РАЗОРВАННАЯ НИТЬ.
В. Ситников.
Апрельское солнце, потягиваясь лучами от глубокого затяжного сна, показала свою яркую
ещё не так слепящую макушку и как бы задержалось, зависнув на верхушках больших сосен, которые ещё тоже дремали в этой сейчас лесной тишине
Терехов Васюха громыхнув крючком двери, степенно вышел во двор, мельком глянув на ярко жёлтую полоску, похожую на подкову, восходящего солнца, зевнул беззвучно и медленно
зашёл в сарай. Его сразу обдало запахом старого перегноя, оставшегося с той поры, когда здесь находились куры и свиньи. Всё ушло в небытие, давно уж умерла жена Настя, и
постепенно хозяйство не стало нужно Васюхе. Шестьдесят пять уже стукнуло, только и жил воспоминанием, да в кузню ходил. Достал из-под балки берёзовую заготовку на черенок и
вышел во двор на свет. Ярким лучом солнца его на время ослепило « Ты гля! Только лишь сейчас еле было видно и уже выскочило. Ну свети, свети!---думал Васюха тепло отзываясь об
солнце и тут же поползли грустные мысли, вспомнил опять жену. Васюха всегда вставал рано, закуривал махры и шёл за дровами в сарай. Оттуда уже шел, кашляя и будя Настю
«Опять встал, черти в кулачки не бились!---ворчала та, тоже поднимаясь с постели,---Уже и табачищу напустил полну кухню, бросил бы давно уже эту соску не молодой ведь, дыхалку
свою поберёг бы!». Васюха молчал, в перепалку не вступал, да и ему приятно было, что жена о нём заботится, хоть и ворчит. А получилось всё наоборот, лежит теперь вот в
земелюшке--- успокоилась, Васюха быстро заморгал глазами, на старую фуфайку шлёпнулась большая слеза. «Вот она жисть-то как поворачивается, ты там, а я тут шлындаю, чо шлындаю,
не знаю,---Васюха сел на большой пенёк давно уже оттаявший от снега, достал большую щепоть махорки, от гармошки из бумаги оторвал листок, свернул большую цигарку и задымил,
успокаивая свою душу. Соседский петух, громко зашлёпав крыльями, влетел на ограду из старого горбыля, построенного Васюхой уже давным-давно, кой-где покосившимся и так
громко, как показалось Васюхе, заорал, вытянув свою шею, что он даже вздрогнул, забывшись в своих думках «Тю, тебя! Напужал, чёрт крикливый,---Васюха махнул на него черенком.
Серый петух обидевшись, произнёс какое-то подобие вороньего «куыр!» слетел опять в соседский двор. Васюха встал, три раза поплевал на окурок и пальцами растёр его о пенёк.
Вытянув черенок на распрямлённых руках, стрельнул по нему взглядом, как из ружья и удовлетворённо сам себе сказал «На кувалдочку пайдёт!». Зашёл опять в сарай набрал
небольшую охапку дров, неспеша, понёс в дом. Дровишки в печурку укладывал старательно, выстраивая наподобие домика. Подсунул щепу и удовлетворённо чиркнул спичкой, огонь
моментально охватил сухие поленья. Загудела, заработала голландочка. « Надо итить, чо сидеть!» Васюха надел старую, поношенную кожаную курточку. На голову нахлобучил тоже
старую кожанную потрескавшуюся шапку, надел кирзухи, взял в руки узелок. Раньше Настя собирала ему обед в хозяйственную сумку, а теперь вот сам, в сумку, только теперь в
другую---сын привёз, Петька.
Путь в старую кузню был Васюхе нужен как ему же самому самокрутка махорки. «Непокурил---
значит и не ожил»---Так себе самому и говорил. Вот и без кузни как без самокрутки он теперь не видел другой своей жизни. Пока работал--- меньше курил. Меньше работал---
больше курил. Мысли о тяжелой свое судьбе так и лезли в голову. А молотком работаешь, как-то всё забывается. Кузню новую колхоз построил поближе к бригадам и одну в МТМ
сделали, а эту забросили, она стояла на окраине села, возле бора--- вот Васюха её и обиходил. К кузнечному делу его ещё отец приучил, так вот и всю жизнь возле горячего металла и живёт.
Васюха шёл улицами степенно, его грузная фигура непозволяла бежать по-молодецки, да и ноги побаливали. Проходившие мимо сельчане здоровались с Васюхой вежливо и с добротой.
Кто может помочь что-нибудь отковать для дома, так это Васюха, он мужик безотказный. Сам Васюха был немногословный, чаще всего кивал головой на приветствие. Путь он избирал
всегда подлиннее: ему приятно было, что сельчане так к нему относятся---с душой, и ждал по пути следования новых заказов. Коротко отвечал « Занесёшь потом».
Замок на кузне висел старинный, большой, весь пошарканный о длинную планку, тянущуюся через всю дверь. Васюха достал большой ключ с цепочкой от часов-ходиков, замок бесшумно
открылся, загремела планка, и дверь почти сама открылась (Косяк верхний вероятно выперся от времени наружу, вот дверь и открылась). Васюхе сразу в нос ударил спёртый воздух
горелого угля и обожжённого железа. Он поставил сидор, в деревянный шкафчик, принесённый из дому, и стал совком сгребать в кучу несгоревший уголь в горне. Совок
повизгивал, задевая о металл, воробей, залетевший попромышлять, от этого визга быстро вышмыгнул наружу. Васюха сыпанул старых семечек возле порога, глянул за дверь, воробей
сидел на трубе «Иди, щелкай, пока дают, а то вот разожгу горн, и запалишься. Иди, чо на трубе-то сидеть,---ласково пробурчал Васюха и тихонько зашёл опять в кузню. Он знал,
сейчас серый прилетит---не в первой воробьишке--- старые друзья.
Вернулся опять к горну нагрёб кучечкой мелкого угля и построил рядом домик из щепы,
оторвал клочок бумаги из той-же гармошки для цигарки и медленно поднёс горящую спичку. Огонёк медленно пробежал по газете лизнул одну щепу, вторую, перескочил на третью--- щепа, недовольно потрескивая, сдалась и загорелась весёлым пламенем. Огонь начал
цепляться за уголь. «Пайдёт!»--- сам себе опять удовлетворённо сказал Васюха и полез в шкафчик за сидором. Сдул пыль со старого, деревянного стола, порезанного и пожженного,
горячим железом. Достал из сумки четок самогонки, кусок сала, большую луковицу, соль в спичечной коробочке. Развернул газету и аккуратно разложил кусочки хлеба. Достал из
шкафчика гранёную стопку, дунул в неё и потом пополоскал водой из старого графина. Налил полную стопку самогона. Порезал сало тонкими дольками, с хрустом разрезал пополам сочную луковицу и очистил от шелухи---всё это разложил аккуратно по линии. Глянул на
разгорающийся уголь в горне. Подошёл и слегка за большую деревянную ручку, два раза качнул мехами---воздух, фыркнув, поддал яркость и высоту пламени. Совком, как на весы
сыпнул ещё немного угля «Пайдёт теперь!--- удовлетворённо кивнул головой. Подошёл к столу взял в руки стопку шепнул себе « Господи, благослови!» и медленно вытянул самогон из
стопки. Не выдыхая, взял кусочек хлеба и долго нюхал его, уже затем сало куснул, последом хлеб и с хрустом ещё откусывая и макая лук в соль всё это начал пережёвывать.
Выпив по-русски три стопочки, он приступил к работе: заказали ось отковать для тележки по хозяйству---металл нашёл хозяин, собирался сегодня и прийти за готовой поделкой.
Поддув ещё раз мехами, Васюха сунул в уголь поковку. Нагрев до определённого цвета, только ему одному понятному он, махая тяжёлым молотком начал оттяжку концов заготовки. Через час, а может через два в дверь заглянула пожилая женщина;
---Васюх, ты уже здесь?---только она могла позволить себе назвать его «Васюхой»---постарше его была лет на семь.
---Куды ж мне деться!---Васюха дымя самокруткой, качал в это время мехами, лицо было
потное.
---Да я к тебе Васюх по делу. Вчерась подпол открывала ножом и поломала, а как теперь без ножа? И где его хороший таперь купишь? Ты уж Васюх подсоби в моей беде---сделай новый,---
старуха как бы для верности, что она не врет, показала ему обломыш ножа.
Васюха подошёл , взял, повертел этот кусок теперь металла и бросил его в общую кучу разных железяк: скрюченных, загнутых, широких, плоских и круглых.
---Счас чо нить найдём,---Васюха нагнулся и рылся в этой горе металла достал широкую пластину,---Во! Из этой и сделаем тебе нож. Как бритва будет!
---Вот и ладненько!---Старуха радостно засуетилась, и у неё как ниоткуда в руках появился узелок из белого в мелкую горошину платка,---а я тебе тут яичек принесла. Свежие! Только вот куры начали нестись.
Она достала яйца и аккуратно сложила в картонную коробку, припасённую ей и со словами «Спаси тебя бог!---и, добавив,---вечером зайду»---ушла бесшумно, шурухнув по полу длинной юбкой.
Вечером. Когда Васюха отмывал руки, которые были все в угле и окалине, кое-где обожженные и когда Васюта опускал руки в воду, ему на время становилось не так болезненно. Дверь
широко открылась, и в неё быстро вошёл Петька---сын его, не сказать что любимый, но он им гордился. Как никак, а уже достиг некоторых вершин---второй секретарь райкома партии.
---Здравствуй. Батя! Опять ты с этими железяками балуешься?---Петр Васильевич разглядывал кованую ось, какую-то замысловатую ручку--- вероятно к калитке. Спросил он радостно,
ему было приятно, что отец у него такой кузнец, который мог, кажется всё изготовить из металла. Сколько помнил Пётр, он всегда видел отца возле горна. Маленький пытался то же
стучать по наковальне и заходящие к Васюхе клиенты-сельчане говаривали «Смена тебе Василий растёт!». Но вот не пошёл Петька отцовой тропой, в политику ударился. Дошёл вот
до второго секретаря. Жалко отца---один остался, плохо ему без матери, вот он и целый день в кузне тюкает---всё быстрей день пройдёт. Звал к себе---не хочет. Так вот и
наведывается Пётр---как свободная минута, так сюда.
Садясь в «Газик» отец шутил «Ты меня как высокого партейца везешь!». Дома всё-также было--- по-старому: те же две кровати с той и с другой стены, фотографии в рамочке,
почерневшей от времени. Так же висят старые ходики-часы с мордочкой кота двигающего глазами вправо-влево, шкафчик синенький со стеклянными дверками—в нём одиноко стояло
несколько тарелок и гранёные стаканы, железная с коваными крючками вешалка. Сундук пузатый, с облупившейся коричневой краской стоял в углу в кухне и такой же родимый запах
своего родного дома.
Пётр вынул свёрток из портфеля, достал колбаски, сало, рыбы свежей, яйца, хлеба и бутылку
водки.
---Ну что отец, будем ужинать?
Молча сели за стол, помянули мать и после выпитого долго разговаривали. Обо всём--- о
колхозах, про капитализм Васюха всё больше спрашивал, не мог он взять в толк, как можно так обманывать рабочих. Пётр утром часов наверно в пять зашевелился на кровати, пора до
дома--- на работу. В семь уже надо быть в райкоме. С отцом попрощались, строго за руку, без лишних слов. Газик, чихнув два раза, завёлся, Петр, приоткрыв дверь опять, как и всегда по-сыновьи глянув на батю, спросил:
---Может, переедешь, а бать?
---Да куда уж теперь сынок! Тут уж как-нибудь---по-стариковски!
---Ну, давай, бывай!---Пётр, хлопнув дверцей, тихо тронулся, и всю дорогу пока видно было отца, всё поглядывал на него в зеркало заднего вида.
Домой заезжать не стал сразу в райком. В орготделе кто-то уже покашливал, то ли уже какой-нибудь секретарь парторганизации приехал, то ли сам Виктор Иванович Самохвалов.
---Виктор Иванович, доброе утро!---Пётр Васильевич приоткрыл дверь,---заходить не буду. Как здоровье? Как жена, дети?
---Пётр Васильевич, вот как раз желательно вам зайти. Тут проблема, письмо анонимное пришло, в ваш адрес.
---Ну-ка, ну-ка!---Пётр Васильевич быстро вошёл и взял из протянутой руки Самохвалова конверт без обратного адреса,---Я возьму--- у себя прочитаю?
---Да как хотите. Я вообще-то уже завизировал его. Так что, всё равно разбираться придётся по поступившему сигналу.
Пётр Васильевич у себя в кабинете, успокоившись, начал читать. Анонимщик писал об его отце, так гадко, что Пётр Васильевич даже так сдавил зубы, что стало больно скулам. Этот
негодяй писал, что отец обирал селян, берёт за работу деньги, с бедных крестьян, берёт натурой и что всё это длится, потому что у него сын партийный работник. Прикрыв глаза
рукой, Пётр Васильевич вспомнил своего отца, как он говорил «Чужого не тронь, но и своего не отдавай!». Так он воспитывал их, так он жил и сейчас… да, на каждый роток не накинешь
платок. Пётр Васильевич устало провёл ладонью по лицу, теперь эта кляуза попадёт на стол первому секретарю, будут, наверное, проверки.
Так оно и получилось--- через три дня Петра Васильевича вызвал к себе Первый.
---Присаживайся, Пётр Васильевич. Разговор серьёзный будет. Об отце твоём хотел
поговорить. Жалобу читал уже, наверное? Я, конечно, понимаю, что это всё враньё. Но ты сам пойми, Пётр Васильевич, если оставить всё по-прежнему, то этот негодяй пойдёт дольше,
выше начнёт писать, а нам с тобой это надо?
Пётр Васильевич молчал, мог он конечно возразить, мог, но ведь и правильно говорил Первый, при сегодняшнем положении в стране, можно попасть в лагерь по статье--- по
которой огребёшь ни мало ни много, а лет пятнадцать точно.
---Я вот подумал и решил тебе предложить,---продолжал Первый,---давай-ка прямо сегодня поезжай в деревню и забирай его к себе, пока у тебя поживёт. А потом может быть, что-
нибудь ему подыщем.
---Да не поедет он,---Пётр Васильевич горестно махнул рукой,---сказал там, доживать будет. Я ему уже давно предлагал. Старики они ведь какие!...
---Ну как знаешь,---Первый нервно бросил карандаш на стол,---но проблему эту надо решать, я не желаю, чтобы меня трясли ещё там выше из-за такого пустяка. Давай Пётр Васильевич не откладывай это в долгий ящик.
Пётр Васильевич поехал к отцу после обеда, ближе к концу дня, заехал сразу в кузню, где и нашёл отца уже мывшего руки. Сын сразу перешёл к делу:
---Бать, ты пойми меня правильно, ты знаешь, где я работаю, и знаешь какой с меня спрос по жизни. Сказать тебе прямо, ты кому-то в деревне ненравишься, а это всё может
отразиться на моей работе. Так что давай, наверное, прекращай с этими кузнечными делами.
Отец, молча, вытирал руки стареньким застиранным полотенцем, повесив его на крючок,
закурил и потом спокойно сказал, выпустив толстую струю едкого дыма:
--- В любом стаде всегда найдётся блудливая овечка.
---Ну, овечка или козёл, мы теперь этого не узнаем, а тебе отец придётся прикрыть кузню
---Это как так?---отец даже забыл курнуть, остановив руку у рта.
---А вот так. Давай собирайся, поедем ко мне или живи спокойно дома. Хватит, навоевался. А кузню я закрываю, и не перечь мне. Завтра скажу председателю колхоза, пусть разберёт
эту хибару, а то ещё пацаны пожар сделают---бор-то рядом. Всё, отец поехали, у меня ещё дел по горло.
Васюха молча, вышел из кузни, оглядел её, как бы прощаясь, тихонько накинул длинную планку и не спеша закрыл большой замок.
Пётр уехал, сразу доставив отца до дома, даже и не зашёл в избу. Оставив батю с невесёлыми думами. Вспомнилось опять старое. Васюха как бы увидел всё--- вот как будто
это сейчас произошло. Вот так, тот раз, только под вечер приехал его шуряк---родной брат жены Ромка Владимов. Анонимка пришла на Васюху, чуть ли не кулаком его обзывали. А
Ромка в то время в НКВД работал---уполномоченным. Приехал арестовывать. Настя в слёзы. Сыновья то же рёв подняли. Петька поди сейчас этого не помнит---шибко маленький был.
Поизголялся тот раз Ромка над ним. Васюха думал всё теперь своей семьи неувидит. Зашлют туда, где Макар телят не пас. Настя кое-как упросила. Не стал забирать его Ромка. Дня
три Васюха не мог прийти в себя. Молоток в руках удержать не мог. «Бьют по рукам. А за что,---тот раз, да и сейчас думал Васюха,---что ж я кому худого сделал?»
Поговорили селяне, погорились, плохо без Васюхи, денег кот наплакал, всяких кастрюль не накупишь и тележек не сделаешь. Плохо без Васюхи! Тяжело и Васюхе, дома у себя в бане
решил кузню сделать---один всё делает, потихоньку. Инструменты свои со старой кузни ночью на тележке перевёз. Как наковальню припёр--- самому богу известно. И неплохая кузенка
получилась, «Пайдёт!» сам себе проговорил, выдыхая табачный дым.
---Счас затопим!---Васюха подкинул на топку угля также как и всегда степенно подложил
щепочки и как, положено не меняя традиции, выпил самогоночки, закусывая сальцем с луком. И заработала баня-кузенка. Потекли опять сельчане к Васюхе. Село деньгами не богато, так
почитай всё через кузню Васюхи всё и проходит. И замок даже Васюха не забыл, опять светится белизной на банёшке. Ключ Васюха на гвоздик вешает в сенцах, с левой стороны,
возле маленького оконца. Низковата кузенка, да ничего Васюхе всё равно приятно---теперь своя! Зашла Акулина, женщина дородная, тяпка у ней совсем развалилась, а новую где её
найдёшь? Вообщем-то не зашла, а кое-как--- согнувшись чуть не до пола, проползла:
---Ну и хоромы у тебя дядь Вась! Тяпку изладишь? Совсем изломалась. А сделать больше
некому, только к тебе и ходим.
---Положь, вон на столик,---Васюха доволен, любит он свою работу,---к вечеру сделаю, приходи.
---Дядь Вась, я тебе чо нить принесу.
---Не надо, у меня всё есть, окромя жены,---Васюха невесело улыбнулся.
---Да я б вышла за тебя, если помоложе был, а так у меня пока Митька есть. Ну ладно, дядь Вась, я потом значит забегу. Как тут от тебя выползать и сама не знаю,---Акулина с
кряхтением, шаркнув спиной о косяк выскреблась из кузни.
На днях зашёл дед Выщелкин, его одногодок:
---Добренько ты устроился Васюха. Из дома и на работу один шаг. А я думаю, чой-то люди зачастили к Васюхе, а он гляди тебе--- дома кузню построил,---дед, почесав свою узкую,
но не длинную бородёнку с усмешкой как бы попросил,---бери меня молотобойцем.
---Если тебя брать,---Васюха покрутив заготовку в огне, засмеялся,---так только гонцом за
самогоночкой.
---Не говори, Васюх, всё--- своё отмахал, глаза-то видят, а руки уже не те!
Завеселел Васюха, раньше кой-кому и не по пути и далеко было до старой кузни, а сейчас
все идут. Работы--- не впроворот. Васюха тем и живёт---нужен он, видать, людям.
Июнь месяц сначала накинулся жаром, палил с утра до ночи. Даже под ветвистыми,
опускающимися почти до низу ветвями берёзы, было душно. Бабы, охая от зноя, повязав платки козырьком от солнца, махали тяпками на огородах. Припекало до самого июля, да
считай до середины месяца. Жарища была и в кузне у Васюхи. Людей приходило мало, все были заняты: кто прополкой свеклы, окучкой картофеля, кто потихоньку ремонтировали комбайны.
Васюха, голый по пояс, в одном толстом брезентовом халате, тюкал молотком то же валко. Работы срочной не было, так из другого села ось просили для тележки выковать. Работа
долгая, пока вытянешь, округлишь, потом резьбу с двух концов вручную нарезать и гайки. Да ещё кое-что в углу заготовки какие-то лежали, то же работы требовали. Не сидит Васюха без дела.
В конце июля с запада появились лохматые, сначала серые, а потом, перекрасившись в тёмный зловещий цвет облака, сыпанули крупными каплями и вскорости вылили на землю столько
водищи, что на улицах появились огромные через всю улицу лужи. Потом ещё накрапывал дня три. Люди сидели по домам. А что делать в такую мозглявую погоду? Только в карты играть с соседями, да родственниками.
Райком партии то же затих, каждый в своих кабинетах шелестел бумагами. Нарушив тишину, громко зазвонил телефон у Петра Васильевича Терехова:
---Василич, зайди,---звонил Первый.
Пётр Васильевич с собой ничего не взял, Ведь Первый ничего не просил---ни каких бумаг.
---Присаживайся,---Первый был чем-то не доволен, он всегда склонял голову и не смотрел на собеседника, если случались проблемы, касающиеся его,---Пётр Васильевич, ну, сколько
можно разговаривать и подымать тему твоего отца? Опять вот, теперь на моё имя пришла жалоба. И опять фигурирует твой отец. Сейчас же, поезжай и присеки это дело---раз и навсегда. Тебе понятно?
---Неужели вы думаете, что мой батя занимается поборами и… .
---Пётр Васильевич, всё! Точку на этом ставим. Больше чтобы этого вопроса в моём
кабинете не обсуждалось, все-е-е! Вы свободны.
Пётр Васильевич, крутя баранку газика, объезжая грязные рытвины и лужи был недоволен
дорогой, которую так ещё и не сделали и отцовыми делами. Тут работы по горло, а теперь батя---что делать, ума не приложишь. Ладно, присекать так присекать.
Отца нашёл дома, сидевшего в сенцах, при открытой двери строгал видатьзаготовку под черенок. Петр, тихо поздоровавшись, сразу увидел, что отец кузню устроил в бане---по
шлаку возле завалинки. Молча, прошел туда и скидывая с каким-то остервенением все клещи и другой инструмент, попадающий под руку в большой мешок.
---Пёть, ты чо?---отец недоумённо смотрел на всё происходящее.
---Всё, хватит, отработался. И долбят и долбят меня. Сколько можно?---Пётр говорил
неизвестно кому, то ли себе---толи отцу.
---Хто долбит тебя, а?---Отец всё так же, не понимая, держал в руках недоструганный
черенок.
---И что людям мирно не живётся, готовы ни за что человека сожрать!---Пётр с трудом донёс весь инструмент до газика и кое-как вторкал всё на заднее место,--- всё, отец, я
поехал…..
---Да кому не живётся, я ни чо не понял
---Всё, всё, отец, мне некогда и забудь про кузню, я прошу тебя,---с силой хлопнув
дверцей, Пётр резко надавил на газ, настроение было убийственное---жалко было отца до глубины души.
Васюха долго смотрел вслед газику, грустно пожал плечами и тяжело присел на лавочку возле дома. Сидел долго, до самых потёмок, курил одну самокрутку за другой. Потом скипятив себе
чаю выпил с одним хлебом. Раздевался медленно, долго укладывался на постели:
---И чо теперь делать?---спросил громко--- неизвестно у кого.
Всё последующее время Васюха выходил во двор, везде, где можно находил гнутые гвозди, проволоку и выправлял на наковальне. Потом и это всё закончилось, и он подолгу сиживал на
своей лавке. Травой затянуло тропку к бане, да и к его дому. У людей свои заботы, нет кузнеца, дак другие пути ищут, если что из утвари в доме сломается. Васюха на следующий
год здорово сдал. Кожаная куртка на нём теперь болталась как на пугале, даже и кепка казалось, стала ему большая---вечно теперь козырёк опускался почти на нос и Васюха
постоянно его поддёргивал--- когда сидел на лавочке.
К осени Васюха тихо ушёл в мир иной. Пётр его нашёл сидящём на стуле в сенях,
привалившись к стене Васюха как бы отдыхал, тут же валялся молоток.
Хоронили Васюху всем селом, тихо и скромно помянули. На могиле поставили железный крест---сам Васюха себе выковал. Пётр его нашёл в бане. Дом Пётр закрыл на щеколду и уехал.
Сельчане ещё часто вспоминали, проходя мимо Васюхиного дома «Вот был бы сейчас Васюха живой, он бы мне изготовил, не то, что сейчас купленные поделки!».