Я умер от передозировки героина, и это было, наверное, единственным способом избавиться от страшного наркотического рабства, в котором я оказался в самом расцвете своих молодых лет. Теперь муки абстиненции, страх перед завтрашним днем (однажды "завтра" просто не наступило)- все осталось там- на земле. Я же легким пушистым облаком парил в небесной синеве, чувствуя безграничную свободу. Здесь редко что-нибудь происходило- самым большим событием была весенняя гроза, которая ни капли не пугала, а, наоборот, дарила ощущение праздника, как во время фейерверка. Вокруг были безмолвные облака, которые дружной вереницей куда-то все время уплывали, меняя очертания, превращаясь в причудливых животных: белых медведей, птиц, огромных ящериц. Поначалу все то, что меня окружало, приносило тихую радость, покой и умиротворение. Однако после продолжительного "отдыха" меня охватила странная, очень болезненная тоска: по дому, по матери, по любимой девушке Олесе, которая боролась с моей рабской зависимостью до моего последнего часа. Я был перед ними в большом долгу и очень хотелось что-то для них сделать...даже просто подойти, обнять, подарить цветы, нарисовать картину- я был когда-то художником...до героина. Облако, в которое я превратился после смерти, теперь посерело- осень была причиной или грусть неукротимая- неизвестно. А на земле каждый день шел дождь.
Мечтал теперь я об одном- получить второй шанс, вернуться к близким, чтобы переписать заново всю уродливую историю, участниками которой их сделал, залечить их раны- теперь- наверху мне многое стало ясно- настолько все просто- каждую секунду проживай с любовью- только и всего, это и есть то самое счастье...
Олеся выходила из женской консультации, сжимая в руке направление на УЗИ, в котором было написано трудно читаемым врачебным почерком "Беременность 8-9 недель" испытывая смешанные чувства- тревогу, удивление и что-то такое неуловимо приятное. Я-то знал, что она радуется. Мне радуется! Она станет моей матерью, я обрету столь долгожданный шанс вернуться на землю и переписать неудавшуюся в первый раз повесть. Стоит покинуть прекрасные небеса для того, чтобы ощутить мамино тепло и свое пока еще крохотное тельце...особенно- частое-частое биение собственного сердца. Я слышал голос Олеси, которая говорила : "Доброе утро, мой любимый пузожитель", проговаривала вслух разные имена, гадая, какое же из них подойдет ее будущему чаду, и кто это будет- мальчик или девочка. А по вечерам она разучивала колыбельные песни, мечтая о том, как через несколько месяцев будет укачивать на руках свое дитя. Думала Олеся и о том, каким будет ее малыш- кем станет, чем будет заниматься. Я точно знал, что буду рисовать- небо, облака, похожие на причудливых зверей- все, что довелось увидеть там- наверху...знал, что буду любить ее..., оберегать..., защищать и никогда не заставлю ее плакать. В отличие от Олесиного "бой-френда" Димки- моего отца. По его голосу стало ясно, что беременность подружки никак не входила в его планы. Он был еще молод и учился в университете на юриста.
"Срок у тебя еще позволяет все изменить- до двенадцати недель...это нормально. Не убийство это вовсе, не говори глупостей, это всего лишь эмбрион, а никак не человек...так- очень маленький кусок мяса- ну, вроде куска шашлыка- примерно такого же размера. И операция пустяковая- при современной-то медицине. Грех...какой грех? Грех человека убить, а не эту...мелочь. Грех нищету плодить- что ты дать ему сможешь, дура безмозглая? "-слова Димки вылетали подобно отвратительным жабам. Самым страшным для меня было то, что Олеся молчала- и при умнике "бой-френде" , и по дороге домой, и вечером...И вместо привычного "Доброе утро, мой любимый пузожитель"- была только тишина. Страшно. Днем мы снова пошли в женскую консультацию, и "наш" гинеколог выписала направление на аборт. Олеся купила бутылку водки, выпила, и тут ее прорвало: "Понимаешь, малыш, не можем мы позволить тебе родиться...Я- безработная, Димка учится...Что мы можем дать тебе?" "Мама, ты можешь дать мне то, что не купишь за все деньги мира...это жизнь, это второй шанс, возможность быть с тобою, любить тебя...возможность дышать, ходить, петь, рисовать...." -кричал я отчаянно, зная, что меня все равно не услышат. "Мы- бедные",-повторяла Олеся. "Все может поменяться, мам...я принесу вам счастье". "Мы- бедные",- твердила она бесконечно. И я поверил. А через три дня снова плыл по бескрайнему синему небу пушистым белым облаком и совершенно не чувствовал боли...откуда же тогда этот бесконечный дождь?