Черемуха

 
 

…Начало июля. 6 часов утра. На улице никого. Стоит какая-то мягкая, нежная прохлада. За спиной рюкзак, я быстро бегу к автовокзалу, очки снимаю, чтобы отдохнули глаза. Мы сегодня с дедом собираемся за черемухой, где-то, недалеко от Манского поселка, необычайно много черемухи.


Кто-то сидит на скамейке возле вокзала, вроде знакомое лицо. Я щурусь: он или не он? Надеваю очки: ну, конечно, он. Александр Владимирович! Я обрадованно улыбаюсь, подсаживаюсь к нему. Мы с ним беседуем о Лазареве. Подходит дед, и не успел он сказать: «С нами Рита едет», и не успела я скорчить лицо от такой радостной новости, как она подбежала, налетела, сначала на деда, потом на Дубика. На меня нет, наверное, я все же умею держать людей на расстоянии. Тех людей, которые мне не очень нравятся. Я, вообще, не понимаю, как можно всех подряд обнимать и целовать. Это противно всей моей натуре. Я, конечно, тоже могу кого-нибудь обнять от переполняющего меня счастья, но это будет только в том случае, если я этого человека давно не видела, и очень-очень его люблю. Так что мне она сказала только: «Привет, девчоночка!»  - и все-таки ущипнула меня за щеку.


Автобус за 30 минут домчал нас до места, теперь минут 15 надо идти пешком. И мы идем. Впереди – дед с тетей Ритой, следом – я. А вот и цель. Огромное дерево, ветки свисают под тяжестью ягод, и переливаются под  восходящим солнцем. Ну, вот и все. Начинается новый день. Не теряя времени зря, достаем ведра и начинаем собирать черемуху.


Дед, конечно, на одном месте больше 20 минут простоять не может. Говорит, что ягоды его не удовлетворяют, и он пойдет, поищет что-нибудь получше. Мы с тетей Ритой остаемся. Ягодки одна за другой, барабанят по дну, и под этот веселый звук завязывается долгий разговор о жизни, земле, Боге, отношении к людям. Рядом с нами, в нескольких метрах, стоит маленькая избушка. Тетя Рита, которая уже была здесь, говорит, что там живут три молодых парня «кавказской национальности». Они охраняют капустное поле. Проходит час. Начинаю беспокоиться: где дед?


И на всю свою громкость, кричу, напрягая голосовые связки: «Дее-еееееееееееееед!» - молчание. – «Дееее-еееееееееееееееееееед!» Из избушки на курьих ножках вылетает разъяренный «армяшка» в шортах, и начинает материться. Весь смысл сводится к тому, что они, бедняги, всю ночь не спали, охраняли капусту, а я ору как ненормальная, и если не замолчу, то узнаю, где раки зимуют. После чего парень исчезает в «кожуре» без окон. Я опять открываю рот, чтобы издать очередной вопль, но тетя Рита предостерегающе ложит мне руку на плечо: «С ними лучше не связываться, это ужасный народ. Могут сделать, что угодно». И рассказывает мне о том, что  на мужчин этих национальностей  даже смотреть нельзя, потому что они рассматривают это как кокетство и сразу тащат девушку в постель. А когда она начинает возмущаться, то они еще кровно обижаются: «Ты же, мол, сама хотела». Так что проходить всегда надо с опущенными вниз глазами.


Каким-то неожиданным образом, на дороге появляется Краснов. Тетя Рита и на него налетает:  «Давай поцелуемся, что ли?!» Затем он идет к соседней черемухе, и скрывается за густыми ветками. Через несколько минут зовет тетю Риту: «Здесь черемуха лучше, давай сюда». Она берет ведро, и уходит к нему. А я, в страхе, искоса поглядываю на избушку, из которой, мне кажется, выскочат сейчас три армянина, и что-нибудь сделают со мной ужасное.  Дверь открывается, выходят все трое вместе – проснулись, начали готовить завтрак, и все посматривают на меня. Я в страхе бегу к дереву, где Анатолий Петрович и тетя Рита; прорываюсь сквозь ветки, и уже открываю рот, чтобы сказать ей про мои страхи, как вдруг вижу…что я вижу? Ну, скажите, пожалуйста, что еще можно увидеть в кустах. Это только я не могла догадаться! Я пячусь, и теперь убегаю отсюда, чтобы только, не дай Бог, меня увидели.

 
Собираю дальше: ягоды огромные, черные, спелые падают в ведро, а из глаз капают слезы. Вот она, только что говорила о высоких чувствах, о Боге, а сама, что делает? Занимается любовью в кустах, да еще с женатым мужчиной. Да еще не с кем-нибудь, а с Буйловым. Я не выдерживаю, и громко кричу опять: «Деееееееееее-ееееееед!»  На этот раз, из избушки никто не выходит, а на другом конце капустного поля мелькает знакомая зеленая шапочка. Я бегу к нему…садимся обедать. Жара уже невыносимая. Мушки лезут в рот, в нос, в глаза. Дед зовет Краснова, но он отказывается. Я сижу напротив нее и не могу поднять глаз. Все думаю: видела она меня или нет. Да черт с ними!


Дед с тетей Ритой объедаются булочками и пирожками, а мне нельзя, - у меня диета. Поэтому я ем яйца с огурцами.


Теперь уже осталось недолго, но с каждой минутой становится все труднее и труднее, нестерпимо хочется пить. Мне кажется, я уже все обобрала, а ведро все не наполняется. «Дед, домой хочу», - жалобно говорю я.  - «Ничего, потерпишь!» - отламывает мне ветку, я сажусь на пленку, лежащую на траве, и обираю снова. Вся обмазываюсь какой-то гадостью для мух, которая на них, по-моему, ни капельки не действует. Ветка за веткой, я уже нервничаю. Надоело все до смерти, и клянусь, что в жизни больше не пойду ни за какими ягодами!


Мне кажется, что ягоды уже посыпятся из ведра, когда дед с тетей Ритой заканчивают собирать.


Время еще есть, чтобы искупаться и зайти на дачу к Красновым. Ну а пока мы идем на Камни. Надо сказать, замечательное место, особенно, в такой день, когда там никого не бывает. Купальник я с собой не взяла, поэтому с завистью смотрю, как они наслаждаются, купаясь в прохладной воде. Камни…красивое место. Я люблю такое. Напротив – высокая гора –зеленая-зеленая, сзади – тоже гора, вернее сказать, горочка, вся в деревьях, траве и дурманящим запахом цветов, и внизу Мана…течет так плавно и вдруг,- камень…вода перелетает поверх него, оставляя вокруг себя миллионы брызг…


Дальше – к Анатолию Петровичу. Хозяин уже дома, с женой и детьми…Нас приглашают в дом, тетя Рита остается на улице. Ничто мне не нравится внутри, все как-то грязно, пыльно, пахнет чем-то гадким; на Краснова я вообще смотреть не могу, он мне противен. Угощают пирогом, только что испеченным и козьим молоком. От пирога отказываюсь, молоко выпиваю, задержав дыхание, чтобы не обидеть хозяев. Ведь козье молоко – их гордость! Ну, все, теперь домой!

 
По поселку проходим мимо множества шикарных дач, домов председателей, директоров, банкиров. Я говорю деду:
 
- У меня все равно будет лучше! – Дед только смеется.

У остановки стоит автобус. Захожу – знакомые всё лица: Клавдия Ивановна, Надежда Борисовна.  Тут же начинаются веселые разговоры, смех, шутки. Все пассажиры смотрят на нас, улыбаясь. Сажусь напротив Надежды Борисовны.
 
- Знаете, Алексей мея совсем замучил, все никак не согласится на интервью. Через две недели, говорит, позвони. И так уже два месяца!  - Она понимающе улыбаются. И до самого Дивногорска я не произношу больше ни слова.
 
А когда возвращаемся с дедом домой, я выдаю ему «страшную» тайну:

- Ты знаешь…ты только не смейся…я даже не знаю, как сказать…ну, в общем, тетя Рита..она..она с Красновым занималась любовью! – выпаливаю я, наконец.

Реакция деда поражает меня больше всего: я думала, он удивится, а он только улыбнулся: «Ну и что ж, это их дело». – И все.

Мы расстаемся. Я к родителям, он к бабуле. Купаюсь, ужинаю. Только усаживаюсь поудобнее в кресле, хочу немного почитать, как вдруг, звонок в дверь. Открываю – дед:

- Бегом, собирайся, ручку, блокнот с собой! Я жду во дворе.
 
Я быстро одеваюсь, выбегаю:

- Что случилось?! – но дед начинает говорить на совершенно отстраненную тему.

- Да ты что, издеваешься?!

Дед смеется. "Ты знаешь, где живет Посконный?"

У меня обрывается сердце. Но я делаю совершенно безразличное лицо: «Конечно, знаю. А что?»


И дед рассказывает мне, что приехала его сестра из Москвы – Наташа. Она в этом году закончила химфак с красным дипломом. И ее пригласили работать в интеллектуальный фонд при премьер-министре, кратко говоря – в РАН – Российскую Академию Наук. Заняться этим предложили деду, но он решил, что эта статья, как никакая другая, подойдет мне. И мы, в общем-то, говоря, идем сейчас именно домой к Посконным.
Но я, с расширенными от ужаса глазами, говорю «Нет!»

- Пойдем, пойдем, ничего с тобой не случится.
 
До подъезда мы все-таки доходим. «Иди», - говорит дед.

- То есть, как это? Я что, одна пойду?!

- Конечно.

Я поднимаюсь по этим треклятым ступенькам, сердце стучит, как бешеное. Позвоню вот сейчас, а вдруг, он откроет? Да я же слова сказать не смогу. Господи, за что ты так надо мной издеваешься?! Ну, кто угодно, но зачем его сестра?! Зачем? Я замираю, и нажимаю кнопку звонка. Раз, другой – тишина. Я облегченно вздыхаю. Успокаиваюсь. И теперь уже нормальным шагом спускаюь вниз. Дед возле подъезда: «Ну как?» - «Никого нет дома», - отвечаю я. – «Наверное, поцарапалсь в дверь как мышка». Я возмущаюсь: «Ну да! Я целых три раза позвонила!» - «Ну ладно, пиши записку». – Я умаляюще смотрю на него, но никакой пощад в его глазах не вижу.

Пишу: «Наташа! Очень хочу с вами встретиться, поговорить о некоторых делах. Я юнкор местной газеты. Буду у вас в пятницу в 15:00. С уважением, Олеся Менделевич. 11.07.99»
Это сейчас легко, а тогда руки, ноги тряслись. Глупо! Смешно!
 
Бегу домой. Тихо, спокойно…свертываюсь клубочком под одеялом. Голова только на подушку, и я засыпаю. Засыпаю с одним лишь словом, замершим на губах, с одним именем:  Максим…