…
Кончились жаркие дни, чаще шли дожди, мелкие, с ветром.
Иван Ильич совсем поправился и снова обратился к своей мечте к своей мечте учить ребят.
Он нашёл тут же на свалке ещё два учебника и теперь уже был готов начать учёбу. К следующему костру объявить о своём намерении.
Но на следующем костре разговор пошёл по иному руслу.
Когда Иван Ильич подошёл на утреннее собрание, Кабан мрачный, как никогда, завёл разговор, без лишних предисловий:
--Ильич, мы к тебе с уважением относились. Ты знаешь должок за тобой – не по совести, не отдаёшь. Они, что хуже тебя? От своего отдавали, никто не зажимал. В общем, так, сам знаю, не соберёшь ты столько. Но мы на тебя не в обиде, ты нам свою собаку отдай. Хоть пацаны мяса вдоволь наедятся. Пёс справный, не дистрофан какой, так долг с тебя и спишем.

-- Что вы, что вы! – замахал руками учитель – как же я его, а?
Кромвель ходил рядом с Ильичом, но никогда не подходил к костру. Вот и сейчас, стоял не далеко, наблюдая за сидящими.
Старый учитель, согнувшись ещё больше, побрёл домой. Пёс с радостью бежал рядом.
Иван Ильич зашёл в лачугу  сел на самодельное ложе, натянув на плечи добротное одеяло сшитое из трёх солдатских шинелей. Кромвель туда же сунул голову.
Обнял собаку.
-- Никому я тебя не отдам! Пойду к Дусе выпрошу съестного побольше , отдам долг, а то и правда нехорошо. Расплачусь,  о школе заявлю, и всё будет прекрасно!
Друзья немного отдохнули и пошли в город.
Неудачно начатый день закончился так же неудачно.  Буфет не работал, и Дуси не было. (Она хоронила мужа). Ильич  собрал только объедки. Кромвель бегал по вокзалам более удачно, наелся, правда, досталось бутылкой по спине – что поделаешь,  издержки свободной жизни.
Вернувшись, домой по темноте, Ильич зажёг светильник. Хорошо поужинали, ничего не оставив на другой день. Затем задув светильник, легли спать.
Учитель на полу, пёс на полу. По правде сказать, лежанка, не намного, возвышалась над полом, и потому, можно, было, сказать спали рядом.
На другой день Иван Ильич проснулся поздно, выспавшийся и отдохнувший.
-- Где же Кромвель? Наверное, не дождался и в город побежал? – сказал вслух, но подумал совсем о другом и встревожился.
Посидел прислушиваясь.
Вдруг среди беспрестанной вони свалки, ему почудился запах палёной шерсти.
Старый учитель суетливо сунул ноги в башмаки. Ещё ничего не зная, только догадка, тяжёлой дрожью забило руки.
Схватил палку и заковылял на запах. На старой  железной спинке кровати врытой в землю, висела знакомая собачья шкура, подпаленная и в крови…
Бродяги, сидящие у костра, встали и попятились. С диким, не человеческим воем и рычание на четвереньках к ним двигался человек с безумными глазами. Сквозь оскал зубного протеза текла жёлтая слюна…
Однажды за городом прогуливались две дамы, Величавая Судьба и Маленькая Удача, с вечным румянцем на лице.
-- Помнишь Судьба, мы здесь гуляли однажды? Ещё видели старичка смешного, ну того, в очках и галстуке, помнишь?
Что то, ты становишься сентиментальной, дорогая, с твоей ветреностью и вспоминать о былом?
А ты знаешь, что с ним стало дальше?
-- Знаю, конечно, знаю -- вдохнула солидная дама. – Он умер совсем недавно, Жил последнее время в городе, у женщины по имени Дуся. Сильно простудился во время дождя, вытаскивая, брошенного щека из лужи. Болел недолго, всего четыре дня.
Маленькая дама Счастливый Случай загрустила , но  не надолго.
-- А, пойдем, посмотрим, кто там ещё на свалке есть?
-- Там, сейчас никого нет. Один ловкач нашёл способ, как с этой свалки иметь доход и милиция разогнала бродяг. Нет, ну, что у тебя за тяга такая к злачным местам? – засмеялась Судьба.