Инструктаж
На разводе на самоподготовку замполит роты решил провести с нами еще один инструктаж. Сегодня наш замполит роты какой-то непривычно спокойный и подкупающе ласковый. Уже одно это заставляет проявить интерес к его словам.
– Берегите свои документы, хлопцы, особенно партийные.
– А то что? – лениво спрашивает Миша.
– А то нас ждет фильм ужаса «Потеря партбилета», – отвечает вместо замполита Лис.
Замполит дает команду предъявить документы к осмотру. У нашего Васи он обнаруживает в военном билете талоны на сахар.
– А это что? – берет замполит в руки талоны.
– Это тоже документы, – не растерялся Вася.
Вот что значит четверокурсник! Даже Вася научился выкручиваться!
– На сладкую жизнь, да? Где взяли?
– Нашел, – покраснел до кончиков ушей Вася.
– Интересно, где это можно вот так вот просто найти талоны на сахар? – недоумевает замполит.
– Где, где, в военном билете товарища, – подсказывает Лео.
– Кстати, товарищ младший сержант Леонтьев, – тут же вспоминает замполит, – в вашей тумбочке при осмотре я обнаружил вместо одного куска мыла, выданного вам Родиной на месяц, сразу целых три куска! Как вы это объясните?
– Товарищ старший лейтенант, если вы обратили внимание, Родина нам выдает хозяйственное мыло, а в моей тумбочке два куска мыла из трех, туалетное! Это мне мама в посылке прислала.
– А мы, было, подумали, что ты Родину за два куска мыла продал, – надрывается от смеха Лис.
– Ладно, Леонтьев, верю, – говорит Хлопец.
Сегодня он склонен верить курсантам на слово.
– Вот дурдом, – шумно возмущается Королев, – сами только один кусок дают, а если…
– Помолчите, товарищ Королев, – услышал стенания Королева замполит, – и запомните, хлопцы, у нас все хорошо, у нас все есть, и нам ничего не надо. Если вас будут спрашивать, то именно так и нужно отвечать.
Мое отделение разразилось бурными аплодисментами.
– Тем более, дурдом, – никак не может успокоиться КорС. – Просто палата № 7.
– Почему это 7? – первым спросил Миша.
– Потому что палата № 6 уже переполнена.
– Не просто дурдом, – вторит ему Лео, – а дурдом, как это там Симона писал в своем опусе про индейцев? А, вспомнил! Дурдом повышенной запираемости и звуконепроницаемости! Но, как, ни странно, над страной веет свежий ветер перемен!
– Нужно быть серьезными, хлопцы. Повторяю, у нас все есть и всего хватает. Другое дело, что не всем. Вы сами скоро станете офицерами и, соответственно, уже сейчас вам нужно вести себя соответственно, а то на сегодняшний день некоторые из вас проявляют пещерный менталитет настоящего «минуса». Рота! На месте шагом марш!
И мы стали на месте изображать строевой шаг.
– Это что такое? – подошел из-за наших спин (то есть с тыла) наш ротный. – Вот это что, теперь называется строевой шаг? Я вот сейчас решу, что вы сознательно подрываете боеготовность, и в целях резкого повышения этой самой боеготовности поведу вас всех на кросс! Я вам сейчас устрою симбиоз мексиканского и бразильского сериалов!
Рота заволновалась, кросс на четвертом курсе, да еще внеплановый! Кому это понравится? Впрочем, ротный только припугнул нас, и рота направилась на самоподготовку по своим аудиториям. Ротный запевала привычно завыл наш ротный шлягер: «Стоим мы на посту». Зона красиво подпевает. Настолько красиво, что «замок» счел нужным сделать ему комплимент.
– Молодец, Зона! Ты за четыре года хоть петь научился, а то на первом курсе твоего пения мухи пугались!
В аудитории я решил вздремнуть, так как вчера сменился с наряда, и пока еще не выспался.
– Эй, Симона, – зовет меня КорС, – а ты, куда это собрался?
– В другой, лучший мир, – пошутил Лео.
Я, молча, положил голову на руки и закрыл глаза. Я уже поспал и сидел, читал, когда в кубрик влетел румяный и счастливый Дима.
– Слушайте! – крикнул он и стал вслух читать телеграмму. – «Поняла свою ошибку. Прости. Не могу без тебя. Встречай двадцать седьмого апреля, рейс.… Твоя…»
– Значит, нагулялась уже, – холодно констатирует Миша Кальницкий. – Что-то слишком уж быстро.
Ротный, по настоятельной просьбе Димы, отпустил встречать его невесту и меня. Димкина невеста летит самолетом, так что нам нужно ехать в поселок Комсомольское, где находится аэропорт.
– Я-то тебе, зачем нужен? – никак не возьму я в толк.
– А я ей все рассказал! Мы оба хотим, чтобы ты был свидетелем на нашей свадьбе! Сейчас я вас познакомлю! Ты ведь будешь свидетелем?
– Буду, – пожал я плечами и на свою беду пообещал.
– Обещаешь? – со странной навязчивостью настаивает Дима.
– Обещаю, обещаю, – подтвердил я свое обещание.
– Не верь ему, Дима, – смеется Королев, – обещание это дальний родственник кукиша! Надо перевести?
Когда я увидел девушку, которая шла к нам, я был просто потрясен. Это было совершеннейшее совершенство: лицо, фигура, правда, волосы были крашеные. И за что это моему лысоволосому другу (это Веня так Диму и Морозова окрестил) такое счастье? Но эта девушка прошла мимо нас, не удостоив нас даже беглым взглядом.
Реальность же превзошла все мои ожидания. Невеста моего приятеля была полной, с крупными чертами лица, носом-картошкой и с хорошо заметными темными усиками! Хотя с другой стороны это свидетельствует в пользу того, что Дима ее действительно любит.
Я не задавал приятелю лишних вопросов, это же его выбор. Они подали заявление в ЗАГС и должны расписаться через три дня.
– Толик, – от души смеется надо мной Миша, увидев Димину невесту, – так тебе суждено быть украшением их свадьбы?
Перед самоподготовкой я играл на гитаре, как обычно сидя на подоконнике, когда в кубрик вошли взволнованные Лео, Веня, Дима, Васька и Лис.
– Симона, ты уже слышал? – восторженно кричит Веня.
– Судя по всему нет, – нехотя оторвался я от своего занятия.
– Писатель к нам приезжает! Через час будет читательская конференция в зимнем клубе. Мы еще ни разу не общались с писателем!
– Какой писатель? – спрашиваю я, а сам думаю, кого из ныне здравствующих советских писателей я бы хотел увидеть и пообщаться. Скорее всего, это писатель украинский, местный, может, даже крымский. Так, кого из крымских писателей я знаю?
– Популярный. Только мы фамилию забыли, – развел руками Лео.
– Просто диву даюсь, – усмехнулся я, хотя почему-то я не удивился.
– Иванов, что бы ты сделал, если бы тебе этот писатель нравился? – не обращая внимания на мой сарказм, спрашивает Лео.
– Во-первых, если он мне небезразличен, постарался бы не попасть в наряд в этот день, если бы даже по графику и была моя очередь.
– Сержант Иванов, – окрикнул ротный, – заступаешь сегодня в наряд дежурным по роте вместо Бахтина, он заболел. Он потом за тебя отстоит.
– Есть заступить сегодня в наряд! Не в бровь, а в глаз, – вздыхаю я. – Что ж, вам повезло больше.
Обидно, когда в такой ситуации приходится заступать в наряд вне графика. Я бы, разумеется, предпочел бы пообщаться с писателем. Даже не так, на самом деле я давно хотел увидеть какого-нибудь писателя, послушать его, так что этот злосчастный наряд противоречит моему сокровенному желанию.
– А во-вторых? – нетерпеливо напомнил Лео.
– Во-вторых, я бы постарался получить автограф писателя, – спокойно размышляю я вслух. – Неплохо было бы еще сфотографироваться вместе с ним.
– А на что автограф-то ставить? – спрашивает Веня, но ответа ждут все пятеро.
Видя замешательство своих товарищей, я решил им помочь советом.
– Поскольку ни времени, ни возможности приобрести книгу этого автора у нас из-за дефицита времени нет, – задумался я на секунду, – я бы пошел в библиотеку и взял его книгу там.
– Но потом ее ведь сдавать придется, – недоумевает Вася.
– Какой смысл ее сдавать, если тебе на ней писатель автограф поставил?
– А как тогда? – словно и не слышал моих слов, снова спрашивает Вася. Он все-таки ленится думать самостоятельно.
– Вы как дети прямо. Откупил бы другую. В крайнем случае, заплатил бы за пропажу в пятикратном размере, и всего делов!
– Спасибо, Симона, – расцвел в широкой улыбке Лео.
Лео, Веня и Лис поспешили в библиотеку. Васька и Дима повздыхали, но за книгами не пошли. Я отложил гитару и стал готовиться к заступлению в наряд, разделся и пошел бриться, мыться, сожалея, что мне не придется увидеть и услышать писателя. Жаль, конечно, но сегодня конференция пройдет без меня.
После конференции Лео живо делится со мной своими впечатлениями.
– Знаешь, Симона, оказывается, в военно-патриотическом воспитании именно писатели должны играть самую большую скрипку!
После этих слов сожаление по поводу того, что я не был на конференции, как-то сразу и бесследно улетучилось. Как имя и фамилия писателя, о которых я спрашивать, тоже не стал.
Кодекс чести офицера
Сегодня на утреннем осмотре я получил замечание от ротного за то, что не стрижен. Перед самоподготовкой я пошел в училищную парикмахерскую. Выйдя из парикмахерской, я наткнулся на нашего преподавателя истории подполковника Козлова.
– Здравия желаю, товарищ подполковник, – козырнул я, проходя мимо него, но преподаватель меня остановил.
– Здорово, Иванов, долго стрижешься. Что, очередь такая большая?
– Так точно, – пожал я плечами, – а вы что, ждали меня?
– Так точно, – машинально отвечает Козлов. – Слушай, у меня к тебе неожиданная просьба.
– Весь во внимании, – приготовился я слушать.
– Ты можешь сделать так, чтобы послезавтра твои курсанты Королев и Россошенко заступили в наряд?
Подполковник Козлов то и дело заставляет нас удивляться, вот и сейчас он снова поразил меня. Но я не подаю вида, что просьба преподавателя меня сильно удивила.
– Сразу два курсанта из одного взвода, и не просто из одного взвода, но и из одного отделения? Это не просто, у нас ведь в наряд по роте заступают по одному человеку от каждого взвода.
– Было бы просто, – напирает Козлов, – я бы к тебе не обращался.
– Товарищ подполковник, а можно спросить, для чего это вам нужно?
– Тебе можно, – сдержанно улыбнулся преподаватель, – не только спросить, но и правильный ответ узнать. Хочу я вам вместо плановой лекции прочитать нужную для вашего становления как будущих офицеров лекцию, которой нет ни в одном учебном плане и ни в одном учебнике. Только не нужны мне на ней лишние уши, ты меня понимаешь?
– Так точно, – ответ преподавателя наводит на мысль, что лекция должна быть на самом деле какая-то особенная. И я твердо пообещал: – Спасибо, товарищ подполковник, я сделаю, можете на меня рассчитывать.
– Вот и славно, – одобрил Козлов. – Ну, пока, пойду, а то заболтал ты меня совсем. Смотри, Иванов, ты слово дал!
Пожав мне руку, Козлов ушел, а я направился мыть голову. После этого я отправился искать старшину роты. Он как раз пил чай в верхней каптерке. Каптерщика на месте нет, что хорошо – не нужно его никуда посылать.
– Старшина, – вальяжно расселся я напротив старшины, – есть «базар».
– Базарь, – улыбнулся старшина и налил мне чаю. – Ты ведь как тот банный лист, если пристанешь, то от тебя просто так не отделаешься!
– Ты помнишь, что когда тебе нужна была моя помощь, вроде в наряд перед комиссией заступить или вместо кого-то из сержантов…
– Помню, конечно, – не стал отнекиваться старшина.
– Ты каждый раз обещал, что если мне что-нибудь от тебя понадобится, то ты меня обязательно выручишь? Насколько я помню, я ни разу тебя, ни о чем так и не попросил.
– Это да, не то, что другие, – кивнул старшина. – Бывает, прямо за горло берут. Я так понимаю, что час расплаты настал? Итак, что именно ты хочешь? Надеюсь, что это в моих силах?
– В твоих, в твоих, не сомневайся, – заверил я его. – Поверь, я бы не стал требовать от тебя невозможного! Мне нужно, чтобы КорС и Вася оба заступили в наряд послезавтра. Оба!
– Только и всего? Да сколько угодно! Это же мелочи, – удивился старшина и картинно козырнул. – Может, нужно, чтобы они два раза заступили в наряд? Или три? Нет? Только один? Будет исполнено!
Мы допили чай и я вернулся в расположение роты. Через пять минут в роту вошел старшина и стал «зверствовать». Поскольку Королев сидел на койке, старшина ему тут же объявил наряд вне очереди. К Васе так легко придраться не удалось, так как тот всегда, везде и во всем пытается исполнять все требования уставов самым добросовестным образом. Можно даже сказать, что Вася без разрешения не посмеет и шага сделать.
Старшина заставил меня волноваться до следующего утра. Но на утреннем осмотре он выявил у Васи в планшетке художественную книгу и ему тоже объявил наряд вне очереди.
– Опять двадцать пять. Наш старшина не с той ноги встал, что ли? – недоумевает КорС. – Как минимум у половины роты есть с собой художественные книги.
Однако важен результат, а он именно такой, как нужно. Старшина сработал просто превосходно, Королев и Вася заступили в наряд по роте, так что на лекции подполковника Козлова их не будет.
И вот долгожданная лекция наступила. Подполковник Козлов вошел в аудиторию, окинул взглядом роту и остался доволен. После приветствия он, потирая руки, с довольным видом произнес:
– Товарищи курсанты, у меня есть к вам деловое предложение. Вы уже почти офицеры, во всяком случае, если бы началась война, то вам бы сразу присвоили воинское звание «лейтенант» и вы уже убыли в войска.
Что и говорить, преподаватель заинтриговал всю роту, и все сидят, ожидая, к чему клонит подполковник Козлов.
– Приходилось ли кому-нибудь из вас слышать такое понятие, как кодекс чести офицера?
– Мне приходилось, – поднял руку Столб. – Только мне кажется, что это имеет отношение к офицерам русской императорской армии.
– Точно так, товарищ Столбовский, – жестом показал Козлов Столбу, что тот может присесть. – Только вы должны понимать, что как бы ни называлась страна, и как бы ни назывались ее Вооруженные Силы, назначение их – защищать свой народ. Я предлагаю вам вместо плановой лекции ознакомиться с кодексом чести офицера. Если большинство из присутствующих против этого, то я прочту лекцию в соответствии с планом.
– Кто это тут против? – удивился старшина и, привстав со своего места, оглянулся на задние ряды курсантов. – А конспектировать можно?
– Я не побоюсь этого слова, даже нужно! – рассмеялся Козлов. – Только не в конспектах. Лучше вырвите пару двойных листков, этого будет достаточно.
По аудитории зашуршало, так как курсанты дружно принялись вырывать страницы, готовясь записывать новый материал.
– Товарищи курсанты, – широко расправив плечи, хорошо поставленным голосом, начал лекцию преподаватель, – начиная с крещения Руси, великим ориентиром нравственных ценностей для людей была Родина. В трудные времена люди всегда обращались к отечественной истории, ее нравственным идеалам, героям и обычаям. Полем чести называли в старину поле брани. И это воистину так, потому что нет выше чести для солдата и офицера, чем отстоять в боях, защитить родную землю, свой народ.
До чего же здорово, что у нас есть такой преподаватель, как подполковник Козлов!
– Итак, товарищи курсанты, записывайте: из традиций офицерства России. Глава первая: главные заповеди.
1. Первая и главная обязанность солдата – это верность Отечеству. Без этого качества он не годен для военной службы.
2. Ставь выше всего славу русской армии. Можете написать «советской» армии. Дальше тоже правьте сами, как считаете для себя более приемлемым.
3. Будь храбрым. Но храбрость бывает истинная и напускная. Заносчивость, свойственная юности, не есть храбрость. Военный должен всегда быть благоразумным и обдумывать свои поступки хладнокровно и осторожно. Если ты резок и заносчив, значит, ты не мужественен, и конечно, тебя будут все ненавидеть.
4. Повинуйся дисциплине.
5. Уважай начальство и верь ему.
6. Бойся нарушить свой долг – этим ты навсегда потеряешь доброе имя.
7. Офицер должен быть верен и правдив. Без этих качеств военному почти невозможно оставаться в армии. Верен – человек, исполняющий свой долг, правдив – если он не изменяет своему слову. Следовательно, не обещай никогда, если ты не уверен, что исполнишь обещание.
Теперь пишите: глава II. Отношение к начальству и к самому себе.
1. С начальством держись официально.
2. Помни, что начальник – всегда и везде начальник.
3. Никогда не критикуй действий и поступков начальства вообще и при ком-либо особенно и, ни в коем случае, при подчиненных.
4. Всякое распоряжение начальника по службе, в какой бы форме оно ни было выражено (предложение, просьба, совет) – есть приказание.
5. Если ты старше чином, а по распределению должностей будешь подчинен младшему – обязан исполнять все приказания лица, над тобой поставленного, без всякого пререкания.
6. «Кто хочет уметь приказывать, должен уметь повиноваться», – сказал Наполеон.
7. Береги свою честь, честь полка и армии.
8. Одевайся строго по форме и всегда чисто.
9. Строго относись к своим служебным обязанностям.
Такая тишина в аудитории бывает только во время лекций, которые проводит полковник Тетка. Но там такая тишина из-за страха перед неминуемым наказанием, если не сказать, возмездием. А сейчас все ведут себя тихо, потому что всем интересно. И кроме того приятно, когда тебе доверяют и к тебе относятся как к равному себе. Это производит сильное впечатление!
10. Держи себя просто, с достоинством, без фатовства. Товарищи курсанты, на ваши вопросы я отвечу позже, хорошо?
11. Будь выдержанным (корректным) и тактичным всегда, со всеми и везде. 12. Будь учтивым и предусмотрительным, но не назойливым. Умей вовремя уйти, чтобы не быть лишним. 13. Необходимо помнить ту границу, где кончается полная достоинства вежливость, и где начинается низкопоклонство.
14. Заставляй окружающих о себе меньше говорить.
15. Будь наблюдательным и осторожным в выражениях.
16. Не пиши необдуманных писем и рапортов сгоряча.
17. Не спеши сходиться на короткую ногу с человеком, которого недостаточно узнал.
18. Избегай «ты», дающее повод и право к фамильярностям дурного тона, предлог на правах дружбы выругать тебя, вмешиваться в твои дела, сказать пошлость, грубость и так далее.
19. Часто старший, подвыпив, предлагает первым перейти с ним на «ты». Тем не менее, на другой день будь дипломатичен: или говори ему «вы», или выжидай, пока он первый обратится на «ты». Словом, такт – необходимое условие, чтобы не попасть в неловкое положение и впросак.
20. Сам, если можешь, помоги товарищу денежно, но лично избегай брать, так как это роняет твое достоинство.
21. Не делай долгов, не рой себе ямы. Живи по средствам. Делать долги, не имея возможности их уплатить – безнравственно, иначе – не залезай в чужой карман.
22. Не кути за чужой счет, не имея средств отплатить тем же, если не хочешь, чтобы страдало твое достоинство и самолюбие. Помни французскую пословицу: «Лучше пить плохое вино – из своего маленького стакана, чем хорошее – из чужого большого».
23. Не принимай на свой счет обидных замечаний, острот, насмешек, сказанных вслед, что часто бывает на улицах и в общественных местах. Будь выше этого. Уйди – не прогадаешь, а избавишься от скандала.
24. Каждый решительный шаг обдумай. Исправить ошибку нельзя, а загладить – трудно. Семь раз отмерь, один – отрежь.
25. Будь внимательным до ссоры, чем уступчивым после ссоры.
26. Ничьим советом не пренебрегай – выслушай. Право же последовать ему или нет, остается за тобой.
27. Суметь воспользоваться хорошим советом другого – искусство, и не меньшее, чем дать хороший совет самому себе.
28. Избегай разговоров на военные темы с невоенными знакомыми.
29. Будь осмотрителен в выборе знакомых. «Скажи, с кем ты знаком и что читаешь, и я скажу, кто ты».
30. Окончив училище, продолжай заниматься. В знании военного искусства твоя сила. Не упускай из виду, что необходимо знать все роды оружия.
В дверь постучали, и в аудиторию заглянул Королев. Старшина глянул на него, а потом обернулся и пристально посмотрел на меня.
– Товарищ подполковник, – козырнул КорС, – разрешите обратиться? Курсант Королев. Старшину роты вызывает командир роты.
Преподаватель посмотрел на старшину, но тот так скривился, что подполковник Козлов улыбнулся и ответил Королеву:
– Товарищ курсант, передайте вашему командиру роты, что преподаватель не отпустил старшину с занятий. Вы свободны.
После того, как КорС вышел, преподаватель выждал минуту и продолжил.
31. Помни всегда, что ты офицер. Глава III: Старые истины.
1. Твердость воли и неустрашимость – два качества, необходимые военному.
2. Офицеру необходимо выделяться нравственными качествами, на которых основывается личное величие бойца, так как с ним связано обаяние над массой, столь необходимое руководителю.
3. Сила офицера не в порывах, а в нерушимом спокойствии.
4. Честь закаляет мужество и облагораживает храбрость.
5. Честь – святыня офицера.
6. Офицер должен уважать человеческие права своего собрата – нижнего чина.
7. Начальник, не щадящий самолюбия своих подчиненных, подавляет в них благородное желание прославиться и тем роняет их нравственную мощь.
8. Через ряды армии проходят все возрастные классы населения, поэтому влияние офицерского корпуса распространяется на весь народ.
9. Горе стране, если, уходя со службы, солдат выносит отвращение к солдатским рядам.
10. Не выдавай за неопровержимую истину то, во что ты или совсем не веришь, или хотя бы сомневаешься. Поступать так – преступление.
11. Необходимо, чтобы процветала не одна формальная сторона службы, но и материальная.
12. Армия – это дуб, защищающий Родину от бурь. Глава IV. Правила жизни и корректности.
1. За полковыми дамами не ухаживай (в пошлом смысле). Не заводи грязь в своей полковой семье, в которой придется служить многие годы. Подобные романы всегда кончаются трагически.
2. В жизни бывают положения, когда надо заставить молчать свое сердце и жить рассудком.
3. В интимной своей жизни будь очень и очень осторожен – «полк – твой верховный судья».
4. О службе и ее делах в обществе говорить не следует.
5. Вверенную тайну или секрет, даже не служебного характера, храни. Тайна, сообщенная тобою хотя бы только одному лицу, перестает быть тайной.
6. Не переступай черту условностей, выработанных традициями полка и жизнью.
7. Руководствуйся в жизни инстинктом, чувством справедливости и долгом порядочности.
8. Умей не только соображать и рассуждать, но и вовремя молчать и все слышать.
9. Всего знать никто не может, а стыдно и вредно офицеру притворяться знающим.
10. На военной службе самолюбие не проявляй в мелочах, иначе будешь всегда страдать из-за него. Следовательно, будь начеку и не распускайся.
11. Старайся, чтобы в споре слова твои были мягки, а аргументы тверды. Старайся не досадить противнику, а убедить его.
12. Желая курить, проси разрешения дам, а лучше жди, пока тебе предложит или хозяйка дома, или старший (смотря, где и когда).
13. У всякого свои недостатки: никому нельзя обойтись без помощи других, а потому мы должны помогать друг другу советами и взаимными предостережениями.
14. Разговаривая, избегай жестикуляций и не возвышай голос. И глава V. На службе.
1. Пусть ошибки и ложные приемы не смущают тебя. Ничто так не учит, как сознание своей ошибки. Это одно из главных средств самовоспитания. Не ошибается только тот, кто ничего не делает.
2. Щади самолюбие солдат. У простых людей оно развито не меньше, чем у вас, и вследствие их подчиненности чувствительнее.
3. На занятиях будь всегда бодрым, всегда ровным и спокойным, требовательным и справедливым.
4. Шутить и «заигрывать» с солдатами не следует. Подорвешь свой авторитет.
5. Авторитет приобретается знанием дела и службой.
6. Нужно, чтобы подчиненные уважали тебя, а не боялись. Где страх, там нет любви, а лишь затаенное недоброжелательство или ненависть.
7. Будь правдив всегда, и особенно с солдатом. Исполняй обещанное ему, иначе приучишь его ко лжи.
8. Правдивость везде, а особенно в воспитании, есть главное условие.
После того, как преподаватель закончил лекцию, в аудитории воцарилась еще большая тишина. Теперь ее не нарушает даже голос самого преподавателя. Старшина поднял руку и встал.
– Спасибо вам, товарищ подполковник, от всех нас, большое спасибо. Только не понятно, почему нам этого не доводят, так бы сказать, в обязательном порядке? Ведь это всем нам просто необходимо знать, чтобы меньше шишек набивать, что ли.
– На этот вопрос у меня нет ответа, товарищ старшина. Так значит, лекция вам понравилась? Конечно, кое-что из этих истин, вполне возможно, уже устарело.
Но вся рота громко зашумела, показывая, что мы все очень довольны, и ничто из Кодекса части офицера вовсе не устарело.
В роте Вася первым делом обратился ко мне.
– Командир, дашь переписать конспект по истории?
– Нет, не дам, – отвечаю я. – Лекция была такая, что я не конспектировал.
Вася этому не удивился, и стал обращаться к другим курсантам, но ото всех получил удивительно однообразный отказ. Тут Васю осенила блестящая догадка.
– Я все понял, – горячится Вася со слезами на глазах, – лекция на самом деле была очень интересной, а вы все просто не хотите, чтобы я ее себе переписал! Ну, и кто вы после этого? Вы должны со мной согласиться, что вы поступаете не по-товарищески, вот!
– Вася, ты ошибаешься. Тебе все это показалось, – небрежно отвечаю я ему.
Я не стал рассказывать, кто на самом деле сам Вася, а просто вынул из планшетки свой конспект по истории и показал ему, что последняя лекция у меня недельной давности. После меня свои конспекты продемонстрировал Васе весь наш взвод.
– Спи спокойно, Вася, – шутит каптерщик Олеферович, – ты ничего не потерял!
Потом Олеферович подошел ко мне и негромко, так, чтобы слышал только я, добавил:
– Толик, а ты артист! Ты был так убедителен! Так и хотелось сказать: «Верю!» Ты самый очаровательный обманщик, какого я только знаю!
– Извините, дорогой друг, – лукаво улыбнулся я в ответ, – но в нашей жизни нужно быть немного актером!
А после обеда старшина позвал меня в каптерку пить чай. Было видно, что ему хочется меня о чем-то спросить, он все время, пока мы пили чай, собирался, но так почему-то и не задал мучивший его вопрос.
Пацалиха
Курсант Федя Машевский, он же Мыша или Крысняк, из первого отделения нашего взвода, встречается с девушкой. Но она понравилась еще какому-то милиционеру. Тот встретил Мышу и предупредил, что сам намерен встречаться с этой девушкой и, соответственно, Мыша лишний. К чести последнего, он не струхнул и от девушки не отказался. Тогда милиционер попытался исправить ситуация в свою пользу «кавалерийским наскоком». Он подкараулил Марковского, когда тот шел от девушки, и хорошенько его избил. Правда, бил он не один, а еще с двумя ментами.
Вернувшись из увала, Мыша рассказал нам обо всем этом. В выражениях он не стеснялся. Решено было вернуть обидчику долг той же «монетой». Теперь Мыша с Бао, Литином и Ромой отследили этого неприятного соперника, когда он шел к Мышиной девушке, и вломили ему по самое первое число!
На самоподготовке они горячо рассказали об этом взводу. Мы и так к ментам относились не очень дружелюбно, а теперь стали их не любить еще больше.
– Слушайте, – спохватился вдруг «замок», – а кто знает, почему милиционеров называют ментами?
Оказалось, что не знает никто. И тут всех несказанно приятно удивил Вася. Сильно волнуясь, он вдруг сказал.
– Я не знаю, почему их так назвали, но я знаю, кто их так назвал.
– И кто? – высокомерно спрашивает КорС.
– Наши львовские батяры.
– Ваши львовские кто? – поперхнулся Королев.
Не только Королев, но и все остальные о батярах услышали первый раз в жизни. Польщенный искренним вниманием, Вася стал рассказывать.
– Вообще слово батяр венгерское. Обозначает оно – проходимец, бродяга, разбойник, ухажер, развратник. Если сказать по-современному, то есть проще, это были приколисты. В конце прошлого – начале этого века это была элита львовских улиц. Разговаривали они на жаргоне из украинских, польских, еврейских и немецких слов, что само по себе уже было смешно. Жаргон этот называется «балак». В нем встречаются слова венгерские, английские и даже латынь. А еще они баловались новоязом – заменяли в словах букву «о» на букву «у», а букву «э» на «ы». Вот именно эти самые батяры и назвали милиционера ментом.
Мы смотрим на Васю так, что он и без слов понял, что мы ждем продолжения.
– Кружку пива они назвали «гальба», многие в Львове до сих пор так говорят. Что действительно интересно, так это то, батяры были не обязательно из низов общества. Некоторые из них стали университетскими профессорами и ректорами, депутатами австрийского парламента. Уже в наше время один из них – Александр Скоцень был футболистом. Сначала он играл за команду «Украина», потом играл в московском и киевском «Динамо», затем перешел во французскую «Ниццу». Его так и называли – «батяр». Было это в 40-е годы.
– А чем они занимались? – поинтересовался Зона.
– В смысле, как проводили время? Они развлекались тем, что с удовольствием пугали почтенных горожан, портили влюбленным свидания, насмехались над полицией, фальшивыми голосами пели про людей, которые им не нравились. Могли ограбить прохожего, и, конечно же, подраться. В этом плане самый большой их подвиг – это когда в 1848 году один из «королей» батяров – так называли самых лихих и отважных батяров, Куба Пельц в корчме «Бабский корень» бросил в колодец вниз головой девятерых польских солдат!
– Богатырь, видать, был этот батяр.
– Самое интересное, что сам «король» был среднего роста и худощавого телосложения!
– Бравые, видать, были эти польские жолнежи, – смеется КорС.
– У них была своя мода одеваться. Непременно – тросточка, которую они называли «ляска» или длинный зонт в дождливую погоду. Многие носили котелок – «мелёник» от латинского слова «мелона» – дыня. И обязательно – аккуратные усики, закрученные вверх. Даже поговорка у них была про усы, только она на украинском языке.
– Это ничего, ты скажи, а если что непонятно будет – переведешь, – успокоил Васю «замок». – Раз уж ты сказал «А», то нужно сказать и «Б».
– Добро. В общем, в оригинале это звучит так: «Борщ без м’яса то є супа, хлоп без вусів – то є дупа!» Еще они были патриотами Львова и говорили так: «А хто Львова на шануї, най нас в дупу поцілюї».
– По-моему, все понятно и без перевода, – улыбаясь, говорит «замок».
– А вот интересно, еще какие-то слова батяров дошли до наших дней? – перебил Васю Веня.
Похоже, Веня Васе завидует. Он ведь какое-то время жил рядом со Львовом, но ничего этого и близко не знает.
– А как же. Вот, например, как вы в шутку говорите на нос?
– Как, как? Шнобель, – выкрикнул Лис.
– Правильно! Это слово из лексикона батяров. А есть слово, которое мы с вами употребляем, но смысл его уже изменился на противоположный. Вот, что значит ныкать?
– Прятать, – пожал плечами Королев, – кто же этого не знает? Постой, ты хочешь сказать, что твои батяры употребляли это слово в смысле искать?
– Именно так!
– Вася, а ну-ка просвети нас еще немного про их жаргон, – потребовал Лео. – Меня берет такой интерес!
И к всеобщей радости Вася продолжил свой увлекательный рассказ.
– Ты что же, думаешь, что я потомок батяров и сохранил их лексикон? Я только так, отдельные слова помню. Могу продиктовать, их немного. Парикмахерская – фрэзиера, шутка или анекдот – виц или геца, авантюра – галабурда, пиво – бровар, сигарета – дзыгар, самогонка…
– Неужели смага? – предположил Миша и угадал!
– Да, смага. А вот пить водку – хирыты, воровать – юхтыты, сходить в туалет – пойти к пану Эдзю. Последнее из-за того, что пан Эдзь, фамилии уже не помню, хозяин магазина «Атляс» был первым, кто открыл в Львове при своем заведении платный туалет.
– А заниматься сексом, как будет? – спрашивает вечно озабоченный Литин. – Или не знаешь?
– Знаю. Цюпцятысь. Забава – пацалиха, хулиган – яндрус, неопрятная женщина – мантилепа, глупый человек – туман висимнайцетый.
Каждое новое слово вызывает у ребят приступ смеха. Но самое смешное, как нам показалось, Вася приберег на потом.
– Знаете, что такое на языке батяров «реформы?» Вовек не догадаетесь! Длинные теплые трусы! Сейчас таких уже, наверное, и не найти. А еще в то время был День батяра и отмечался он 1-го мая!
– Вася, хватит, чтоб ты скис до утра, – хохочет «замок». – Я больше уже не могу смеяться, мне захотелось сходить к пану Эдзю!
– Вася, а, Вася, – зовет КорС, – я правильно понял – авантюрист это будет галабурдист? Ой, не могу! Вот умора! Классную ты, Вася, нам пацалиху придумал!
– Лис, – зовет Миша, – у тебя есть лишний дзыгар? Или правильно будет – лишняя дзыгарка? Короче, пошли, покурим! А ты, Литин, не теряй времени – иди и займись этим, как его? Цюпцятельством, вот! Блин, чуть язык не сломал! А вам, дорогой наследник незабвенного Павлика Морозова пора в фрэзиеру! И не возмущайся, а то получишь в твою лысую мелону!
– Эх, Вася, – шутит Лис, – жаль, что тебя нельзя назвать батяром! Ты бы хоть кличкой нормальной обзавелся, а то все Вася да Вася!
– И не говори, – вторит ему Королев, – вот Симоне эта кличка подошла бы намного больше, но он уже и так Симона!
– Прикольный виц! – хохочет «замок». – И геца тоже прикольная! Слушайте, так вице-адмирал это вроде как веселый адмирал – шутник? Ха!
И долго еще весь взвод шутил, употребляя новые слова. Только немного жаль, что слов из батярского балака Вася все-таки знает маловато. Зато заменяя гласные в привычных словах, на манер этого говора, было тоже очень смешно!
Можете и сами на досуге попробовать, я уверен – вам понравится! Понятное дело, известие о причине нашей веселости дошла и до других взводов, так что и они тоже принялись шутить с употреблением батярских слов. Дошло все это и до ушей нашего ротного. Так что он лишний раз порадовался, что носит усики.
А тот милиционер, который пытался отвадить Мышу от его девушки, имел с ней серьезный разговор. И то ли она ему недвусмысленно дала понять, что лишний в их любовном треугольнике именно он сам, а вовсе не Мыша, то ли у мента у самого хватило ума это понять, но история конфронтации на этом закончилась.
Хотя нет, соврал-таки! История эта закончилась скромной, но веселой курсантской свадьбой! И самыми дорогими гостями на этой свадьбе были Бао, Рома и Литин, которые помогли Мыше основательно набить морду его надоедливому конкуренту.
Школа танцев
После обеда в личное время ко мне подошел Дима и отозвал меня в сторонку. Вид его ясно говорит, что разговор нам предстоит секретный. Я ясно вспомнил, что с таким видом он обычно отпрашивается у меня в самоход, требуя с меня обещание, прикрыть его в случае чего.
– Случилось разве чего? – насмешливо спрашиваю я.
– Женюсь скоро, – с важным видом объясняет он мне. – Не улыбайся, я знаю, что ты знаешь. Тьфу! Ты не удивляйся. Скажи, ты вальс танцевать умеешь?
– Нет, а что?
– Только не ври, – подчеркнуто серьезно просит Дима, – для меня это очень важно.
– Что важно, чтобы я не врал? Так я не вру, я так, – неопределенно махнул я рукой, – фантазирую немного.
– Научи меня танцевать вальс. Всего два дня до свадьбы осталось. Представь себе, заиграют на свадьбе для молодоженов первый танец, это всегда вальс, а мы будем топтаться на месте. Стыдно. Жена, будущая жена, – заметил мою улыбку Дима, – требует, чтобы я срочно научился танцевать.
– Что, – подмигнул я ему, – она уже сейчас прибавляет тебе седых волос?
– Это сложно, – рассмеялся Дима, – я же лысый! Но печень уже ест.
– Ладно, попробую, но здесь и от тебя многое зависит. Теперь главное: где и когда мы будем заниматься?
– Да в любое время! Может, в ленинской комнате по ночам? – сразу предложил Дима.
– Ну, нет! Во-первых, по ночам я предпочитаю спать, а во-вторых, по ночам в ленкомнате сидят философски озабоченные чудики вроде тебя, Васьки нашего, например, и зубрят науку, конспектируют первоисточники.
– Я понимаю, – делает страдальческое лицо Дима, и тяжело вздыхает, – кому понравится заниматься по ночам, да к тому же, когда самому это не нужно.
– Ну, а музыка у тебя есть? – примирительным тоном спрашиваю я.
– Какая музыка? – бедняга, похоже, совсем утратил способность мыслить.
– Ну, там, тяжелый рок или подо что ты там хочешь танцевать? – с живым любопытством разглядываю я недогадливого Диму.
Я все еще надеюсь, что дальше беседы дело у нас не пойдет.
– Вальс? Так бы сразу и сказал, – смутился Дима, сообразив, что сглупил. – Нет, нет.
– Тогда так, бери стул и, напевая себе, вальсируй по взлетке или по коридору, понял?
– У стула нет ног, – плаксиво говорит мой приятель.
– Зато ножки есть, – говорю я.
Мне не нравится сама мысль, что нужно танцевать с парнем. В какой-то момент я хотел отказать Диме, но потом все-таки решил ему помочь. Мы отпросились у «замка», и пошли в борцовский зал, так как там в это время обычно никого не бывает. Магнитофон взяли в первом взводе, а кассету с музыкой вальса – в училищном клубе. Получается у Димы плохо, и вскоре мы оба потеряли способность различать время, так как были сосредоточены только на вальсе.
За этим занятием нас застал ротный, который заглянул в борцовский зал в поисках командира 29-й роты. Мы сосредоточили свое внимание на танце и не услышали приближения ротного.
– Однако, субчики, вы даете, – неприязненно отметил ротный. – Что-то раньше я за вами не замечал такой склонности?
Я застыл с болезненной гримасой на лице. Глупая и раздражающая меня затея, каковой я с самого начала считал эти уроки танцев, привела к тому, что ротный думает теперь обо мне невесть что, причем совершенно незаслуженно.
– Товарищ майор, – бросился Дима объяснять ротному в чем, на самом деле, дело. – Это совсем не то! Я женюсь! Музыка будет, а я не могу!
И Дима замолчал с виноватой улыбкой на лице. Как ни парадоксально, но, несмотря на весь сумбур Диминого рассказа, ротный все понял, и даже разрешил нам в течение этих двух дней заниматься вальсом. Он, так сказать, узаконил наши репетиции.
– Что, товарищ Снигур, так хочется научиться танцевать вальс за два дня? Как говорится, даешь пятилетку за три года? Впрочем, это тебе и потом пригодится. В наши дни уже не так часто можно встретить курсанта, умеющего танцевать вальс. Жаль, что для современных офицеров умение вальсировать перестало быть необходимостью.
– Эх, если бы только это удалось! Пока ничего не выходит.
– Это не страшно, – успокаивает Диму ротный, – неудачи являются частью успеха. Ну, не буду вам больше мешать.
Дима не стал капитулировать и к вечеру второго дня ему все удалось. Разумеется, на каком-нибудь танцевальном конкурсе он не прошел бы ни одного тура, но на своей свадьбе он, как и мечтал, вполне сносно вальс с женой танцевал.
Я прибыл из увольнения после Диминой свадьбы, и меня встретил ответственный по роте – сам командир роты.
– Иванов, – осуждающе сказал ротный, – злые языки утверждают, что эта молодая супружеская пара обязана своим счастьем тебе?
– Так точно, товарищ майор! Мы написали…
– Да знаю я все, знаю. Все это знают. Ты вот мне лучше скажи, Иванов, а кто ты такой, чтобы вмешиваться в чужую жизнь и, так сказать, нарушать равновесие?
– Я думал, что так будет лучше, – растерялся я. – Разве нет? Дима ведь сам меня просил.
– А мне вот кажется, что они через год-другой разведутся. А чтобы думать, нужно иметь полную информацию, опыт, а иначе очень легко ошибиться. Прямо скажем, когда мало фактов, то принять правильное решение можно разве что случайно, понял? Эх, ты, психолог хренов. Думал он, видите ли. Кстати, если я окажусь прав, то есть, когда они разведутся, ты накрываешь кабак! Так и запомни!
– А как….
– Не сомневайся, мы об этом узнаем. И когда ты будешь в Крыму – милости прошу! Или ты уже зажал кабак?
– Ну, что вы, товарищ майор! Но если они не разведутся – кабак накрываете вы!
– А по рукам! – улыбнулся ротный.
От оценки ротным моего участия в женитьбе Снигура, я пришел в замешательство, и больше ничего не говорил. После свадьбы Димы Снигура весь наш взвод увлекся занятиями вальсом, благо и времени до выпуска еще два месяца, а не два дня.
– Товарищ младший сержант, который Леонтьев, – шутит Лис, – вы бы обратили внимание на сапоги своего подчиненного, который Зона, а?
Сапоги у Зоны (Петьки Желудка) уже давно и явно каши просят. Все, что было положено из обуви на время учебы в училище, Петька уже износил. Мы ему всем взводом по очереди настоятельно рекомендуем, чтобы он купил себе новые сапоги, но Петька упрямится. Из-за этих драных сапог его, как только не обзывали: и ополченцем, и партизаном, и Гаврошем, и оборванцем, и просто неряхой, а Петьке все нипочем. Он считает, что оставшиеся до выпуска два месяца проходит и в этих рваных юфтевых сапогах. Над ним смеются, а он только молчит.
– Да ты достал уже, – кричит на Зону каждое утро во время утреннего осмотра замкомвзвода, – купи себе хромовые сапоги!
Я уже говорил, что на выпускном курсе в нашем училище курсантам разрешается носить хромовые сапоги. Точнее не разрешается, а не возбраняется.
– Будешь потом эти сапоги носить, когда станешь офицером, – не унимается замкомвзвода, – не пропадут, не переживай!
– Ну, нет, – отшучивается Петька, – новым дорогам – новая обувь! И потом, нужны вам эти сапоги, сбросьтесь и подарите мне!
– Ну, ты и наглец, – поперхнулся воздухом «замок».
– Почему это, сразу наглец? Вам надо, вы и купите! А что, если я попаду во флот? – глубокомысленно изрекает Петька. – Что я тогда буду с ними делать?
– За грибами будешь в них ходить, – кричит «замок».
– Или под стекло поставишь и будешь с них пыль сдувать, и от ностальгии рыдать, вспоминая училище, на эти сапоги, глядя, – смеется Петькин командир отделения Валерка Леонтьев.
Несколько раз внимание Петьки к его же собственным сапогам и к необходимости их заменить привлекали взводный и замполит роты. Но Петька крепится и не сдается.
И тогда мы решили его проучить. Приволокли дюбельный пистолет, и когда после вечерней поверки Петька ушел в умывальник, мы его сапоги к полу дюбелями пристрелили. А еще портянки на узел завязали. Портянки-то Петька утром развязал, и даже в сапоги впопыхах вскочил, и тут же чуть не упал в них. Оторвать сапоги от пола вручную он, конечно же, не смог. Так что пришлось ему все-таки на новые сапоги потратиться.
Бордюры
На самоподготовке еще больше порядка, чем было на первом курсе, даже удивительно. Кто-то, наконец, повзрослел и пытается наверстать упущенное время, изучая и повторяя программный материал. Сегодня, так сказать, в самый разгар такого чтения Вася по этому поводу многозначительно изрек:
– Если уж не наелся, то не налижешься.
Однако он и сам каждый день обкладывается учебниками, конспектами, первоисточниками и что-то там пишет. Насколько я могу судить, он уже неплохо проштудировал творческое наследие Маркса и Энгельса, а сейчас принялся за Ленина.
А кто-то просто уже излишне расслабился и не слишком утруждает себя учебой. К этим последним принадлежу и я.
И тут к нам нежданно-негаданно принесло преподавателя кафедры физической подготовки подполковника Юнакова.
– Не иначе он в очередной раз придумал что-то новое, – предположил Миша, недовольно глядя на чересчур инициативного подполковника.
– Товарищ старший сержант, – обратился он к замкомвзводу, – нужно срочно побелить бордюры на спортгородке. Что вы на меня так удивленно смотрите? Это ведь территория вашего взвода? Вам и белить! Выделите двоих курсантов, а я потом проверю! И не откладывайте это дело в долгий ящик, там работы непочатый край.
После его ухода все сразу уткнулись в учебники, словно заняты.
– Ну, – вяло интересуется «замок», – кого пошлем? Не молчите, как бы вы не танцевали из одного угла в другой, а белить бордюры нужно.
– Совсем озверел Юнаков, – ворчит Зона, не поднимая головы, – четвертый курс припахивает белить бордюры!
Взвод шумно соглашается с мнением Зоны. А я машу Диме, чтобы он поднял руку, то есть изъявил желание белить бордюры.
– Толик, да ты что, – удивляется он, – мне облом!
– А сержантам можно? – спрашиваю я «замка». – Тогда пиши меня и курсанта Снигура.
– Правда? – с надеждой смотрит на меня Уваров.
– Конечно, правда, – смеюсь я. – Кто, если не я?
– Пишу! – обрадовался «замок». – Можете идти прямо сейчас! Вот Иванов у нас приятное исключение из правил, а вы все лодыри!
Лодыри дружно смеются. На меня их смех не произвел абсолютно никакого впечатления. Они до сих пор не понимают, что хорошо смеется последний. Я сложил свои конспекты в планшетку и, оставив за себя Мишу, направился к выходу. Дима, не говоря ни слова, последовал за мной. Но только мы вышли из аудитории, как Дима недовольно зашипел:
– Толик, ты что, с ума сошел? Мы же четвертый курс! А ты хочешь бордюры белить?
– Лопух ты, а не четвертый курс, – назидательно отвечаю я. – А если подумать? Срок нам не установили, так что пару дней можно в самоходы ходить вместо этой опостылевшей самоподготовки. Ты подумай! Я считаю, что все пацаны здесь капитально ошиблись.
– Но белить-то все равно надо? – недоумевает Дима.
– Дима, тебе спрашивать одно и то же еще не надоело? Не перетрудимся, – беззаботно отмахнулся я. – Давай, отнесем планшетки в роту и рванем в самоход! Тебе есть куда идти?
– Спрашиваешь! Я в приятном шоке, – расцвел Дима и, потупившись, добавил, – Толик, ты это, в общем, не сердись на меня. Я не подумал, что ты ерунды не предложишь. И как это тебе удается первым все просчитать и успеть подумать про все плюсы и минусы?
– Ну, кто-то же должен быть первым! Почему не я? Особенно если другие думать даже не пытаются.
И мы ушли в город, расставшись напротив плодоконсервного завода имени 1 мая. На следующее утро перед разводом «замок» спросил меня:
– Толик, что там у нас с бордюрами?
– Ходили на завод «Фиолент» за известью, но нам пообещали, что дадут известь только сегодня, – бодро доложил я. – Должны сегодня привезти. Так мы пока обмели бордюры от песка и пыли.
– Молодцы, – расцвел «замок», – правильно сделали! Не белить же по пыли! Знаете что? Можете вместо занятий идти на спортгородок. Сегодня такие занятия, что я смогу вас прикрыть.
И мы с Димой снова ушли в самоход на весь день. На следующее утро я доложил «замку», что известь нам вчера не дали, так как на заводе ее получили только после обеда, и работники делили ее для нужд производства и себе домой для ремонта. Но сегодня нам ее обязательно дадут!
Вместо занятий мы действительно сходили на «Фиолент», там разжились известью и стали белить бордюры. Несколько дней мы честно белили бордюры во время занятий, а после обеда уходили в самоход. Но успех оказался временным, случилось непредвиденное: от «большого» ума Дима похвастался перед ребятами тем, как мы на самом деле белим бордюры, и весь взвод захотел сменить нас на этом почетном «посту».
– Это не честно! Ну, будьте людьми, – громче всех орет Бао, – дайте и другим поработать! Мы все имеем право на отдых! То есть на работу на спортгородке!
– И правда, Симона, – настаивает Королев, который едва сдерживается от обуревавшего его возмущения, – ты и так обвел всех вокруг пальца, дай и другим жизни порадоваться!
– КорС, – напоминаю я ему, – мы все были в равных условиях. Чего ты сам не вызвался, когда «замок» спрашивал желающих? Так что ты сам обвел себя вокруг пальца!
Королев молчит, так как крыть ему нечем. «Замок» встал на сторону «других», так что наши с Димой самоходы обломились.
– Ура! – шумно радуется Бао. – Как Иванов ни умеет убеждать и морочить голову, но наша взяла!
– Понял, Дима, – говорю я ему, так как меня такая обида взяла, что промолчать я не могу, – вот это называется облом, а не то, что я тебя взял за компанию белить бордюры. Эх, знал бы я, что ты такое трепло, я бы лучше вон Володьку взял.
– Виноват, – раскаивается измученный Дима со слезами на глазах. – И зачем только я рассказал обо всем пацанам?
– Все достаточно просто. Затем, что не умеешь думать даже на один ход вперед, – зло объяснил я ему. – Учись играть в шахматы, там нужно думать на десятки ходов вперед и в десятках вариантов.
Но было уже поздно, добеливали бордюры уже не мы. Для Димы это стало большой личной трагедией. Ему трудно смириться с тем, что «шары» больше нет, а виноват в этом он сам. И он начал извиняться.
– Знаешь, Толик, – преданно глядя на меня, говорит Дима, – в некотором роде ты уникум, тебе, в отличие от других, не нужно лишних объяснений.
– Да ладно тебе, не подмазывайся, – обжег я его холодным взглядом, чтобы он не вздумал закрутить свою шарманку еще. – Всю малину изгадил. Ну, ладно бы только себе, а я за что страдаю?
– Ну, виноват, виноват, – ноет Дима. Видно, что угрызения совести будут его мучить еще долго.
Как ни растягивали работу товарищи по взводу, но бордюры скоро закончились. Сегодня с утра прошел дождь, и в аудитории через раскрытые окна веет свежестью и прохладой.
– Толик, а Толик, – спрашивает на сампо меня «замок», – чтобы еще такое придумать, чтобы можно было снова типа бордюры «белить?» У нас масса желающих еще поработать на спортгородке.
– Сумасшедшее какое желание для четверокурсников, – лукаво улыбаюсь я. – А что мне за это будет? Ну, если я придумаю?
– Если придумаешь, то первые два дня «побелки» твои, – сделал «замок» королевский жест.
– Отвечаешь? – с нагловатым видом переспрашиваю я. – А Юнаков проверял качество работы? Нет? Тогда чего проще… Точно два дня мои?
«Замок» повторил свое обещание с удвоенным радушием.
– Вон дождь прошел. Скажи Юнакову, что дождь размыл побелку и есть необходимость снова белить бордюры и все!
– А прокатит? – засомневался «замок». – Незатейливая какая-то хитрость?
– Сходи, узнай и нам расскажешь, – улыбаюсь я.
– Ладно, – решился «замок», так как соблазн слишком велик, – заметано.
И он тут же ушел на кафедру физической подготовки и спорта. Взвод принялся оживленно спорить, поведется Юнаков на эту хитрость или нет? Вернулся наш «замок» довольный и прямо с порога сказал:
– Иванов, на выход! Нет, стой! Кого берешь в напарники? Пацаны, видели бы вы, как Юнаков опечалился!
Я внутренне ликовал, но внешне оставался, совершенно спокоен. Я выдержал мучительную для окружающих паузу. Взгляды ребят прикованы ко мне. Кажется, что многие курсанты от волнения даже перестали дышать, так им хочется, чтобы я выбрал именно их! Но я снова выбрал Диму. Он такого не ожидал и даже подпрыгнул от неожиданности, и изумление отразилось на его лице, а по аудитории прокатился дружный вздох сожаления. А вот счастью Димы нет границ!
– Толик, возьми лучше меня, – просит Веня, – я же мастер по всем рукам!
– Не понимаю, – стенает нам вслед Королев, хмуря брови, – как я сам раньше не додумался до этого?
– Просто тебе над собой еще работать и работать, – шутит Лео, а потом тихонько говорит: – Симона, если ты там совсем ничего не сделаешь за эти два дня, никто на тебя в обиде не будет!
– Да, – остановился я в дверях, и лукаво говорю, – а почему нас не восхваляют?
– О, великий султан, затмевающий собой свет Солнца, звезд и всех светил, – тут же поддержал мою шутку Лео, при этом подобострастно склонившись в глубоком поклоне, прямо как на Востоке, чем вызвал смех взвода.
– Это нам нравится, – усмехнулся я, но тут КорС вдруг спросил:
– Симона, ты что, хочешь сказать, что мы все здесь дураки?
– Нет, он этого не говорил, – смеется Лео. – Вы, товарищ Королев, это сами поняли! И не нужно обобщать!
А я, не произнеся больше ни слова, вышел с довольным Димой из аудитории. Думаю, будет лишним, говорить, что на спортгородке мы вообще эти два дня не показывались. Надо же и остальным ребятам оставить кусок работы!
Гуляя по городу я отметил, что этой весной в Симферополе появились люди, одетые в украинские рубахи «вышиванки». Мода, что ли такая пошла на национальные костюмы? Отчего тогда не носят шаровары? Прикольно было бы! А хотя нет, было бы гораздо прикольнее, если бы в моду вошли буклированные парики, обтягивающие белые лосины, как в средние века. Вот смеху бы было! И работы психиатрам прибавилось бы!
О Киевской Руси
Перед занятиями я сидел в глубокой задумчивости о том, как трудно учиться жить без Новеллы, когда в аудиторию буквально ворвался наш «замок», замер на секунду в дверях, обвел всех взглядом и решительно направился ко мне.
– Симона, – торопливо говорит он, – Симона, да отвлекись ты от своих мыслей! У нас ЧП!
– Какое еще там ЧП? – неохотно спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. Все курсанты моего отделения на месте, так что никакого ЧП они устроить не могли.
– У нас сейчас вместо двух лекций будет семинар! Подполковник Хван!
– С чего бы это? – удивился я.
– Да какая теперь разница почему? – негодует «замок». – Ты понимаешь, что кроме тебя и КорСа во взводе больше никто не готов к этому семинару? Он ведь должен был быть только через три дня, никто еще к нему толком и готовиться не начинал!
– Ну, а при чем здесь я? – все никак не возьму я в толк, чего от меня хочет «замок». Звенит первый звонок.
– Да все при том, – теряет терпение «замок». – Придумай что-нибудь, чтобы время потянуть. Ну, ты же можешь! Ты же у нас, как говорится, из любой передряги выход найдешь!
– Задачка, однако, – хмыкнул я. – Подполковника Хвана трудно отвлечь от занятия. Ладно, Сергей, я попробую.
– Ну, вот и здорово, – расцвел в улыбке «замок». – Я в тебя верю!
– Служу Советскому Союзу, – шучу я.
После этого я пытаюсь придумать, чем таким можно отвлечь подполковника Хвана от проведения семинара. Хотя, если честно, мне не очень понятно, отчего это у наших ребят, пока я буду тянуть время, прибавятся знания?
– Взвод! Смирно! – командует Юлька, который сидит у входной двери. Он первым увидел преподавателя и подал команду.
– Здравствуйте, товарищи! – приветствует нас подполковник Хван. – Вольно. Садись! Не удивляйтесь, товарищи курсанты, у нас сейчас будет семинар.
Все курсанты, за исключением Королева, недоумевают, как это так можно – перенести семинар? Сообщение об этом вызвало бурю возмущения, но проявлять недовольство вслух никто не рискует. Прямо скажем, неприятная ситуация усугубляется еще и тем, что ни у кого с собой нет ни учебников, ни конспектов по предмету. Ребята ошарашено переглядываются между собой. Не надо быть оракулом, чтобы понять, плохих отметок будет много.
Преподаватель положил на стол папку с конспектами, расстегнул ее и вынул какие-то листки бумаги, потом посмотрел на нас. Безусловно, от его взгляда не укрылось, что взвод к семинару не готов. Мне вдруг подумалось, что большое количество неудовлетворительных отметок самому подполковнику Хвану тоже не нужно, он ведь читает нам лекции, а, значит, отвечает за уровень наших знаний. Наши двойки – это минус ему самому, потому что выходит, вроде он нас не смог научить. И я решительно поднял руку.
– Что, товарищ сержант, – улыбнулся подполковник Хван, – вы не изменяете своей привычке и хотите ответить первым? Так я ведь вопрос пока даже задать не успел! Или вы уже знаете, о чем я хотел спросить?
– Никак нет, товарищ подполковник, – поднялся я и встал по стойке «Вольно». – Разрешите задать вопрос вам?
Пацаны зашушукались, и стали оглядываться на меня.
– Что ж, – пожал плечами преподаватель, – я не возражаю. Задавайте свой вопрос, товарищ сержант.
– Товарищ подполковник, помните, как-то вы предлагали нам самим подумать о том, был ли возможен поход монголо-татар на Русь?
– Прекрасно помню, – улыбнулся Хван. – Скажу вам «по секрету», товарищ Иванов, а ведь я только с вашим взводом и попробовал поговорить на эту тему. Поэтому я ту нашу беседу хорошо помню. Товарищ сержант, а почему вы вспомнили о том разговоре?
– У меня остались сомнения по поводу самой Киевской Руси, на которую монголы прийти не могли.
– Что именно вас смущает? – заинтересовался Хван, и глаза у него загорелись веселыми огоньками.
– Например, отсутствие вокруг Киева своего «золотого кольца», то есть городов-спутников, точнее крепостей, – начал я перечислять, – складывается впечатление, что на самом деле Киев был каким-то затрапезным городишком, а не столицей большого и сильного государства. Да и сама Киевская Русь надолго исчезает из активной политической и культурной жизни. Ну, если бы монголо-татары ее захватили, разрушили, уничтожили большую часть населения, это еще как-то можно было бы понять. Но если ига не было, то много неясного с историей Киевской Руси. Или я ошибаюсь?
– Вот, товарищи курсанты, и первая пятерка за семинар, – широко улыбается преподаватель. – Товарищ Иванов, вы можете присесть.
– За что пятерка? – возмущается Зона. – Он ведь только вопрос задал?
– Иной вопрос, товарищ курсант, – задумчиво говорит Хван, – стоит больше ответа. Жаль, что вам это пока недоступно. Итак, товарищи курсанты, поступил конкретный и очень интересный вопрос.
И преподаватель довольно потер руки в предвкушении интересного разговора. «Замок» повернулся ко мне, широко улыбнулся и показал мне большой палец. КорС мою пятерку никак не прокомментировал, что само по себе уже является скрытым комплиментом.
– Давайте, товарищи курсанты, все вместе подумаем над ответом. Я предлагаю пока не анализировать те скромные письменные источники, которые говорят о том, что Киевская Русь была. Кстати, у нас ведь семинар, и у меня возник законный вопрос: какие письменные источники о существовании Киевской Руси вы знаете? Младший сержант Леонтьев? Давайте.
– «Повесть временных лет», – четко доложил Лео.
– Очень хорошо, – оценил преподаватель. – А еще? Молчите? И это правильно, потому что других источников просто нет. Садитесь, Леонтьев. Давайте, товарищи курсанты, предположим, что Киевская Русь действительно была, и что ее столицей был Киев. Вот и карта Киевской Руси, – достал из шкафа и повесил карту преподаватель. – Хорошо бы услышать ваши мысли по поводу расположения Киева. О! Есть желающий ответить!
Я был уверен, что это КорС, но к моему удивлению это был Игрек.
– Насколько мы знаем, – начал отвечать Игрек, – столица любого государства находится либо на пересечении путей сообщений, либо в центре страны. А Киев, как мы видим, находится на окраине русских земель и, следовательно, очень уязвим в случае нападения врагов. Кроме этого из Киева не было удобных путей сообщения и возможности быстро добраться до любого уголка страны, – Игрек указкой показал Новгород, Ярославль, Полоцк, Владимир. – Столицы в Средние века являлись торговыми центрами и находились на пересечении международных торговых путей. Чаще всего они стояли на берегу моря или на крупной реке.
– А Днепр что, мелкая река? – выкрикнул с места Илья Гарань. – Именно по ней пролегал путь «из варяг в греки!»
– Хороший вопрос, – одобрил Хван, – что ответите своему товарищу, товарищ Третьяк? С чего начнете?
– С конца, – улыбнулся Игрек. – Если такой путь действительно существовал, то в устье Днепра должен был находиться большой порт и крепость. Но мы знаем, что крепость Ачи-Кале, которая запирала выход из Днепра и Южного Буга в Черное море, там построили турки. А это было на несколько веков позже! А во времена Киевской Руси ни порта, ни крепости там не было. Странно как-то, по-моему.
Гарань после этих слов даже побледнел немного.
– Что касается «пути из варяг греки», то тут тоже одни вопросы, – задумчиво говорит Третьяк. – Лично мне не ясно, зачем он был нужен. А еще, по моему скромному мнению, этот путь, если он и был, то был самый нерациональный что ли.
– Это еще надо доказать. Сейчас можно лишь строить гипотезы. Разве были еще какие-то другие пути? – насмешливо спрашивает Гарань.
– Товарищ сержант, – вы сами покажете эти пути, или вам помочь? – доброжелательно улыбается подполковник Хван. – Давайте, все-таки я. Во всяком случае, я это сделаю быстрее. Дайте мне указку. Товарищи курсанты и особенно товарищ курсант Гарань, смотрите внимательно. Сначала я вам точно покажу вам этот пресловутый «путь из варяг из греки». Варяги, вероятно, жили, как и барон Мюнхгаузен.
– А это как? – не сдержался и выкрикнул Веня.
– Сказки в детстве нужно было читать, товарищ Нагорный, – улыбнулся Хван. – У барона Мюнхгаузена в распорядке дня каждый день, если не ошибаюсь, с 16.00 до 17.00 был запланирован подвиг. Да-да, ни больше и не меньше! Так вот варяги точно так же жаждали подвигов, поэтому они из Балтики шли в Финский залив, – показывает преподаватель указкой этот путь, – потом в Неву, по ней до Ладоги, затем на север до Волхова, потом на юго-запад до озера Ильмень. Оттуда – по реке Ловати до реки Куньи. Подождите, вспомню. Давайте внимательно посмотрим на карту. Вот, потом волоком до Усвячи или озера Двинье, затем по Западной Двине до реки Межи, а по ней в обратном направлении вверх по течению! Потом снова волоком до истоков Днепра. А уж потом до опасных днепровских порогов. И снова волоком. Что-то слабо верится, что они упрямо выбирали такой сложный и опасный путь. Товарищи курсанты, будьте инициативными, ведь никто за вас думать не будет.
– Разрешите, товарищ подполковник? Курсант Королев.
– Слушаю вас, товарищ курсант.
– Разрешите подойти к карте? … Путь, который вы показали, проходил по Западной Двине, то есть по Даугаве. А ведь это судоходная река и впадает она прямо в Балтийское море. И в устье стоит древний торговый город Рига. Разве этот путь не легче?
– Безусловно, легче, – расцвел в улыбке преподаватель, – но варяги, похоже, не искали легких путей! Смотрите, по Западной Двине безо всяких проблем можно добраться до Полоцка. Посмотрите внимательно, выше Полоцка в Западную Двину впадает река Улла. От нее всего 5 км волоком до реки Друти, которая впадает в Днепр! Смотрите, вы видите? А есть еще путь: Неман – Березина, которая приток Немана – Свислочь – Березина, которая приток Днепра – и, собственно, сам Днепр! Курсант Гарань, представьте себя на минуту варягом, вы бы сами по какому из этих трех путей пошли?
– Я бы пошел по Западной Двине, этот путь самый оптимальный, это же очевидно, – говорит Илья, – но ведь варяги почему-то шли своим путем?
– Садитесь все, – говорит Хван, – Третьяк, Королев вам обоим отлично. Известно ли вам, товарищи курсанты, что ниже Киева на Днепре на десятки километров растянуты пороги, которые делают судоходство в этом районе весьма проблематичным? Знаменитый Гийом Боплан еще в ХVII веке писал, что тринадцать днепровских порогов мешают местным жителям излишки выращенной сельхозпродукции продавать в Константинополь. Курсант Гарань, вас и сейчас ничего не смущает?
Илья Гарань поднялся, покраснел и сказал.
– Товарищ подполковник, вы хотите сказать, что историки пишут полный вздор, чушь и просто откровенную ложь?
– Товарищ курсант Гарань, я предложил вам всем руководствоваться своим умом, а не критиковать историков. Хотите еще что-нибудь сказать? Нет? Тогда садитесь. Я хотел, чтобы вы сами убедились, что имея нормальный путь, идти более сложным, каковым является «путь из варяг в греки» это явная нелепица. Это весьма нетипично для людей, ведь люди выбирают более простые, удобные и надежные пути. Товарищи курсанты, давайте думать дальше. Как вы считаете, были ли в Средние века разбойники, желающие поживиться за счет купцов?
Взвод в качестве ответа рассмеялся.
– А теперь смотрите, какое неразрешимое противоречие. Вам хорошо известно, что еще Древнюю Русь скандинавы называли как?
– Разрешите? Курсант Журавлев. Гардарикой! То есть страной городов! – выкрикнул Рома.
– Правильно, товарищ Журавлев. Безусловно, разбойники были во все века. Что вам, товарищ Нагорный?
– Я хотел сказать, что разбойникам удобнее всего было нападать на купцов во время того, как они волоком перетаскивали свои суда. Я бы на их месте поступал бы именно так.
– Ай, молодец, – улыбается Хван, – сразу видно, что военный! А продолжить свою мысль можете? На оценку? Пускаться в многословные рассуждения не нужно, вы доложите самую суть.
– Попробую, – побледнел Веня, и стал думать, а потом уверенно сделал вывод, – купцам надо было где-то ночевать. Им нужны были постоялые дворы, охрана. Для этого вдоль Днепра должны были находиться укрепленные военные поселения. Это сначала. Потом бы они превратились в города, в крепости. А их не было.
– Это не совсем так, – мягко сказал Хван. – Два маленьких городишка были – Канев, Орша, а и еще Смоленск. Итого три, но вот это уже действительно все. Для Гардарики, да для такого длинного и опасного пути это явно маловато, вы не находите?
Кроме Гараня все нашли, что действительно это весьма странно.
– Есть еще другая странность, – задумчиво говорит Хван и, увидев, что все заинтересовались его словами, продолжил. – А теперь подсказка. Посмотрите на этот путь с точки зрения экономики. Или нужно намекнуть еще прозрачнее?
– Не надо, – вальяжно сказал, поднимаясь со своего места, Лис, – курсант Зернов. В Средние века в торговых городах не только совершали сделки, в них еще собирали таможенный сбор – мыто.
– Вам пять, товарищ Зернов, – довольно потер руки Хван. – Никакой мытной монеты не найдено. Представляете, ни одной штуки! Есть немного монет, свидетельствующих о торговле с Византией, еще больше серебряных дирхемов…. В общем, с какой стороны не посмотри, а картина вырисовывается странная и непонятная….
Семинар прошел на удивление интересно для всех присутствующих. Все оценки были положительные. В конце семинара подполковник Хван сказал.
– Товарищи курсанты, в качестве домашнего задания предлагаю вам подумать над таким фактом: на Украине известно четыре былины про Илью Муромца. Кстати, кто назовет все четыре, получит четверку. Ну, товарищи курсанты, не все ведь сегодня были оценены?
Первым руку поднял Гарань, ему и выпало отвечать.
– Может я и не смогу правильно назвать названия былин, но сюжеты я назвать могу.
Преподаватель кивнул, что так тоже сойдет, и Гарань стал отвечать.
– 1) Илья Муромец и Соловей-разбойник, 2) Илья Муромец на Соколе-корабле, 3) Илья Муромец и разбойники, и 4) Илья Муромец и сын.
– Хорошо, – кивнул преподаватель, – вам четыре. Не возражаете?
Илья не возражает, и садится довольный. Он так радуется этой четверке, что не может скрыть улыбки.
– Итак, товарищи курсанты, – серьезно говорит подполковник Хван, – всем вам известно, что Илья Муромец, в отличие от своих предшественников, служил киевскому князю.
– От каких предшественников? – удивленно выкрикнул Веня.
– Как каких? – в свою очередь удивился Хван. – Святогор, Вольга Святославич, Микула Селянович и другие богатыри служили князю Владимиру, крестившему Русь.
– А потом что, богатырей на Руси не стало? – удивился Миша. – А как же присказка: «Не перевелись еще богатыри на Руси?»
– Времени мало, сейчас прозвенит звонок. Итак, нам известны четыре былины про Илью Муромца. Курсант Гарань, я ничего не перепутал? Спасибо. Товарищи курсанты, скажите, а вам известно о том, что в Архангельской губернии, в Олонецкой губернии и Сибири известно около 400 былей и рассказов об Илье Муромце? Только в них ничего не говорится о том, что он служил киевскому князю! Не удивительно ли? На досуге подумайте над тем, почему в них совершенно не упоминается ни Киев, ни его князья. Сержант Иванов, вам отдельно – очень большое спасибо за ваш чудесный вопрос!
Прозвенел звонок, преподаватель объявил, что семинар окончен и с довольным видом вышел из аудитории. «Замок» подошел ко мне с распростертыми объятьями.
– Симона, ну та даешь! Я знал! Я знал, к кому обращаться! Спасибо, выручил, брат! Весь взвод выручил!
Обниматься мы не стали, а просто крепко пожали друг другу руки. Свою благодарность решил высказать мне и Вася.
– Спасибо! Спасибо, – от души сказал он. – Я ведь планировал перед семинаром всю ночь потеть, в смысле готовиться к семинару, а теперь не надо!
– Симона-то здесь при чем? – ворчит недовольный Королев. – Не он же перенес семинар на сегодня?
Тут даже Вася посмотрел на КорСа, как на умалишенного и сказал:
– Не он. Но если бы не он, то оценки у нас за сегодняшний семинар практически у всех были бы совсем другие.
– Побратимы и посестры, – дурашливым тоном начал что-то говорить КорС, но его тут, же перебил Миша.
– Слышишь ты, агитатор, горлан, главарь, так, кажется у Маяковского? Заткнись сам, не то я сам тебя сейчас как заткну!
– Пацаны! – кричит Веня. – Предупреждаю, сейчас будет смешно! Сейчас будем иметь анекдот!
– И правда, заткнись, КорС, тебе же лучше будет, – поддержал Мишу Лео. – А то отгребешь сейчас в воспитательных целях по самое «не хочу!»
– Неужели бить будете? – насмехается Королев. – А как на счет принципа гуманизма образования?
– Ты чего, КорС, не в себе сегодня? – удивляется Лис.
– В себе я, в себе. Все, чары развеялись, наступила проза жизни, – говорит КорС. Он, видимо, с первого раза намека и серьезности намерений товарищей не понял.
– Ты уймешься или тебя унять? – стал грудью напирать Миша на Королева. На этом все и окончилось. Королев, не будь дурак, успокоился. Хотя нет, соврал. Вероятно, все-таки кто-то из нашего взвода ввел ротного в курс дел, потому что на построении роты на обед, ротный ни с того, ни с сего набросился на Королева за то, что он повернул в строю голову. И Королев заступил в наряд вне очереди.
Ротный, понятное дело, тоже остался доволен результатами семинара и прекрасно понимает, что эти результаты могли быть другими. Иначе трудно объяснить то, почему он так набросился на Королева, когда многие курсанты в строю, не только смотрели по сторонам, но и разговаривали.
На самоподготовке, пока все поедали свои ватрушки или булочки со сметаной, ко мне подсел Лео и спросил:
– Толик, так ты считаешь, что Киевской Руси не было?
– Я не знаю, но странностей и неувязок настолько много, что так и напрашивается вывод, что ее таки не было! Во всяком случае, в таком виде, как о ней пишут в учебниках истории – ее точно быть не могло.
Предложение
Мы с Димой вышли в город, но по дороге на хату, где я переодеваюсь в гражданку (Дима снимает комнату дальше по той, же улице), Дима вдруг предложил:
– Толик, давай зайдем на эту стройку.
Мы находимся на Севастопольской улице возле строящегося пятиэтажного жилого дома. Мы стоим прямо возле высокого забора, отгораживающего строительную площадку от улицы.
– Дима, ты иди, а я тебя здесь подожду, – улыбнулся я.
– Не об этом речь. Ты не понял, – сдержанно улыбнулся Дима, – я тебе хочу кое-что показать. Осталось только определиться с тем, как нам пройти на стройку.
– Чего там определяться? – удивился я. – Оторвем доску и мы там!
– Не любишь ты традиционного решения проблем, – хмыкнул Дима. – А, может, через проходную, как белые люди?
– Если ты уверен, что нас пропустят через проходную, пошли.
– Не уверен, – вздохнул Дима. – Даже наверняка не пустят.
И мы, выбив доску в заборе, прошли на стройку. По случаю воскресенья никаких строительных работ не ведется, а старый сторож мирно спит в вагончике пьяным сном.
Дима повел меня в подъезд, а потом на втором этаже завел меня в двухкомнатную квартиру. На его лице глубокая задумчивость, не заметить которую просто не возможно. Что-то он явно хочет мне сказать, но пока с этим не спешит.
– Толик, как тебе планировка, метраж? – деловито спросил он.
– Хорошая планировка, – охотно согласился я, – и кубатура для двухкомнатной квартиры вполне приличная. Комнаты раздельные, кухня и прихожая большие, балкон. Хорошая квартира, ничего не скажешь. И что? Предлагаешь, порадоваться за ее будущих жильцов?
– В Ленинске сейчас строят дома этого же проекта, – просвещает меня Дима.
– Ну и что? – я уже начинаю терять терпение.
– У меня в Ленинске старший брат служит. Он уже подполковник. Он уже все решил, в смысле договорился, и я получу распределение в Ленинск и получу квартиру вот точно в таком же доме. Пока все идет по плану.
Теперь все становится понятным, Дима решил похвастаться. И стоило ради этого тащить меня на эту стройку? Мог бы и на словах рассказать.
– Хитроумный план. Рад за тебя, Дима! Честное слово рад, – говорю я, и после моих слов на несколько минут наступила непонятная тишина.
– Я это не к тому, – наконец нарушил эту тишину Дима.
– А к чему? Ну не для того же ты меня сюда позвал, чтобы показать, как будет выглядеть твоя будущая квартира?
– Толик, ты, конечно, относишься ко мне не так хорошо, как я к тебе, – собравшись с мыслями, взволнованно начал Дима.
– Так ты хочешь меня вытолкнуть из окна? Ничего у тебя не выйдет, я сильнее! – смеюсь я. Но Дима такой грустный, что я перестаю шутить. – Брось, Дима, я к тебе очень хорошо отношусь.
– Да я имею в виду, что я к тебе все равно отношусь намного лучше, – патетически произнес он. – Ты же знаешь, что мой родной брат…
– Знаю, знаю, – перебил я приятеля нетерпеливым голосом.
– Толик, вот ты смеешься, и не знаешь, что я собираюсь тебе предложить! Хочу, чтобы ты знал, я с ним уже говорил, и уверяю тебя, он твердо пообещал, если ты не против, то он и тебе сделает распределение в Ленинск. Открою секрет: потом он поможет с квартирой, причем сделает так, что мы с тобой получим квартиры на одной лестничной площадке! И с продвижением по службе, с получением воинских званий тоже никаких проблем не будет, – выложил Дима еще один довод.
По мере того, как он говорил, лицо его светлело. Говорит он ясно и спокойно.
– Ему это вполне по силам, я за это могу поручиться! Есть еще один момент, там теперь идет год за полтора! Это достаточная причина, чтобы принять мое предложение. Соглашайся, а? Если бы не ты, то я не женился бы на Гале, а я ее так люблю! Она тоже хочет, чтобы мы служили и жили рядом, – Дима пытается обстоятельно все объяснить. – Я очень хочу, чтобы мы и дальше оставались друзьями. Я уже давно мечтаю о том, чтобы мы с тобой служили вместе, могли ходить друг к другу в гости. Ты даже не знаешь, как я тебя уважаю, как горжусь твоей дружбой! Во многом я беру пример с тебя. Поверь, я очень хочу, чтобы мы служили и дружили и дальше вместе. Соглашайся, а?
Мне, безусловно, очень приятна такая забота приятеля обо мне. Можно сказать, что я чувствую себя именинником, точно я сам был виновником «торжества», хотя на самом деле таковым является мой приятель.
– Предложение, конечно, весьма заманчивое, и я тебе и твоему брату очень благодарен, но я отвечу отказом.
Дима внимательно слушает меня, буквально ловит каждое мое слово.
– Не понравился мне Байконур, очень уж там жарко. Мне больше по душе средняя полоса. К тому же я очень люблю своих родителей, я ведь у них один, и постараюсь в любом случае, даже если сразу не повезет с распределением, перевестись поближе к ним. Извини, дружище, но я не поеду в Казахстан. Тебе огромное спасибо и поверь, я бы тоже хотел служить с тобой в одном гарнизоне, жить вот так вот на одной лестничной площадке. Вообще о таком можно только мечтать, но.… Не люблю я жару и слишком далеко это от дома. Да и жена у меня будет северянка, куда уж ей в Среднюю Азию?
– Невозможный ты человек, Иванов, – с волнением говорит и укоризненно качает головой Дима, видно, что он искренне опечалился, – что ж, в любом случае у тебя еще есть время подумать до распределения. Мое предложение остается в силе. Не спеши окончательно отказываться. Плюсов в моем предложении много и они перевешивают все возникающие неудобства. И еще, поверь, в ком я действительно нуждаюсь, так это в тебе.
– Спасибо тебе еще раз, – пожал я руку приятелю, – и брату своему передай мою благодарность, а сейчас пошли, а?
– Но не нужно только сразу категорически отказываться. Ты обещай все-таки подумать, – просительно смотрит Дима, и настойчиво, с надрывом в голосе, повторяет, – нельзя, же строить жизнь, основываясь только на вере в свою счастливую звезду. Может, ты сейчас совершаешь чудовищную ошибку?
– Даже если это ошибка, то она полностью лежит на моей совести, – к большому огорчению Димы ответил я, но увидев, как искренне расстроился мой приятель, я пообещал подумать, хотя на самом деле свой выбор я уже сделал не в пользу Байконура, и менять его не собираюсь.
И все равно мне приятно. К тому же меня приятно поразила не показная широта души приятеля и его брата, готового помочь мне, которого он и в глаза-то никогда не видел!
– Теперь пойдем, – сразу заметно повеселел Дима, и голос у него смягчился. – А ты обязательно подумай, и желательно думай быстрее, а то время пролетит, и не заметишь.
Думать я, конечно, не стал. Я теперь мечтаю о севере. Там для меня лучше, чем в Средней Азии, а еще там платят «полярки», что тоже немаловажно. Да и к дому из Мурманской области намного ближе, даже прямой самолет есть «Мурманск – Винница» с посадкой в Пулковском аэропорту Ленинграда. Нет, не поеду я ни в какую жару и зной. Так сказать, остаюсь в Европе! В смысле, в европейской части СССР.
Из увольнения Миша принес вкусно пахнущий дымом пакет. Не дожидаясь вопросов, он вынул из него четыре лепешки. Раньше я такие видел в кино и еще на стаже на Байконуре.
– Угощайся, – сделал приглашающий жест Миша.
Пока он снимал парадку, я съел целую лепешку. Она была свежая и очень-очень вкусная.
– Откуда?
– На кооперативном рынке купил. Крымские татары, которые вернулись в Крым из Узбекистана, продают.
– Покажешь, где именно?
– Хорошо. Да ты не стесняйся, бери еще!
Рутинный круговорот нашей курсантской жизни все больше и больше засасывал нас в преддверии выпуска из училища, и мы с Димой, занятые своими «большими» делами и мелкими заботами, больше к этому разговору так и не вернулись. Только и осталось у меня светлое чувство, что мой приятель и его неизвестный мне брат готовы были мне помочь, ощутимо помочь в моей офицерской службе, но я отказался от их помощи. Но я о легких путях пока даже и мечтать не хочу.
Впрочем, думаю, что Диминого брата я своим отказом не особенно расстроил. Как говорится: «Баба с воза – коням легче». И еще я подумал о том, что меня всегда удивляло, почему люди относятся ко мне так хорошо, как например, Дима, ведь я-то для них ничего хорошего вроде и не сделал? Ладно, подумаю об этом как-нибудь потом.
О неформалах
Сегодня полковник Тетка нас немного удивил. Он предложил вместо привычной начитки лекции поговорить о «неформалах». И это тот самый Тетка, окруженный легендами еще при жизни, который на дух не переносит разные «либеральные излишества»! Говорит, разумеется, сам Тетка, так что внешне мало что отличается от привычной лекции.
– Итак, товарищи курсанты, кто же такие «неформалы»? Давайте, товарищ Россошенко.
– Это активные участники неформальных групп, – заметно волнуясь, стал отвечать Вася. Видно, что от страха у него сердце в пятки убежало. – К ним относятся: «металлисты», «рокеры», «любера», «хиппи», «фанаты», «брейкдансисты», «панки».
– Что ж, это правильно, можете садиться. В последние годы они постоянно будоражат общественное мнение своим поведением и нежеланием жить по привычным правилам. И их немало, согласно различным социологическим опросам их до 10% от числа нашей советской молодежи. Курсант Россошенко, вы хотите спросить, почему и зачем мы о них говорим?
Нет, не хочет. Просто курсант Россошенко так сильно переволновался, что ему срочно нужно выйти в туалет.
– А говорим мы с вами о «неформалах» потому, что подавляющее большинство из них придет служить в армию, где вам предстоит с ними столкнуться. Как правильно сказал нам курсант Россошенко, в армии существуют уставы, а воины не оторваны друг от друга, а наоборот, они объединены в отделения, взводы и роты, и живут общими заботами.
Интересно, когда это Вася ему такое сказал? Я лично такого от него слышал. Значит, либо я уже сплю, либо полковник просто бредит. Хотя нет, я точно не сплю, вон и остальные смотрят на Тетку точно так же как я – с недоумением.
– Мне думается, товарищи курсанты, что в этой ситуации важно не заигрывать с молодежью, а трезво оценивать сложившуюся ситуацию. А что это значит?
Тетка остановился и очень правдоподобно обозначил глубокую задумчивость на своем толстом лице.
– А это значит, что именно вам, как замполитам рот нужно будет постараться вникнуть в духовный мир молодых людей, а при необходимости понять их, помочь. А если нужно, то предостеречь от ошибок. А теперь поговорим о роке. Безусловно, нельзя утверждать, что в роке все хорошо. Но бояться, что рок может развратить нашу молодежь, могут только те, кто в этой музыке не сумел разобраться, кто не сумел научиться отличать плохое от хорошего, доброе от злого, буржуазное от социалистического.
Ух, ты! Выходит, полковник Тетка смог в ней разобраться?
– Вы, конечно же, знаете, что «хэви метал» часто упрекают в реакционности. Но виноват в этом не жанр, а люди. Ведь можно петь не только о мертвецах и убийцах, как это делается на Западе, но и о мире, дружбе и войсковом товариществе.
После последних слов добрая треть роты, хрюкнув, склонилась над конспектами, чтобы Родственничек не заметил их улыбок. Преподавателю эта лекция дается тоже не просто, и он вытер испарину, хотя в аудитории отнюдь не жарко и не душно.
– В репертуаре советских ансамблей этого направления уже сейчас есть немало песен политического, социального характера, которые затрагивают проблемы, волнующие современную молодежь. Лично я считаю, что нет большой беды в том, что рок концерты проходят так бурно и эмоционально. Ведь здесь зрители не только слушают музыку, но и как бы участвуют в представлении. Это, безусловно, дань моде. Я уверен, что это не идет в ущерб службе, нужно только растолковать солдатам, что к чему. Ведь даже «хэви метал» способен затронуть не низменные, а самые светлые чувства, героические и патриотические.
Многие курсанты снова, словно по команде, хрюкнули.
– А вообще-то лично я за всестороннее музыкальное образование. Примером нам должны служить в первую очередь воины-интернационалисты, чьи песни рождаются в горниле настоящих испытаний. Рок-музыка и «металлисты» это не одно и то же. Кто это понимает, легко отличит хорошее от плохого.
Рома борется с желанием что-то сказать, и, улучив момент, когда Родственничек смотрит в другую сторону, шепчет Вене:
– Помнишь, я тебе говорил, что полковники быстрее всех перестраиваются? Я был прав!
Полковник что-то услышал, но точно локализовать источник разговора не смог, поэтому просто гневно осмотрел всех курсантов.
– Во всем нужна мера. Хорошо, что в последнее время запретов стало меньше, но к чему это привело? Люди хотят отдохнуть после рабочего дня, а по городу несутся с грохотом и шумом из-за укороченных глушителей в разрисованных куртках и шлемах с «фирменными» надписями «рокеры». За всем этим чувствуется бездуховность.
Видимо этой теме наше командование придает большое значение, так как ей отвели сразу две пары.
– Зачем нагонять на людей страх? Куда лучше объединяться в официальные группы, скажем, под эгидой комсомола. Сколько интересного здесь можно предпринять! Это и конкурсы на лучшее знание техники, мотопробеги, летучие концерты…
Объявив перерыв между парами, Тетка сказал:
– Товарищи курсанты, выйдете все на перемену и хорошенько проветрите помещение.
Мы так и сделали. Возвращаясь с перемены, я обратил внимание на то, что Королев моет руки от мела. Я удивился этому обстоятельству, ведь Сергей не дежурит, но спрашивать, ни о чем не стал.
Войдя в аудиторию, я сразу все понял. На доске печатными буквами начертано следующее: «Профессор, который только читает курс, а сам не работает в науке и не движется вперед, – не только бесполезен, но прямо вреден. Он вселит в начинающих мертвецкий дух классицизма, схоластики, убьет их живое стремление». Д. И. Менделеев.
Только я прочел эту цитату, как в аудиторию вошел бодрый, улыбающийся полковник Тетка. Надо ли говорить, что началось после того, как он прочел надпись на доске? Второй пары не было, а в аудиторию были вызваны наши командиры до комбата включительно, начальник учебной части и начальник кафедры. Они пытались напугать, призвать к совести того, кто это написал, но КорС не испугался и не признался.
– Искать нет смысла, даже если найдем. Сделали тут из мухи слона, – туманно высказался комбат, но к его мнению не прислушались.
– Ну, что, – ругается полковник Тетка, чего раньше за ним не замечалось, – заячья душонка, ты признаешься сам или нет?
– Заячья тушенка? – шутит Веня. – А это, наверное, вкусно!
– Особенно под водочку, – вторит ему Миша. – А если водочка прямо из холодильника, а тушенка со сковородки, так вообще класс!
– А если еще и на природе!
Не знаю, догадался ли еще кто-нибудь, чьих это рук работа, но КорСа так и не вычислили. Двухчасовые занятия по строевой подготовке тоже ни к чему не привели. Полковник Тетка настаивал на том, чтобы всю роту лишили увольнений, но тут заупрямился наш ротный и легко доказал Родственничку, что коллективных наказаний в нашей армии нет. А устав, как известно, не догма, а руководство к действию. Так что принятые меры особым успехом не увенчались.
– Вот так, – прокомментировал произошедшее Веня. – Самая большая ошибка – считать, что ты никогда не ошибаешься. Не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь!
Что касается Родственничка, то на прощание он пригрозил нашему ротному и всем нам:
– Так и знайте, что вы перегнули палку. И я не удивлюсь, товарищ майор, если ваша рота на госэкзамене покажет самые низкие результаты в батальоне, а все возможности для этого у вас теперь есть.
Да, однако, дело принимает весьма нежелательный оборот. Мне показалось, что КорС собирается с духом, чтобы все-таки признаться.
– Не вздумай, – шепнул я, и одернул его за рукав.
– Так ты знаешь? – удивился Серега, и признаваться не стал.
Какое-то время народная курсантская молва приписывала авторство надписи на доске мне, но я всегда отшучивался, что автор все-таки Менделеев. Остряки даже прозвали меня Менделеевым, но звать так долго и скучно, так что кличка не прижилась. Еще пытались называть меня «неформалом», из-за того, что я пытаюсь жить по своим правилам. Но и эта кличка ко мне не приклеилась. Так что я и дальше остаюсь Симоной.
Странно, но почему-то КорС даже не рассматривался в качестве подозреваемого по этому делу. А вот лично я, если бы даже не видел, как он моет руки, все равно подумал бы только на него. Во всяком случае, в самую первую очередь – именно на него.
Как известно, последнее слово всегда остается за общественным мнением, поэтому рота так и пребывает в убеждении, что надпись ту сделал именно я. Поскольку это мнение мне никак боком не вылезает, я молчу. Ну, хочется им так думать – пускай думают. Папа учил меня, что нужно идти своей дорогой, а люди пусть говорят, что угодно. К тому же столь высокая оценка мне определенно приятна!
Все движется, ничто не стоит на месте, и об этом случае вскоре все забыли.
Беседа с генералом
«Относись ко всем с добром и уважением, даже к тем, кто с тобой груб. Не потому, что они достойные люди, а потому, что ты – достойный человек».
Конфуций
Стоя в наряде дежурным по роте, я в окно увидел нашего начальника училища и побежал к нему. Он как раз проходил мимо парикмахерской, когда я выскочил перед ним и замер по стойке «Смирно!»
– Товарищ генерал-майор! Разрешите обратиться, сержант Иванов! Товарищ генерал-майор, вы должны меня выслушать!
– Слушаю вас, товарищ сержант, – почему-то не отказал генерал, хотя я грубейшим образом нарушил субординацию.
– Товарищ генерал-майор, я получил на экзамене по тактике, военно-инженерному делу и связи тройку, но я уверен, что знаю этот предмет, как минимум на четыре.
– Как же тогда вы умудрились получить тройку? – старается сосредоточиться наш генерал. – Было бы гораздо проще сразу сдать экзамен на «хорошо», разве нет?
И он добродушно улыбнулся, ни дать ни взять, «отец солдатам». Не зная его, и впрямь можно подумать, что он такой и есть.
– Меня спрашивали не по программе, – нахмурился я.
– Ах, да! Я вспомнил, вы ведь уже как-то подходили ко мне по этому вопросу? Собственно говоря, вы единственный курсант училища, который обращался ко мне лично.
– Так точно, товарищ генерал-майор.
– Но ведь я уже вам объяснял, что в военных училищах не предусмотрена никакая пересдача экзаменов. Ничего не поделаешь. Если будут какие-то изменения в этом плане, вот тогда и пересдадите. Договорились?
– Спасибо, товарищ генерал-майор, – грустно сказал я, окончательно убедившись в том, что это фатальное стечение обстоятельств мне при всем моем желании уже не превозмочь.
– Счастливо, товарищ сержант, – генерал козырнул, ну и я тоже.
На душе как было мерзко, так и осталось. Значит, задавать на экзамене вопросы на темы, которые мы не изучали, можно, а вот исправить полученную таким образом оценку никак нельзя.
Вернувшись в роту, я прямо в дверях столкнулся с командиром роты. По виду ротный чем-то озабоченный, что, прямо скажем, непривычно, так как командир роты у нас человек спокойный, рассудительный, умеющий сохранять хладнокровие.
– Иванов, а ты, как я погляжу, времени зря не теряешь. Нет, ты у нас, конечно, известный любитель острых ощущений, но ты вот, все равно, ты мне объясни, какого рожна ты полез к генералу? Причем во второй раз? Только не вздумай врать, что он тебя сам подозвал! Я в окно все видел.
– Что вы видели? – спросил я и сразу замолчал.
– Как ты налетел на генерала, надул «раму», навис над ним, и все это со штык-ножом на поясе! Куда ему было деваться? Нескромно так себя вести, Иванов, очень нескромно! Ты просто глумишься над нашим генералом. Это же просто немыслимо!
Я рассмеялся, оценив юмор ротного. А еще я обратил внимание на то, что дневальный Яд за спиной ротного сделал изумленные глаза и покрутил пальцем у виска. Конечно, мой поступок с генералом можно назвать нарушением субординации, но вот, ни Яду, никому другому безнаказанно насмехаться надо мной я не разрешал!
– Иванов, ты ведь, несомненно, знаешь, что по Уставу ты должен был сначала спросить разрешение у замкомвзвода, чтобы обратиться к командиру взвода…
Я снова улыбнулся, и ротный махнул рукой.
– Ладно, сначала ты должен был спросить у меня разрешения обратиться к командиру батальона, а у него – к заместителю начальника училища, и только потом уже обращаться к генералу. Ты уже, как минимум, дважды нарушил субординацию! Нет, мир точно сошел с ума!
– Так ведь очень тройку хочется исправить, товарищ майор, – невозмутимо ответил я и даже вздохнул от сожаления.
– Зачем? Тройка – это государственная оценка, это означает, что твои знания наше государство устраивают!
– А меня нет! Трояк мне влепили нечестно, незаслуженно, вы же прекрасно это знаете. Я знаю минимум на четверку.
– Ты чего на меня кричишь? – укоризненно покачал головой ротный. – Нет, невозможный ты все-таки человек, Иванов. Эх, скорей бы ты уже выпустился, пока ты меня до инфаркта не довел!
– Потерпите, товарищ майор. Еще недолго осталось.
– Тьфу, ты! Вот и поговори с ним, – сокрушенно покачал головой ротный. – Чего недолго? Инфаркта ждать? Изумительный ты мой, хватит уже меня изумлять! Нет бы, как все нормальные курсанты, испытывать при виде генерала благоговейный ужас и трепет, так нет! Он и здесь не как люди! Ему и в этом нет равных! Иванов, что ты все смеешься? Убирайся уже с глаз моих долой!
– Точно? Разрешаете? А то ведь я дежурный по роте! Но если вы настаиваете, то я с удовольствием!
– Эй, стоять! Иванов, пообещай мне, что это было в последний раз. Я правильно понимаю, молчание – знак согласия?
– Никак нет, товарищ майор, врать не буду, – честно говорю я.
– Ну и не нужно, – на удивление легко согласился ротный.
После его ухода я, разминая шею, подошел к зарвавшемуся Яду, стоящему на тумбочке дневального. Я уже предвкушал, как вырублю его одним ударом, и он долго будет лежать без движения. Сейчас, вот прямо сейчас этот гад пожалеет о содеянном! А он глянул на меня и сразу весь сник.
– А что это ты там такое интересное показывал пальцем, – процедил я сквозь зубы. – Думаешь, для кого-то секрет, что у тебя не все в порядке с головой, что ты еще и сам пальцем у виска крутишь?
– Толик, не надо, – сквозь слезы протестующе мотнул головой Лекарствов, выставив перед собой руки.
Исполненным ужасом взглядом Яд смотрит на меня. С его побелевшего лица на меня смотрят расширенные от страха глаза. Я глянул на эту бабу в курсантской форме, который выглядит не намного лучше, чем, если бы я его действительно ударил, и не стал марать об него руки. Яд понял, что чашу возмездия пронесли мимо него, он сразу оживился, облегченно вздохнул и расслабленно улыбнулся.
– Скажи, Яд, – спрашиваю я, – а ты не задавался вопросом, почему тебя все ребята ненавидят и с завидным постоянством регулярно бьют морду? Неужели у тебя ни разу не возникал вопрос: «Почему? Почему именно тебя?» Нет? Ну, так подумай.
И Яд действительно, может, быть первый раз в жизни задумался о себе любимом, так сказать, под чуть другим углом «зрения». И то уже хорошо.
Одно плохо – тройку исправить мне так и не удалось. Отчего-то в голове крутилась расхожая мысль «Лучше поздно, чем никогда». Иногда поздно это и есть никогда. Я, вроде, вовремя обратился на счет пересдачи, даже дважды, но результат – все равно, что никогда и ничего.
Выходит, даже если чего-то и очень хотеть и прилагать для этого соответствующие шаги, вовсе не факт, что все выйдет именно так, как хочется? Бывают, значит, и несбыточные мечты, а я-то был уверен, что человек может все. И я разочаровано подумал о том, что теперь я точно троечник. И пусть это первая и единственная тройка в моей жизни, но факт остается фактом – я теперь формально троечник. С ума сойти можно.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я направился в нашу бескрайнюю библиотеку. Когда я вернулся из нее с книгой в руках, то застал Яда, размазывающего кровь по щекам. Взлетка у тумбочки дневального забрызгана каплями его крови. Похоже, никаких выводов для себя он так и не сделал. Что ж, это его проблемы. Рядом с ним горячится Генка Чернов. Видимо это его рук дело.
– Вы уж извините, – шучу я, – но я прерву вашу милую беседу, обставленную в мелодраматическом жанре. Яд, не забудь взлетку вымыть. И по-быстрому у меня, чтобы офицеры ничего не заметили.
На занятиях
Командир взвода проводит занятие по общевоинским уставам, это скучно, так как все это мы знаем назубок еще с первого курса, но спать нельзя – взводный это не преподаватель. Как известно каждому курсанту военного училища, преподаватель – это человек, который обладает навыками разговаривать с курсантами, когда они спят. Наш взводный таковыми навыками еще не обладает. Зато лишить увольнения или озадачить парочкой нарядов вне очереди – это запросто.
– Воинская дисциплина, – уверено диктует взводный по памяти, – есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных общевоинскими уставами и советскими законами.
Половина нашего взвода строчит письма, но взводный этого не замечает. Королев поднял голову, осмотрелся по сторонам и, в отличие от командира взвода, сразу же заметил, что я вместо конспектирования увлекательной лекции занят чтением.
– Толик, – шепчет КорС, – ты, что там читаешь?
– Стихи, – коротко ответил я, не желая отвлекаться от чтения.
– Какие стихи? – заинтересованно смотрит на меня Королев.
– Забавные, – по-прежнему, не балую я КорСа подробностями.
– Какие именно? – настойчиво допытывается Королев, так что уже абсолютно понятно, что он просто так не отвяжется.
– Владимир Друк «Круговая панорама».
– Прочти нам хоть пару строчек, – просит Рома.
– «Я простой естествоиспытатель. Я совсем не радиолюбитель. У меня в башке – звукосниматель, а в желудке – громкоговоритель», – с большим удовольствием и с выражением шепотом читаю я.
– Ну, нет, – разочаровано вздыхает Рома, – мне это не интересно.
– Что же, – улыбнулся я, – всегда есть выбор. Слушай вон взводного.
– Уставной порядок, – продолжает в это время диктовать взводный, – это образцовое несение боевого дежурства, караульной и внутренней службы; четкая организация боевой и политической подготовки, технически грамотная эксплуатация вооружения и боевой техники; точное соблюдение распорядка дня, учебных планов; забота о быте, разумная организация досуга личного состава; спортивно-массовая работа….
Голос взводного убаюкивает, но спать нельзя, я ведь еще и сержант.
– Толик, – снова шепчет КорС, – ты вчера в увольнении, где был?
– У знакомых, – отвечаю я и зачем-то спрашиваю, – а ты?
Зачем-то, потому что мне, если честно, совершенно не интересно, где и как провел свой увал Королев.
– А я сначала был в «Пельменной», – с серьезным видом начал перечислять Сергей, только что пальцы не загибает, так он взволнован нахлынувшими воспоминаниями, – потом в «Чебуречной», а потом еще и в «Блинной».
– Весьма насыщенная программа, – улыбаюсь я. – Весьма!
– Симона, а ты что, в город так и не ходил? – не отстает он от меня.
– Какой ты у нас наивный! Конечно, ходил.
– Что ел? – изумляет меня КорС своим вопросом.
Если бы мы были «минусами», то это нормальный вопрос, но для курсанта четвертого курса это что-то непонятное! Но все равно я решил удовлетворить любопытство Королева.
– Котлеты по-московски, омлет, пончики с медом и горячим чаем.
– Эх, – мечтательно говорит Королев, – скорей бы снова в увольнение! Дима нашел какую-то пиццерию. Ты ел когда-нибудь пиццу?
– Ел, – ответил я. – Обязательно попробуй!
– А я нет. Попробовать охота, – тяжело вздыхает Королев. – Я и слова-то такого еще не слышал. Дима ее очень хвалил.
– Трудовая дисциплина, – нудит взводный, – включает в себя: дисциплину выполнения плана, дисциплину качества продукции, дисциплину рабочего времени, дисциплину использования стройматериалов.
– Разве об этом есть что-то в уставах? – недоумевает Рома.
– Нам служить в стройбате, так что это пригодится, – шепотом отвечает ему Королев.
Я гляжу в окно, там по Севастопольской улице идут трое парней, по прическам и одежде – «хиппи». Глядя на них, я не удержался и вздохнул.
– Симона, о чем грустишь? – заметил мое состояние КорС.
– На волосатиков вон тех смотрю и завидую.
– Сам таким был? – понимающе подмигивает он мне.
– Не совсем таким, но волосы длинные носил. Помню, папа все грозился мне волосы суперцементом вымазать ночью, чтобы я их на утро зубилом срубил. Только я не распущенные волосы носил, а в хвост их собирал, – мечтательно говорю я.
– Какой хвост? Конский? – смеется КорС.
– Каннибальский. Мне так нравилось носить длинные волосы, а здесь я об этом уже совсем забыл даже думать.
– Иванов, Королев, разговорчики там! – окрикнул нас взводный.
Выждав немного, пока взводный отвлечется от нас, Королев все-таки попросил у меня почитать поэму «Круговая панорама». На перемене он подошел ко мне и, сунув ее мне в руки, осуждающе сказал:
– Вот уж никак не ожидал, что тебя заинтересует пародия на Пастернака.
– Как на Пастернака? – не поверил я своим ушам.
– Хватит придуриваться, – нахмурился Королев, – вот уж ни за что не поверю, что ты не обратил внимания на совпадения многих словосочетаний со стихами доктора Живаго. Не мог ты этого не заметить, ты ведь только-только прочел эту книгу! Смотри, вот у Друка: «Гул затих. Я вышел на подмостки».
– И в тетрадочке Живаго первое же стихотворение «Гамлет» начинается с этих самых слов, – припомнил я.
– Вот, вот! Думаешь совпадение? Тогда смотри дальше. Вот в этом же стихотворении у Пастернака есть слова: «На меня направлен сумрак ночи Тысячью биноклей на оси…», а у Друка: «На меня направлен сумрак ночи и другие фотоэлементы. Рамакришна, Галич и Коротич Долго ждали этого момента». Неубедительно? Тогда еще раз прочти «Доктора Живаго», а то тратишь время на эту чушь. Дай-ка!
И КорС, взяв из моих рук поэму Друка, сделал презрительную мину, и так же пренебрежительно прочел вслух.
– «Милая, давай, родим кретина –
Чебурашку или Буратино.
Чтобы вынул пальчик из кармана.
Чтобы дернул ниточку стоп-крана». Тьфу! Нет, тебе что, и, правда, это интересно? Такое читать – себя не уважать. А ведь курсант СВВПСУ должен быть хоть мало-мальски культурным человеком! Мне за тебя стыдно. Знай, что ты меня разочаровал! Глубоко разочаровал, понял?
– Это ничего, – насмешливо говорит Миша, – к этому можно привыкнуть. Я имею в виду, что без уважения Королева можно прожить. Легко! КорС, а разве Иванов интересовался твоим авторитетным мнением?
– Я считаю, – начал, было, КорС, но Миша его перебил:
– Неужели ты так и не понял, что твое мнение здесь никому не интересно, так же, как и ты сам?
Королев не стал усугублять ситуацию и оставил меня в покое. Еще раз высказать свое мнение о моем культурном уровне, он больше так и не решился. Так что я спокойно дочитал поэму до конца.
А вот Веня заработал-таки оплеуху, решив влезть в нашу милую беседу. Уже после занятий он счел нужным сказать Мише:
– Миша, а здорово у тебя выходить разрешаешь разные скандальные ситуации! Я тебе уже и кличку соответствующую придумал!
Миша с сомнением посмотрел на Веню.
– Будешь ты у нас отныне Третейским судом! Как?
– А вот так, – ответил Миша и отвесил Вене такую увесистую оплеуху, что Веня с первого раза понял, что кличка Кальницкому явно не понравилась, поэтому настаивать на том, чтобы Мишу стали называть Третейским судом, больше не стал.