Азбука Розанова - от Майкова до Морозова

Юрий Прокуратов
Лучшее в моей литературной деятельности - что десять человек
кормились около нее. Это определенное и твердое.

Розанов

* * *
МАЗЕПА
МАЙКОВ
МАЛЯВИН
МАРКС 
МЕНДЕЛЕЕВ
МЕРЕЖКОВСКИЙ
МЕТЕРЛИНК
МЕЧНИКОВ 
МИКЕЛАНДЖЕЛО
МИЛЮКОВ
МИНСКИЙ
МИХАЙЛОВСКИЙ
МИЦКЕВИЧ
МОПАССАН
МОРОЗОВ
МУРИЛЬО

* * *

МАЗЕПА ИВАН СТЕПАНОВИЧ (1644 – 1709), гетман Украины

«Острих шабель добувайте, а за волю, хоч умрiте,
i вольностi боронiте».
                Мазепа

Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя

- это повторит тысяча мужей о своих "старухах", не променивая их стоптанных башмаков на новые модные туфли; мужей, говорю я, - но также это скажет и тысяча жен. Пушкин - не "Мазепа"…

 Не серна под утес уходит,
Орла послыша тяжкий лет;
Одна в сенях невеста бродит,
Трепещет и решенья ждет.

 Это - Мария Кочубей ожидает приговора родителей, когда седоусый гетман приехал формально ее сватать:

 Не только первый пух ланит
Да русы кудри молодые,
Порой и старца строгий вид,
Рубцы чела, власы седые
В воображенье красоты
Влагают страстные мечты.
И вскоре слуха Кочубея
Коснулась роковая весть:
Она забыла стыд и честь,
Она - в объятиях злодея...

 Не отпустил отец, сама ушла. Что делать - так!! Так было спокон веков и так останется, пока "три кита" не вывернутся из-под земли; и, наконец, так Бог благословил. Но почему же если Мазепа, то все-таки не Пушкин?

 Тысяча романов в действительности - на подобный сюжет; и Наташа Гончарова, за 2-3 года до встречи с Пушкиным (совершенное отрочество), легко могла бы сбежать к какому-нибудь петербургскому Мазепе, совершенно так же и с теми же последствиями, но никогда бы не сбежала к Пушкину.  Мазепа... старый бандурист, коего песни до сих пор не забыты Малороссией, строитель церквей, тряхнувший - да как! - Малороссией и забурливший около своего имени Россию, Швецию, Польшу. Что же ему сравниваться с Мазепой в линии данной темы.  Да он и был для 16-летней Наташи Гончаровой тем "действительным статским советником", хлопотавшим у правительства разрешения издавать журнал; а Мазепа и был - "Озирис", "Зевс"...

...Дух - известно, что такое дух:
Жизнь, сила, чувство, зренье, голос, слух.

 По всему описанию видно ("Полтава") и, конечно, так и было в действительности, что не Мазепа хотел Марии Кочубей: он только заметил ее, позволил ей, а ринулась-то она сама к нему и, пожалуй, действительно к Нему. Седой усач; поэт - но в меру (Пушкин - без меры); какие речи! какой взгляд! И - седина, седина; "ветхое деньми". Тут не у одной Марии закружилась бы голова... И, главное, великий и страстный политик, молитвенник, художник, Мазепа и в 63 года был свежее и чище, был более похож на Иосифа Прекрасного, чем Пушкин, далеко отошедший от Иосифа в 16 лет ("Вишня"). Да, целомудрие старости - обаятельно, и у Марии, а могло бы быть и у Наташи Гончаровой, закружилась голова. И решительно она не закружилась от Пушкина, который, в отношении к данной теме,  так ужасно походил на "действительного статского советника", с положением и связями, восходившими до Бенкендорфа…

* * *

МАЙКОВ АПОЛЛОН НИКОЛАЕВИЧ (1821 - 1897), поэт

«Мудрый пьет с самосознаньем. И на свет
и обоняньем оценяет он вино».
                Майков

Поэт Майков  смиренно ездил в конке.
Я спросил Страхова.
- О, да! Конечно - в конке. Он же беден.
Был "тайный советник" (кажется), и большая должность в цензуре.
 Это бедные студенты воображают (или, вернее, их науськал Некрасов), что тайные советники и вообще, "черт их дери, все генералы" …
________________________
Чем ночь темней, - тем ярче звезды;
Чем глубже скорбь, - тем ближе Бог.

Как сказал Майков. Вот эту диалектику, этот сгиб нисхождения и восхождения, получил в свою личность каждый христианин, а все зристианство в свою историю.

* * *

МАЛЯВИН ФИЛИПП АНДРЕЕВИЧ (1869 – 1940), художник

"Три бабы" Малявина выражают Русь не которого-нибудь века, а всех веков, - но выражают ее не картинно, для сложения "былины", а буднично, на улице, на дворе, у колодца, на базаре, где угодно.

Средняя из баб – это та недалекость, односложность души, которой предстоит назавтра окончательно исчезнуть, истаять, перейдя просто в форму быта, в обычаи, в простоватые и глуповатые манеры излишне-континентальной страны, которая живет от всего человечества и от всякой цивилизации «за морем, за океаном, в тридевятом царстве». Баба эта смеется каким-то смехом, в котором нет ни вчера, ни завтра; смеется сейчас, - и в ответ на шутку сейчас выслушанную. Вся она минута, не в смысле торопливости, а – короткости. Глупость ее, безобразие ее, веселость ее – все делает из нее именно какую-то только морщинку на «лике человеческом», феномен без субстрата, который пройдет и ничего после себя не оставит, кроме общей аттестации этнографа или историка: «Русь жила прежде и теперь живет весело: с румянцем, со смехом, с присловьями и прибаутками…

Психологична из баб только левая (для зрителя): это – декадентка будущего, лицо нервное, мечтательное, с возможностью песен и бурь, хотя совершенно деревенское… С такими бабами происходят «истории»: или муж ее не взлюбит и вгонит в могилу, или она его измучит непонятными мужику «вывертами». И род от нее, дети ее – пойдут нервные. Вообще это – драма без малейшей примеси комедии и водевиля. Прекрасное лицо, начало русской истории, в своем роде психологические «Рюрик, Синеус и Трувор»… В левой фигуре дано «залетное» начало нашей истории, те неизвестно откуда берущиеся мечты, фантазии, чувства долга или ответственности, вообще драма и мука… под конец выразятся музой Лермонтова и Чайковского…

Самая замечательная из фигур, однако, правая, которая и сообщает настоящую знаменитость картине. Это она придала , красный огненный колорит ей,  велечину, яркость, незабываемость. Невозможно, ни один человек не скажет, что у нее есть «лицо»; во всяком салоне приходится сказать «рыло». Такого типа, такого точно сложения лица я точно видал у нашего простонародья, и именно у баб, именно небольшого же роста. Словом, срисованность этой фигуры г. Малявиным не подлежит сомнению. Он только хорошо подметил значительность этого типа, нашел, что это – не просто факт, а идея и фатум истории. Бабу эту ничто не раздавит, а она собою все раздавит. Баба эта Батый. От нее все пошло, «уродилось», все грубое и жестокое на Руси, наглое и высокомерное. Вся «безжалостная Русь» пошла от нее…

«„Бабы" — это вечная суть русского», «это — схема и прообраз,  первоначальное и вечное».

Малявин после «Баб» должен был умолкнуть или умереть…

* * *

МАРКС  КАРЛ (1818 —1883), немецкий теоретик, экономист, основоположник коммунистического учения

«Человечество смеясь расстается со своим прошлым»
                Маркс

Для жулика - самое ясное, что он может отпереть всякий замок отверткою… для Маркса - что рабочим нужно дать могущество.
_____________________
Полицейский – это ясность, простота и правда:
– Не воруй.
– Не убивай.
– Не плутуй.
Три коротких заповедания, на которые с яростью быка кинулась литература, поначитавшись Прудона и двух берлинских жидов (Лассаля и Mapкса).
_____________________
Каким образом устроить всемирное ограбление с видом благожелательности и имея сострадательное лицо?
Это разрешил «Капитал» Маркса.
Пролетарии всех стран – соединяйтесь.
Чтобы мои соотечественники, среди смуты, скупили за бесценок христианские глупые богатства.
Как об этом полагают русские критики, Флексер, Айхенвальд и «русский славянофил» Гершензон.
_____________________
«Пролетарии всех стран – соединяйтесь»: п. ч. только по «соединившимся» пулемет действует успешно.
До чего противны эти имена двух фанфаронов, Маркса и Энгельса (тесть и зять, жиды), которыми пестреет вся печать. Два всесветные мошенника, по всему вероятию, на тайной пенсии у берлинской жандармерии.
___________________________
Вот Карл Маркс соорудил умопомрачительной величины трактат – «Капитал. Критика политической экономии». Евреи вообще очень трудолюбивы, очень книжны, очень к тому же страстны и волнуются. Отчего бы другому еврею, столь же талантливому и юркому, как Карл Маркс, наконец, отчего бы тому же самому Карлу Марксу вместо «разбора политической экономии» не выбрать тему более животрепещущую для своего народа и более насущно важную и написать умопомрачительную по величине, подробностям и кропотливости исследование: «Антисемитизм. Разбор всемирно-исторической враждебности к евреям, начиная от всенародного изгнания их из Египта и кончая кишиневским и белостокским погромами» Книгу было бы можно написать не в одном томе, но в трех, в пяти томах.
Так делается дело. Так делается оно учеными. Ученых очень немало среди еврейства, - и опять вспомним Карла Маркса. И вот то, что они совершенно не исследуют антисемитизма, а только кричат на антисемитов, заставляет относиться к всему делу как-то подозрительно. Является мысль, что вопрос этот евреям хочется скорее закрыть, нежели объяснить и осветить.; что им нужна не истина, а потемки…
_____________________________
Каждый, знакомый с моей литературной деятельностью, знает хорошо, что я не имею никаких суеверий против евреев, ни страха перед ними, ни (распространенной) брезгливости к ним; но Маркс, единственно за власть полученную им над несчастными русскими, есть для меня один и исключительно «противный жид», коего «Капитал» я не вынес бы руками из квартиры, но сделал бы это при помощи угольных щипцов или надев на руки перчатки.

* * *

МЕНДЕЛЕЕВ ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ (1834 – 1907), химик

«Сжигать нефть, все равно, что топить печку ассигнациями».
                Менделеев

Как около «больных» наконец явился Мечников, так около множества заводов, фабрик, техники, горного производства и т.д. и т.д., около всего этого мира движения веществ и переформирования веществ родился, к исходу второго столетия, Менделеев…

Подумать только, что «периодический закон» завалялся у Менделеева в хламе кабинетных бумаг; и он, за занятостью другими открытиями, все своими открытиями, говорит об опубликовании его: «Некогда и не стоит – у меня более важное на уме».

* * *

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ (1865 - 1941), писатель

«Законное насилие для нас почти неощутимо, потому
что слишком привычно».
                Мережковский

Страшная для Мережковского сторона – его недействительность. Ирреальность.
И он все силится воплотиться. И от этого все говорит.
Но слово пало на землю. Не как роса, а как сухая земля. Комочек около планеты. И планета стонет: «Не нужно. И так много».
А влажного в Мережковском никогда не будет. Он кричит о пламени, но и этого нет. Сухой воздух Амосовских печей.
Поразительно, что самые его БОЛЬШИЕ СЛОВА (у него их много) тоже не пристают к человеку. Не всасываются. «Слышали» и «ничего». Это ужасно.
Отчего?
Странно.
У Мережковского странная и особая природа. Я его не люблю, но почему-то не могу забыть. Точно я прошел мимо «вечного несчастья».
____________________________
Около Мережковского красивый воздух. Над Мережковским красивое небо.
_________________________
От «Мережковского», по самой сути его фамилии, ничем не пахнет: он есть махровый цветок, который существу ет только для взгляда, только для любования и больше еще решительно ни для чего. Вот тут-то его и тайна, отчего он «не действует», «не  заражает». Оттого, что не входит в нос. Нет запаха.
_______________________
Мережковский вот может повторить это о себе: «все соки свои (не «кровь», потому что ей не полагается быть у «Мережковского»),— «все соки я выжал мучительно, чтобы слиться с добрым родом человеческим, с прекрасным родом человеческим: но ничего не вышло. Я навсегда от него отделен. Но я не принес никакого зла,— никакого и никому. И если меня не любили живого... все-таки я заслужил, чтобы по смерти на могилу мою чья-нибудь рука не уставала никогда приносить розу».
_________________________
Не только в Мережковском есть странная ирреальность, но и “мир его” как-то странно недействителен. Он вечно говорит о России и о Христе. Две темы. И странным образом ни Христа, ни России в его сочинениях нет.
Как будто он никогда не был в России...
И как будто он никогда не был крещен...
Удивительно. Удивительное явление. Я думаю, действительно “последнее несчастье”...
“Уж если что воняет, так это Россия”. А Мережковский и “дурной запах” несовместимы.
Он, мне кажется, родился в скляночке с одеколоном. Не умею, совершенно не умею представить его себе делающим “естественное отправление”. Кстати, я ни разу за много лет знакомства не видел, чтобы он плюнул или высморкался. 10 лет - ни разу не высморкался!!! Чудовищно.
И ни разу не закашлялся, не почесался.
Я уверен, у них не водится в квартире клопов. Клопы умирают, как только Мережковский “переехал в квартиру”.
Передо мной «стенографический отчет»
____________________
«Мережковский» звучит хорошо. Это не то, что какой-то «Розанов» или «Курочкин» или даже «Подлипайлов» (допустил же Бог быть такой фамилии); и замечайте, что в общем «литературная судьба» Мережковского красива; она не осмысленна, но эстетична. Стихи, романы, критика, религиозные волнения — все образует «красивый круг», в который с удовольствием всякий входит, не отдавая отчета, «зачем», «почему». Взять «том Мережковского» в руки — приятно. Всем приятно высказать: «А я стала читать Мережковского» или: «Я давно занимаюсь Мережковским». Что-то солидное. Что-то несомненно литературное.
_______________________
Мережковский всегда строит из чужого материала, но с чувством родного для себя. В этом его честь и великодушие.
____________________________
Все уже собрались. "Вчера" была статья против него, и, конечно, ее все прочли. Вдруг входит Мережковский со своей "Зиной". Я низко наклонился над бумагой: крайне неловко. Думал: "Сделаем вид, что не замечаем друг друга". Вдруг он садится по левую от меня руку и спокойно, скромно, но и громко здоровается со мной, протягивая руку. И тут же, в каких-то перипетиях словопрений, говорит не афишированные, а простые - и в высшей степени положительные - слова обо мне. Я ушам не верил. То же было с Блоком: после оскорбительной статьи о нем, - он издали поклонился, потом подошел и протянул руку. Что это такое - совершенно для меня непостижимо… Я же всем им ужасные "свинства" устраивал (минутные раздражения, которым я всегда подчиняюсь).
________________________
У Мережковского трезвая голова и пьяные ноги.
______________________
Мережковский, написавший «Грядущего Хама», сам выступил «явленным Хамом».
... даже не знает, у кого лизать пятки, – только бы лизать. Суть всего.
_________________________
Мне кажется, что  Мережковский и не воскресает и не умирает, что он не родился и никогда не умрет. Мережковский есть вещь, постоянно говорящая, или скорее совокупность сюртука и брюк…
__________________________
Ужасно. Тайная печаль гложет меня о Мережковском. Столько грусти, и – ни по чему.
Ужасно. Я не мог бы жить.
______________________
Потухает солнце... О, Мережковский: это — ты в нем. Когда-нибудь вся “русская литература”, — если она продолжится и сохранится, что очень сомнительно, — будет названа в заключительном своем периоде “Эпохою Мережковского”. И его мыслей, — что тоже важно: но главным образом его действительно вещих и трагических ожиданий, предчувствий, намеков, а самое, самое главное — его “натурки”, расхлябанной, сухой, ледящей, узенькой... Его — ломанья искреннего, его фальши непритворной и всего, всего его...
Tout le Meregkowsky*. (фр. Весь Мережковский)
Будут сделаны бесчисленные портреты его, описаны мельчайшие привычки, подобраны все о нем наблюденьица... Потому что это так поразительно. “Что вы, больны чем-нибудь?” — “Нет, я не болен: но мною больна эпоха”. В самом деле, “не будь в ней Мережковского”, — эпоха явно “была бы здоровее”.

* * *

МЕТЕРЛИНК МОРИС (1862 – 1949), бельгийский писатель.

 «Тем, кто не видит, не нужно света».
                Метерлинк

После Метерлинка невозможно не покатиться гомерическим хохотом над этими «фигурами умозаключения»; над которыми трудились (сколько мудрых!) от Аристотеля до Милля! Крепко взяв руку нашу, он ввел нас как мужей, как серьезных людей, в свой серьезный, «звездный» мир — и вдруг старая логика и старая психология, а пожалуй, и старая метафизика — показались нам грубы, тривиальны, плоски, как базарные остроты около монологов Гамлета и могильщика. Нельзя оспорить, что самая душа Метерлинка относится к порядку высших душ. Таковые не так редко рождаются, но без языка, немые. Они есть к жизни, но не показываются в литературе. Метерлинку же Бог дал чудный, ясный язык: и первыми же страницами своих книг он породнил нас с этим «высшим стилем» души человеческой и открыл все, что она может созерцать... Метерлинк (насколько он понят) перевел человечество в высший этап существования, из которого и не хочется и трудно и (для понимающих) уже невозможно вернуться в предыдущий, немножечко сравнительно с ним подвальный...

Метерлинка надо читать медленно: каждые 2-3, 5-6 строк дают читателю новое развитие…

* * *

МЕЧНИКОВ  ИЛЬЯ ИЛЬИЧ (1845 – 1916), биолог

«Невежественная мать будет очень плохой воспитательницей,
несмотря на всю свою добрую волю и любовь».
                Мечников

«Рецепты» составляются превосходно, «лечатся в стране» – отлично: но первый шаг биологии сделан в лице Мечникова, который, может быть, не вылечил ни одного больного.
Наука есть мысль.

«Писать рецепт» не то, что бросить «новую мысль»: из «рецепта» получится единоличное излечение; из «мысли» получится множество «рецептов».

* * *

МИКЕЛЬ-АНДЖЕЛО (1475- 1564), итальянский живописец

«Всякое произведение имеет свою цену,
если заключает в себе идею».
                Микеланджелло

Микель-Анджело не знал «Рая» и даже чуть-чуть только знал «Чистилище»; он хорошо знал только «Ад». Мы повторяем невольно навязывающуюся параллель его с Дантом, у которого также «Ад» несравненно силен…

* * *

МИЛЮКОВ ПАВЕЛ НИКОЛАЕВИЧ (1859 - 1943), лидер кадетов,  министр иностранных дел Временного правительства.

«Суждения Ленина были глубоко реалистичны. Он… больше всего
рассчитывает на меры прямого государственного насилия».
                Милюков

Вралями нельзя назвать ни Милюкова, ни Гессена, и приходится остановиться на предположении отвратительного притворства, деланности физиономии, лгущей сентиментальности.
___________________
Судьба играть роль неумного хитреца словно написана на роду Милюкову. Никак он не может перепрыгнуть через эти жалкие оглобли…
__________________________
Он (Гоголь) родил тысячи и миллионы Милюковых.., и - ни одной праведной души.

* * *

МИНСКИЙ (ВИЛЕНКИН) НИКОЛАЙ МАКСИМОВИЧ (1855 – 1937), писатель, публицист.

«Евреи способнее русских, и, естественно, они хотят сидеть
в первых креслах в России».
                Минский

Минский (еврей философ и публицист) мне определенно раз сказал в пору революции (октябрьская забастовка): «Евреи способнее русских, и, естественно, они хотят сидеть в первых креслах в России». Я даже испугался. Так определенно и решительно я услыхал впервые. Процесс Бейлиса и трусливая роль в нем русской печати и общества, боязливо смотрящих евреям «в глазки», - показал, что «первые ряды кресел» везде уже заняты евреями.

* * *

МИХАЙЛОВСКИЙ НИКОЛАЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (1842 – 1904), народник, публицист

«Даже тупорылую свинью, по самой природе своей
неспособную взглянуть на небо, и ту осеняет иногда мечта,
конечно, свинская».
                Михайловский

Пришел вонючий "разночинец". Пришел со своею ненавистью, пришел со своею завистью, пришел со своею грязью. И грязь, и зависть, и ненависть имели, однако, свою силу, и это окружило его ореолом "мрачного демона отрицания"; но под демоном скрывался просто лакей. Он был не черен, а грязен. И разрушил дворянскую культуру от Державина до Пушкина. Культуру и литературу...

("разночинцы" в литературе и упоение ими разночинца - Михайловского).
___________________________
Есть люди до того робкие, что не смеют сойти со стула, на котором сел.
Таков Михайловский.
Михайловский был робкий человек. Это никому не приходило на ум. Таково и личное впечатление (читал лекцию о Щедрине, - торопливо, и все оглядывался, точно его кто хватает).

* * *

МИЦКЕВИЧ  АДАМ (1798 – 1855), польский поэт

«Свобода есть единственная характерная черта цивилизации...»
                Мицкевич

Нет от нас нации более далекой и даже, наконец, вовсе неизвестной – как поляки!

Польша и поляки, где все «honor» чужды нам не в частях своих, не в подробностях, а в целом и слитном своем составе. Мы и они по психологии как бы взаимно непроницаемы. Мицкевич не соединил нас с ними, несмотря на дружеские в России связи, - ибо ушел под конец в ту же национальную хвастливость…

* * *

МОИСЕЙ – в Ветхом Завете предводитель израильтян, основатель иудаизма

«И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения
дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; и да
будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить
на землю. И стало так… И увидел Бог, что это хорошо».
                Моисей

Несомненно, самый великий “Домострой” дан Моисеем в “Исходе”, во “Второзаконии” и т. д. и продолжен в Талмуде, и затем фактически выражен и переведен в жизнь в кагале. Талмуд (…) и кагал — две вещи, совершенно не понятые в Европе и европейцами. Кагал есть великолепная “city”, “la cite”, “коммуна”, где люди живут рядышком, в теплоте и тесноте, помогая друг другу, друг о друге заботясь “как один человек”, и поистине — одна святыня. Это — тa естественная и необходимая социализация, которую потеряв, человечество вернулось к искусственному, дрянному, враждебному и враждующему со всеми “социализму”. Социализм есть продукт исчезновения Домостроя и кагала. Невозможно человеку жить “одному”, он погибнет; или он может погибнуть; или испытать страх погибнуть. Естественное качество кагала — не давать отделяться от себя, вражда к тому, кто отделился (судьба Спинозы в Амстердаме и “херема” над ним)... Херем и был совершенно справедлив, потому что “община” важнее личности, пусть даже эта личность будет Сократ или Спиноза. Тем более что общине совершенно неизвестно, отделяется ли сейчас от нее Сократ или Спиноза, или — обычный нелюдим, хулиган.

Община — это слишком важно. Если — хулиган, ну даже талантливый или гениальный хулиган, разрушит ее, — то ведь “все погибнут”. А “все” — это слишком много. “Если ты жалеешь одного, как же ты не задумаешься надо всеми?”

И евреи, впавшие в такое ужасное одиночество после Христа, с враждебностью всего мира против них, зажили “кагалом”. “Единственное спасение для нас”.

* * *

МОММЗЕН ТЕОДОР (1817 – 1903), немецкий историк

«Еврейство и в древнем мире было действенным ферментом
космополитизма и национального разложения».
                Моммзен

Трудно сказать, внес ли он  в свою деятельность… идеи римского цезаризма и полновластия; или обратно, он вносил в изучение Рима прусский дух, как он сложился во времена бисмарка, Мольтке и Вильгельма «Великого», но несомненно, который-то из этих процессов имел в нем место и сложил главные черты того учено-политического портрета, который обозначается двумя именами: « Теодор Моммзен».

Мы почти без ошибки можем предположить, что не Рим впечатлениями своими залил для него зрелище современности, а современность, могуче бившаяся в груди историка, из нее разлилась на равнины и предгория архаической Италии, северного побережья Африки, переднюю Азию, и осветила прусским светом весь античный мир.

* * *

МОПАССАН, ГИ ДЕ  (1850-1893), французский писатель

«Tе, кому не довелось испытать поэтическую любовь,
выбирают женщину, как выбирают котлету в мясной лавке,
не заботясь ни о чем, кроме качества мяса».
                Мопассан

Читая «Историю одной жизни» Мопассана, которую по многим основаниям нельзя не назвать великим произведением Франции, невольно сравниваешь мастерство французское и русское. В чем разница? Где превосходство Французов и где превосходство Русских? Вопрос не лишний... сфера не неинтересная.
Роман Мопассана вполне «реален» и «натурален». Здесь нет вымысла, художества, «сочинения».
Мопассан — в обобщении, «с высоты птичьего полета». У него — панорама.
Русские — в подробностях, в частностях. У них — закоулочки, улицы, путаница быта, ежедневность, доведенная до апогея. Никакой панорамы. Никакого «птичьего полета». Ни в слабости, ни в силе его.
Мопассан работает как развертывается пружина.  И — никакой мазни, как у нас: воображаешь, что бы тут понаписал Достоевский… В сущности, жизнь у нас, Русских, описана слишком простовато: в жизни бывают такие эпизоды, каких никогда не решались изобразить наши романисты, целомудренно и неверно думая, что «это слишком уж фантастично и читатель подумает, что неправда». Мы упрощаем жизнь в вечной погоне за «простой ежедневной правдой». Между тем, как именно ежедневно в хрониках газет отмечаются случаи куда трагичнее рассказанного в «Преступлении и Наказании», не говоря уже о ровной и несколько плосковидной живописи Толстого. Впрочем, ведь мы и живем на плоскости. Вся Россия — гладь...

«Общее» для него — ничего.
Частное — все.
Сила литературы французской образна:
Общее там — все.
К «частному» — они слепы.

Вот разница между русской живописью и французской. Русская внутренно убедительна. Французская — внешне убедительна, а внутренне — мало вероятна и даже неправдоподобна, по полной непонятности,

* * *

МОРОЗОВ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1854 – 1946), народник, ученый

«Политическое убийство —
это осуществление революции в настоящем».
                Морозов

Толстой искал "мученичества" и просился в Шлиссельбург посидеть рядом с Морозовым.
- Но какой же, ваше сиятельство, вы Морозов? - ответило правительство и велело его, напротив, охранять.
______________________
Г-н Н.Морозов замечателен четырьмя вещами: 1) тем, что 20 лет просидел в Шлиссельбургской крепости, 2) тем, что, выйдя из нее, он немедленно женился, о чем говорит весь Петербург, 3) что он нелепо объяснил Апокалипсис и 4) что Репин написал с него изумительный портрет, но сбоку, так что глаз не видно… Этими четырьмя поступками он составил себе быструю репутацию колеблющегося смысла, но настолько громкую, что куда бы ни появился, что бы ни написал, все бегут смотреть или спешат читать….

Недаром Репин написал его без глаз, в профиль… в сущности без лица. «Индивидуальное» Морозова лежит в его сердце, душе… и как оно прекрасно!! «Мысль» же шаблонна, обща: и от этого он ушел в обобщенный «социализм»
И книжку писем он издал едва-едва… Сказав о ней в предисловии, что «ведь кому это не интересно – может ее не читать». Страшно его разочаровывать и сказать, что «Письма» его вечно читаться, как один из прекраснейших цветков русской литературы, тогда как «Апокалипсис» )»Откровение в буре») и «Физико-химия» читаются только из вежливости к «шлиссельбургскому узнику», который вместо того, чтобы с ума сойти, как, вероятно бы, и со многими случилось, над чем-то копался и что-то писал.

* * *

МУРИЛЬО БАРТОЛОМЕ ЭСТЕБАН (1618 – 1682), испанский живописец

Мурильо в его уличном жанре – вот (мне показалось) главное сокровище Пинакотеки. Все мы знаем Мурильо в его мадоннах, окруженных полупрозрачными головками ангелов, или в молящихся монахах: здесь находятся пять его картин совершенно другого характера, картин нашего духа, времени, культуры – за три века до нас! – и как сделанные! Вот два мальчика: один сочную, темную кисть винограда опускает к жадно раскрытому рту, другой ест корку дыни, объедки которой разбросаны по земле. Как «вкусно» сделан этот завтрак крошечных оборвышей: хочется полакомиться около них! На другой представлена грациозная испанская девочка, считающая на ладони монеты; возле нее братишка и корзина винограда, предмет торга маленьких босоногих купчишек (как у нас – «с лотка»). На третьей – два мальчика и возле них собака; один ест кусок груши. На четвертой изображены три мальчика: два из них играют (кажется) в домино, третий ест хлеб; возле них разбитый горшок. Как сделана обувь и грязная подошва ноги у одного из них! На пятой, едва ли не лучшей, представлена старуха, ищущая в голове мальчика-сына лет 4-5; он лежит («валяется»), играя со щенком, и тут же возле него детская игрушка: на колесиках катушка с прикрепленной палкой. Все – верх реализма, верх натурализма. И, вместе, краски, фигуры – все изящно. Точно в нем (Мурильо) вдруг прорвался грек, замигал глазок Фидия сквозь всю толщу католицизма, аскетизма, фантастики и «невозможного, но сладкого» (их мадонны). Здесь только чувствуешь слабость нашего Эрмитажа, где собрано множество превосходных картин и первоклассных художников, но, однако, картин не таких, на которые бы «весь свет сбежался смотреть». В Эрмитаже нет miracula, «чудес» вдохновения и гения.