Память слабеет на глазах. Такое впечатление, что могу начинать читать книгу сначала, как новую, едва закрыв последнюю страницу. Правда, во второй раз кое-что вспоминается, но уж книги, прочитанные некоторое время назад, точно читаешь как в первый раз. И тяготит неприемлемость памяти, так легко и с удовольствием запоминал стихи раньше, а теперь....
А навела меня на эти грустные мысли книга, которую я случайно взял с полки, сняв минилампочку, удерживавшую закрывающее полку стекло. Это книга Генри Миллера «Дьявол в Раю», кажется последний его роман, который я теперь с интересом, хотя и не без усилий, читаю. Впрочем усилия потребовались только для первого десятка страниц, поразивших эрудицией и завидной памятью автора, удивительно легко оперирующего своими чрезвычайно обильными знаниями. Не зависть, наверное, но восхищение этим недоступным мне (теперь?) свойством. Потом расчитался и продолжал уже с удовольствием и сочувствием.
Поток сознания обо всем, перемежающийся иногда интересными эпизодами похоже реальной истории. Истории удивительной, напоминающей нечто подобное в русской литературе: Иудушку Голавлева и еще сильнее героя «Села Степанчикова», если конечно я правильно помню. Автор-герой очень понятен и может быть даже похож отчасти на меня.
Прочитал взахлеб, не отвлекаясь на телевизор и компьютер.
Заинтересовавшись, поискал на полках и нашел еще две книги Г. Миллера, более ранних, «Черная весна» и самую первую, сделавшую его знаменитым, «Тропик Рака». Почему я не прочитал эту последнюю раньше (что забыл, прочитав, просто не могу представить) в общем понять не трудно, думаю был просто шокирован откровенной «неприличностью», подчеркнутой похабностью текста, прочитав первые пару десятков страниц этого бреда (закладка сохранилась) бросил с чувством брезгливости, мне всегда свойственной.
А теперь прочитал и многое удивило, но ничто не шокировало и, если не с восхищением, то вполне оценив необычность и талант автора.
И мастерство описания жизни богемы и почти отбросов общества, не перегруженных моральными ощущениями, брезгливостью и предрассудками чести.
Прочитал с удивлением от своей сегодняшней реакции, с интересом и, более того, с удовольствием, прочитал сразу, не отвлекаясь. Впечатление странное, вроде бред, похабщина, неприличность плюс поток сознания, не в такой, правда, утомительной форме, как в последующих творениях, но прочитал за раз и с удовольствием, не говоря уж о пробудившихся воспоминаниях, от которых сердце замерло и все зашевелилось в душе и не только. Миллер конечно прямая противоположность мне в главном, отсутствии комплексов, сомнений, стеснений, запретов которыми я всю жизнь себя ограничивал.
Никчемная жизнь приживалы и попрошайки, бездельника потребителя продажного секса, единственным занятием которого является детальная фиксация событий этой позорной жизни, которая оказалась и оправданием этого и источником благополучия и славы. И понятно, что встретившись с описанием этой позорной жизни, скрашенным сценами почти порнографическими и нецензурной лексикой, в первый раз брезгливо отбросил. Но годы и возраст видимо сделали более терпимым, плюс, наверное, насмотревшись на сегодняшнее теле и кино продукцию, а возможно и притупившееся восприятие, начав с последнего его романа, утомляющего неудержимым потоком сознания, перегруженным массой вроде необязательных фактов и сведений, правда иногда включающее мастерски написанные почти реалистические сцены и истории, и втянувшись и оценив этот стиль, перешел к его первому роману написанному в том же стиле, хотя менее загруженному свидетельствами его эрудиции и памяти, но зато полного впечатлениями молодого человека увлеченного сексом, матом и богемной жизнью. И легко прочитал.
Поток сознания перемежается вполне реалистическими сценами, новеллами и рассуждениями вроде откровенного анализа творческой кухни, оды парижским писсуарам или почти поэмы, посвященной кладбищенским жирным червям...
И наконец приходит понимание, что главное не содержание, не сюжет, не занимательность или важность описываемых событий, а только талант автора, то есть способность о чем угодно или ни о чем написать так, чтобы бедный читатель не мог оторваться от этого безумного, бессмысленного похабного текста. И ничего тут не поделаешь, и критиковать, анализировать текст и давать автору советы конечно можно, но бессмысленно и, вообще говоря, просто глупо.
Автор невероятно много знает и с удовольствием все это без устали закачивает в читателя, и это надоедает, утомляет, но в конце концов этот странный в начале стиль начинает даже, как будто, нравиться. Читаешь и от этих бесконечных перечислений, загипнотизированный ими, засыпаешь, и просыпаешься и в конце концов уже не очень понимаешь, спишь ли ты и все это видится во сне, или все же с трудом бодрствуешь и читаешь этого странного, непонятного, и непонятного нужного ли тебе, Миллера. Бред.
И все это так перенасыщено неожиданными мыслями, образами, афоризмами, что появляется желание не только читать, но читать и перечитывать.
И писать? Какой простор для фантазии, сколько тем для комментариев, развития или опровержения его тезисов. Только нужно ли?
"В тот день, стоя у писсуара в Люксембургском саду, я подумал, как мало, в сущности, важно, что написано в книге. Реальную значимость придает ей момент прочтения — момент, в котором она выступает лишь как одно из составляющих наравне с другими факторами..."
"Рисунок — это лишь предлог для цвета. Цвет — это токката. Тогда как рисунок принадлежит к области идеи. (Микельанджело был прав, презирая да Винчи. Есть ли какая другая картина. столь же уныло, тошнотворно заданная, как «Тайная вечеря»? Есть ли что-нибудь более претенциозное, чем «Мона Лиза»?)"
"Теперь я знаю наверняка, что не будь тех 250 лежачих больных, которых Рабле должен был навещать дважды в день в Лионской больнице, он не был бы столь неистово веселым человеком. Я в этом уверен."
"Зудение москита способно заглушить рев океана."
"Преступлений не совершал, кроме того, что родился в этой стране". (это он про Америку, естественно К.В.)
"Свое тело надо держать в форме, дабы им могли насытиться черви. А душу — душу надо сохранить незапятнанной для Господа Бога."
"Знаешь, хорошо чувствовать, что ты жив, как бы беден ты ни был."
"В обычной жизни автор страдает нормальным зрением."
"Нигде так не значим Бог, как в толпе не ведающих о Нем.
Нигде не чувствуешь одиночества острее, нежели в густой, живущей своими заботами толпе..."
"Наш мир — это ложь на фундаменте из огромного зыбучего страха. Если и рождается раз в столетие человек с жадным ненасытным взором, человек, готовый перевернуть мир, чтобы создать новую расу людей, то любовь, которую он несет в мир, превращают в желчь, а его самого в бич человечества. Если является на свет книга, подобная взрыву, книга, способная жечь и ранить вам душу, знайте, что она написана человеком с еще не переломанным хребтом, человеком, у которого есть только один способ защиты от этого мира — слово; и это слово всегда сильнее всеподавляющей лжи мира, сильнее, чем все орудия пыток, изобретенные трусами для того, чтобы подавить чудо человеческой личности."
"Делай что хочешь, но пусть сделанное приносит радость. Делай что хочешь, но пусть сделанное вызывает экстаз."
"Среди народов земли живет особая раса, она вне человечества, - это раса художников. Движимые неведомыми побуждениями, они берут безжизненную массу человечества и, согревая ее своим жаром и волнением, претворяют сырое тесто в хлеб, а хлеб в вино, а вино в песнь — в захватывающую песнь...Я вижу, как эта особая раса громит вселенную, переворачивает все вверх тормашками, ступает по слезам и крови, и ее руки простерты в пустое пространство — к Богу, до которого нельзя дотянуться..."
И некстати вспомнились сегодняшние российские «гастарбайтеры», жизнь которых наверное похожа на описанную жизнь парижского дна, правда с важной поправкой, добровольно выбранную жизнь дна творческой богемы, хотя эти таджики- узбеки наверное такие же храбрые, авантюрного склада люди, которым нечего терять. А найдется ли среди них талант, подобный Г.Миллеру, время покажет.