Вам дали шанс Часть 9

Дмитрий Алексеевич Ильин
 http://proza.ru/2013/03/19/866
 ——————————————————————————
 В квартире Кулагина Матвея Андреевича
 раздался телефонный звонок.  Не раскрывая
 глаз,  он по звуку определил
 местонахождение трубки телефона.
 
 — Йя-а!
 
 В ответ раздался смех.
 
 —  Что,  Мотя,  полностью ассимилировался
 среди янки. Нормальный английский тебе не
 по нраву?
   
 Кулагин резко сел в кровати.  Эти
 противные звуки он не слышал уже лет
 пятнадцать и не слышал бы ещё сто,  но
 хозяина этого голоса при всём своём
 желании не возможно было забыть.  В
 бытность своей работы в органах
 госбезопасности они со Скобичем Арнольдом
 Геннадьевичем провернули много не совсем
 законных дел.  Скобич тогда курировал его
 работу от правительства.  Вместе они немало
 нахапали.  И захотелось Кулагину вольной
 капиталистической жизни.  Собрал секретную
 информацию,  громко хлопнул дверью,  и
 предал свою Родину.  Документы под грифом
 «секретно» благополучно были проданы им
 Соединённым Штатам.  А сам Кулагин,
 получив свои серебряники,  осел в красивом
 и постоянно охраняемом доме с видом на
 Гудзон.  И ни разу с тех пор не выходил из
 него без охраны  —  боялся приветов от той
 самой Родины.  Немногим позже Кулагинского
 предательства сбежал из России и Скобич,
 на котором замыкалось много преступлений.
 Ему тоже удалось скрыться и замести след.
 В этом он был специалист.
 
 Кулагин имел информацию где находился в
 последнее время бывший подельник,  а по
 последним слухам знал,  что тот перестал
 скрываться по причине тяжёлой болезни.
 
 —  Скобич?  Арнольд,  ты?
 
 —  Узнал.  Не забыл.  —  В трубке опять
 раздался противный смешок.  —  Как
 поживаешь?  На Родину не тянет?
   
 —  Я-то нормально.  В Россию не тянет.
 Как говорил один мультяшный герой,  нас и
 здесь не плохо кормят.
   
 Кулагин хотел нащупать выключатель
 прикроватного светильника,  но так и не
 нашёл его на привычном месте.
 
 —  Серебряники не кончились?
 
 Каждая реплика Скобича сопровождалась
 смешком.
 
 —  Не хами!  —  Кулагина передёрнуло.  —
 И можешь без сме…чков?  Достало уже.
 Постой, —  его осенила догадка,  —  по
 моей последней сводке,  ты где-то в Южной
 Америке.  Лежишь в реанимации весь в
 трубочках.  У тебя с головой всё нормально?
 
 —  За мою голову не беспокойся,  я
 абсолютно здоров.  А эти,  как ты
 выразился «сме…чки»,  солдафон,  —  это у
 меня нервное.
   
 —  С чего бы это?  —  Кулагин не понимал
 зачем ему звонит Скобич,  но было ясно,
 раз тот его нашёл в Штатах,  значит
 что-то произошло важное.  —  И откуда у
 тебя мой номер телефона?  Я меняю его раз
 в месяц.
   
 —  Знаешь,  а по-моему он за последние
 двадцать пять лет совсем не изменился.  Я
 номер нашёл в старой,  ещё с советских
 времён,  записной книжке.
   
 —  У тебя точно крыша поехала.
 
 —  Значит ты не в курсе событий.  Продрых
 четверть века,  — опять смешки.
 
 —  Тебя из реанимации в дурку перевезли?
 —  Кулагина разбирала злость.
 
 —  Понял.  В темноте сидишь.  Включи
 свет,  оглядись.
 
 Последние слова Скобича напугали Кулагина.
 
 —  Подожди,  —  положил трубку Кулагин и
 опять попытался найти выключатель.
 
 Не обнаружив на стене привычной кнопки,
 чертыхнулся.  И тут случайно задел в
 темноте,  что-то очень похожее на абажур.
 Ощупал руками и убедился:  так и есть
 ночник стоит на тумбочке.  Ничего не
 понимая,  нашел по проводу выключатель и
 щёлкнул им.  Сказать,  что он был
 шокирован  —  это ничего не сказать.
 Кулагин узнал в окружающей его обстановке
 свою московскую квартиру.  Бедной её никак
 нельзя было назвать,  но многие технические
 удобства,  привычные глазу в последнее
 время, исчезли.  Современная штатовская
 мебель превратилась в румынский гарнитур.
 (И как он раньше не замечал то,  какая
 неказистая у них мебель).  /Здесь можно
 добавить,  ничем не слукавив,  что Кулагин
 зажрался,  румынские гарнитуры всегда были
 в цене,  даже старых моделей/.

 Кулагин не понял самого главного,  что он
 оказался не только в старой квартире,  но и
 в прошлом,  и то,  что здесь вряд ли для
 него спустят на тормоза все былые «заслуги».
   
 Кулагин взял телефонную трубку.  Встал.
 При этом провод натянулся, и аппарат упал
 на пол.  В скукоженном от стресс состоянии,
 он поднял телефон и поставил на тумбочку.
 Движения Кулагина были замедленны,  воздух
 вокруг него будто сгустился,  а немногим
 позже,  стало доходить,  что он в Москве.
 И это не сон,  а самая что ни на есть
 суровая реальность.
 
 —  Эй,  ты там,  что никак очухаться не
 можешь?  —  раздалось из трубки.
 
 —  Не понимаю…  Как такое могло случиться?
 —  Кулагин был не в себе.
   
 —  Пути господни неисповедимы,  Мотя,  —
 смешок.  —  Ты со своей благоверной уже
 поздоровался?
 
 —  Ты о чём?  —  Кулагин медленно
 развернулся к кровати.  —  Твою мать…
   
 На широкой постели,  выделяясь под
 одеялом крупными габаритами,  сопела его
 жена.  Тучные бока мерно вздымались и
 опускались,  наружу торчала из-под одеяла
 лишь голова,  с накрученными на бигуди
 волосами.  Кулагина передёрнуло в
 очередной раз  —  и было отчего.  Во
 время своего бегства за океан,  он просто
 бросил жену,  как использованный материал.
 Женился Кулагин чисто из шкурного интереса.
 Папаша невесты являлся членом Верховного
 Совета,  имел какой-никакой, но вес в
 элитных кругах и был в фаворе у самого
 Суркова.  Что ещё надо простому офицеру
 младшего состава?  Плевать,  что у невесты
 как на голове одни дырявые бигуди,  так и
 в голове  —  кроме легкомыслия ничего не
 было.  Не предвиделось и самого приятного
 —  лицезреть закрытый рот,  который с
 большим удовольствием он украсил бы
 хирургическими нитками,  чтобы с такой
 облегчённой на голову трещоткой стало
 проще бы справиться.

 Ему всегда хотелось кем-нибудь управлять.
 А когда пришло время сбросить лишний
 балласт  —  ни о чём не пожалел.  Как в
 пословицах:  был у тёщи,  и рад,  утёкши;
 была под венцом,  вот и дело с концом.
 Благо детьми не обзавелись.   Чада тоже не
 были бы ему препятствием в бегстве к
 красивой жизни на другом полушарии. И
 вот,  за всё время эмиграции,  Кулагин ни
 разу не позвонил «любимой».   А при
 каждой встрече с очередной продажной
 девкой сравнивал и улыбался,  вспоминая с
 отвращением «жирную корову».
 
 —  Подожди,  я перейду на параллельный
 телефон.
 
 Кулагин положил трубку на тумбочку и
 перешёл на кухню.  Благодаря закалке в
 службе разведки его мысли быстро пришли
 в порядок.  Напряжение спало.  Так
 происходит всегда,  когда человеку
 прошедшему офицерскую школу приходит
 время действовать.  Он нашел телефонный
 аппарат на прежнем месте  —  память не
 подвела,  и снял трубку.
 
 —  Надо встретиться,  Арнольд.  Давай
 через сорок минут на конспиративной «БИ».
 
 —  Наконец-то проснулся.  Я уже давно на
 квартире.  На всякий случай за тылом
 присматривай.  Вдруг тебе уже топтунов
 пристегнули.
   
 —  Не учи учёного,  —  буркнул Кулагин,
 вешая трубку.
 
 У Скобича было достаточно подпольных
 «норок».  При его работе — это необходимо.
 Никогда не знаешь откуда «снаряд» прилетит,
 с какой стороны и кому ты станешь помехой.
 Кулагин знал две:  одна из них в Выхино,
 куда он и отправился,  радуясь тому,  что
 жена привыкла дрыхнуть без задних ног,
 чуть ли не до самого обеда,  а встречаться
 с ней совершенно не хотелось.
   
 В назначенное время Кулагин звонил в
 обшарпанную дверь конспиративной
 квартиры.  На звонок никто не открыл.
 Кулагин приложил ухо к двери,  никаких
 признаков чьего-либо присутствия.
 Принюхался.  Скобич любил посмолить
 заграничными сигаретами без меры.  Запаха
 не было.
 
 —  Мотя,  —  Кулагин подпрыгнул от
 неожиданности и обернулся.  За его спиной
 стоял Скобич.  —  Чего вынюхиваешь?
 
 Скобич наслаждался ситуацией.  После долгой
 болезни с 2004-го по 2005-й годы приятно
 чувствовать себя вновь в форме,  управлять
 послушным и здоровым телом.
   
 —  Никогда не привыкну к твоим фокусам,
 —  сказал Кулагин,  промокая платком пот со
 лба.
   
 —  Тоже мне,  разведчик,  —  криво
 усмехнулся Скобич.  —  А ты думал я тебя в
 ловушке ждать буду?  Откуда я знаю,  какие
 мыслишки роятся в твоей цэрэушной голове?
 
 —  Мне от тебя тоже непонятно каких
 подарочков ждать,  —  не задержался с
 ответом Кулагин.
 
 —  Ладно,  —  Скобич вставил ключ в
 замок,  —  хватит тары-бары на лестничной
 площадке разводить.  Невыгодно ссориться.
 Родина нам с тобой все подвиги вспомнит.
 А спасение утопающих  —  дело рук самих
 утопающих.
 
 В квартире с убогой обстановкой,  состоящей
 из нескольких стульев,  стола и старого,
 раздвижного дивана,  Скобич сразу схватился
 за папиросу.  С наслаждением затянувшись,
 сказал:
   
 —  Еле дотерпел.  Растерял малость
 выдержку.
   
 —  Смоли,  смоли.  —  Кулагин сел на
 жалобно заскрипевший диван.  —  Забыл с
 каким диагнозом ещё вчера в реанимации
 лежал?
 
 —  Предупреждён  —  значит вооружён,  —
 Скобич выпустил кольцо дыма.  —  Мотя,  я
 с тобой не о моём здоровье пришёл
 поговорить.  Догадываешься о чём?
 
 —  Догадываюсь!  Линять нам надо отсюда.
 И не называй меня больше Мотей,  никогда
 не любил.
   
 —  Совсем у тебя,  Матвей Андреевич,
 мозги за океаном жиром заплыли,  —
 ёрничая продолжил Скобич.  —   Кто тебя
 там сейчас ждёт?  Мо-отя,  а,  кому ты,
 на хрен,  нужен?  —  Скобич сел на стул и
 закинул ногу на ногу.  —  Все твои блага
 растаяли,  как с белых яблонь дым.  Ты уже
 четверть века,  как отработанный материал.
 Или думаешь тебе за одно предательство
 заплатят дважды?  От хрена уши!
 
 —  Ты бы выбирал выражения,  Арнольд!  —
 Кулагин,  обидевшись,  повысил голос.
 
 —  На себя обижайся,  я называю вещи
 своими именами,  —  Скобич сбавил
 обороты.  —  Впрочем,  я ничем не лучше
 тебя.  Давай думать,  как из этой жопы
 вылезать.
   
 —  Как?  —  Кулагин не видел выхода.
 Сидел с растерянным лицом и представлял,
 как его скручивают и определяют на жизнь
 далеко не в комфортных условиях.
 
 —  Да очнись ты!  Помнишь Коврова?
 
 —  Партийный казначей-то?
 
 —  Он самый.
 
 Скобич подвинул стул ближе к дивану.
 
 —  Так его же грохнули в восемьдесят
 седьмом.
   
 —  Не тупи,  Мотя,  —  Скобич в сердцах
 стукнул себя по коленке. —  Мы сейчас
 находимся в восьмидесятом.
 
 —  Так-так,  —  Кулагин начал выходить из
 прострации.  —  У Коврова документы по
 денежным переводам.  Советы до последнего
 подкармливали князьков,  царьков и прочих
 партайгеноссе.  И про себя любимых не
 забывали,  любили Кремлёвские кутнуть за
 кордоном.  Львиная доля валютных операций
 на нём.  Дай бог памяти…  —  Ковров Семён
 Павлович.  Да,  моим приходилось
 прикрывать его в Африке и Южной Америке,
 когда он снимал наличку в Европе,  и
 производил «товарищескую» раздачу денег
 на местах.  Доверяли ему наши крокодилы.
 А когда катавасия с перестройкой началась,
 его зачистили.  Документы так и не нашли.
   
 —  Теперь понимаешь,  куда я клоню?  —
 Скобич вопросительно посмотрел на Кулагина.
   
 —  Надо мою группу собирать,  —  кивнул
 Кулагин.  —  Ковров  — не дурак,  вмиг
 обстановку просчитает.
 
 —  На счёт группы ты прав,  в ней люди
 проверенные.  А на счёт Казначея,  ты
 ошибаешься.  Те,  кто погиб до 2005-го
 года, возродились и начали жизнь с чистого
 листа.  Для них,  будто ничего не
 произошло.  Не было перестройки,  бунтов
 и прочего дерьма.
   
 —  Пока их кто-нибудь не проинформирует.
 
 —  Да.  Поэтому надо спешить.  По моей
 информации,  Ковров сейчас на даче.
 Грохнули его там же.  И не дай бог,
 найдётся какой-нибудь рьяный сосед,
 который побежит к нему с утра пораньше
 поздравить с воскрешением.
   
 —  Телефон работает?  —  Кулагин придвинул
 к себе аппарат.
   
 —  Минут десять как включили.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/03/18/1052