Мишка долго не мог уснуть: было жалко маму, хотелось как-то утешить и успокоить ее. Вечером к ней приходила подруга по общежитию. Отец снова уехал в командировку, и мама загрустила. Когда пришла тетя Лиля, они закрылись в кухне и о чем-то возбужденно говорили. Мишке очень захотелось есть, а еще больше узнать, о чем они там говорят. Он долго сидел один в комнате у телевизора, потом решительно направился в кухню. Открыв дверь, услышал часть фразы, сказанной гостьей:
— Да у Лидки он, говорю тебе! Та еще стерва! Нет у нее… — тетя Лиля оборвалась на полуслове, когда позади нее скрипнула дверь, и в кухню вошел Мишка.
— Мам, можно я сосиску возьму?
— Ах ты, боже мой! Времени-то уже сколько, а мы еще и не ужинали! – воскликнула мать. – Сейчас, родненький. Лиль, а ты с нами поужинаешь? – сказала, уже обращаясь к подруге.
— Нет, Маша. Уже поздно, домой пора. Мой теперь уже, поди, с работы пришел и, небось, весь извелся! Пойду я. А ты мои слова-то не забудь. Хочешь — верь, а не хочешь – проверь!
Наскоро попрощавшись в полутемной прихожей и шепнув что-то матери на ухо, чмокнула ее в щеку и, крикнув Мишке «пока», тетя Лиля ушла.
Ужин прошел в молчании. Мама вздыхала, посматривала в темноту за окном, медленно прожевывала пищу, забывая проглатывать ее, держала подолгу за щекой. С усилием сглотнув, вздыхала и снова клала в рот небольшой кусочек.
Мишка поглядывал на мать, стараясь уловить и понять ход ее мыслей, боясь угадать причину ее расстройства. Он быстро управился с ужином и предложил убрать со стола и вымыть посуду, на что получил отказ.
— Иди, сынок, повтори уроки и спать. Я сама приберусь, — глубоко вздохнув, ответила мама.
Мишке не надо было повторять домашнее задание. Он давно его сделал и уже собрал портфель. Уроков на завтра было немного, главным из которых по наставлению отца считал математику. История и география для него не были сложными предметами. Тем более что в пятом классе они носили познавательный характер и легко усваивались еще на уроке в школе. Кроме математики мальчику нравилась физкультура и уроки труда, которые вел уже почти совсем старый учитель, Иван Семёнович Копылов. Он разрешал ребятам пилить, строгать, вытачивать все, что только они сами пожелают, направляя при этом руку и показывая, как правильно держать инструмент. Мишкины деды жили далеко, и Иван Семёныч казался почти родным человеком. Он часто разбирал ребячьи споры и разнимал драки, помогал справиться с обидами и находил такие слова одобрения или укора, что мальчишкам все становилось ясно и понятно без дополнительных объяснений и вызова в учительскую или на заседание родительского комитета. Для многих из тех, чья жизнь в семье была не простой, он становился не просто наставником, но и другом. Учитель всегда давал правильные советы, как будто заранее знал, что получится из того или иного поступка. А еще не было для него ничего такого, что было бы невозможно починить и исправить. Завтра по расписанию последними уроками как раз были «труды».
Проверив еще раз содержимое своего портфеля, Мишка вспомнил про фартук, который отдавал маме в стирку и вернулся в кухню, чтобы спросить о нем. Посуда так и стояла на столе. Мама смотрела в пустоту окна, обхватив себя руками. На оклик сына поспешно отерла ладонью щеки, обернувшись, натянуто улыбнулась и сказала, что сама принесет фартук в комнату. Мальчику было понятно, что мама тихонько плакала. И подозрение о причине слез холодной змеёй заползло к нему в душу.
Не так давно Кругловы жили в общежитии, занимая там довольно просторную и светлую комнату. Но все удобства, в том числе и кухня, были в общем пользовании, что вносило в жизнь массу неприятностей. Три года назад отец Мишки устроился работать дальнобойщиком. Хотя работа была изматывающей, но зато вскоре смогли накопить на часть взноса за отдельную квартиру, а на остальное взяли кредит. Им, как говорила тетя Лиля, крупно повезло. «Двушку» за такие деньги купить было, практически, не реально. Пожилая хозяйка квартиры поспешно уезжала на постоянное жительство к дочери в Америку и продавала все, что имела, не выискивая большой выгоды. И квартиру она продала вместе с мебелью. Конечно, многое из того, что там было, давно вышло из моды, а что-то оказалось уже не прочным, но Кругловы были и этому рады, поскольку средств на обустройство у них не имелось вовсе.
Мать, увлеченная переездом, не заметила, как часто и подолгу стал бывать в командировках отец. Потом до нее стали доходить слухи, что значащегося в поездке мужа видели в районе общежития. Подруги матери нашептывали о неверности, все чаще связывая его имя с именем одинокой соседки по общежитию, Лидии. Мать оберегала Мишку от слухов и сплетен, но «добрые» люди всегда найдутся. Вскоре и ему начали намекать о возможном разводе родителей. Мальчику казалось страшным даже подумать об этом. Как сможет отец оставить их с мамой и уйти к этой толстой, вечно пахнущей жареной картошкой тетке?! Как можно променять маму, такую красивую и умную, на эту торговку пирожками в старом линялом халате с замызганным пузом! В это было просто невозможно поверить. Пока однажды он сам не увидел отца на крыльце общаги под ручку с этой теткой. Кровь бросилась в лицо, и сердце так сильно застучало в груди, что казалось, слышит его даже удаляющийся отец. Но, нет, не услышал, а весело нашептывая что-то своей спутнице на ухо, вошел в здание. Мишка ничего не сказал матери, но пришла тетя Лиля и весь вечер секретничала с ней. Боль и обида за мать захлестнули мальчика. Долго ворочаясь в постели, уснул только тогда, когда принял решение посоветоваться с Семёнычем.
На следующий день от принятого решения пришел в школу в приподнятом настроении. Когда в конце третьего урока классная руководительница сообщила, что мальчики на сегодня могут быть свободны, поскольку Иван Семёнович заболел, только Мишка остался безучастно и растерянно сидеть за партой, не поддерживая дружное ребячье «ура».
— Миша! Круглов! У тебя что-то случилось? – озабоченно обратилась к нему Нина Константиновна.
Мишка отрицательно покачал головой и, нехотя уложив в портфель учебники, медленно покинул класс. Направляясь домой, он все думал, как ему теперь поступить. Может, сходить проведать Семёныча? Все ребята знали, где он живет, и не раз бывали в гостях. А вдруг ему нельзя даже разговаривать, а у Мишки такой серьезный разговор? Но как же самому во всем разобраться?
Дорога к дому проходила мимо общежития. На какой-то миг Мишка задержался у входа, а потом решительно поднялся на этаж, где жила ненавистная ему тетка. Дверь открыла пышнотелая, пахнущая свежеиспеченными пирогами Лидия.
— О! Мишка! Тебя что ли папка прислал? Я щас, — схватив мальчика за рукав, потянула его в комнату. Мишка густо покраснел. А тетка сунула ему в руку какую—то бумажку и затараторила:
— Скажи отцу, что обо всем договорено. Да не забудь, напомни ему, что мужика того Федором звать. Да пусть не поскупится, отблагодарит его, как положено.
Скомкав бумажку, Мишка бросил ее в лицо женщине и осипшим голосом сказал:
— Я вам не почтальон. И не буду я папке ничего передавать. Вы хоть бы мамку пожалели.
Лидия ошалело посмотрела на пацана, а потом вдруг, подбоченясь, весело расхохоталась.
— Так вот ты о чем! Знаю! Соседки уже всему поселку раззвонили, что папка твой ко мне не просто так ходит. А и не просто так. Он просил меня помочь ему к юбилею свадьбы для мамки-то твоей подарок подобрать. Чтоб он и по толку и по деньгам завидным был. Я вот и договорилась в магазине с братом покойного мужа, чтоб он хорошую технику какую-нибудь придержал, не самую дорогую, но самую качественную. Федор ему и оставил машинку стиральную, автомат. Эх! Мне и самой такую хочется! Да только где взять мужа такого, ну или хотя бы денег найти! А папка твой ночами после поездки на станцию ходит вагоны разгружать, чтобы жене своей сюрприз сделать. С отцом бы сначала поговорил, а уж потом на людей кидался! — резюмировала Лидия и снова протянула Мишке скомканную бумажку.
— Держи. Только матери не говори... И все равно ты — молодец! Настоящим мужиком растешь. Не стал никого слушать, сразу решил во всем сам разобраться. Хороший заступник у Машки вырос… — и, шмыгнув носом, выставила Мишку за дверь.