Когда Павлов пришел из армии, то врал так, что уже отслужившие пацаны, краснели. Ну не краснели, но морду набить, обещали. Правда, и ржали все как кони. Тогда вообще радостное время было – казалось впереди только счастье крупными кусками. Происходило это так. Мы собирались у кого-нибудь дома, (почему-то появилась такая возможность, в отличие от до армейских школьных лет, когда терлись по подъездам… может быть потому, что многие уже женились и зажили отдельно). Выпивали принесенное с собой, ели приготовленное барышнями, болтали и строили планы. Под конец вечера просили выступить Павлова. Он не отказывался. А наоборот, набирал в грудь побольше воздуха, проводил рукой по рыжим волосам, выдыхал и начинал травить. Историй было десятка два-три, несколько явных «коронок» из серии: «мама, пишу тебе из горящего танка». Среди прочих, нравившаяся за лиричность, про то, как молодой солдат Павлов спас дочку генерала.
Якобы, приехала к ним в часть, то ли проверка, то ли еще чего, во главе с генералом чуть ли не командующим округом. А с генералом дочка, красавица девятнадцати лет. Не очень понятно, зачем папаша пер с собой в проверяемую часть дитя и почему вообще ее (часть, а не дочь, дочь-то понятно) проверяет сам командующий округом, но да ладно. Короче, приехали они и поселились в отдельно стоящем домике на территории вэчэ. В первый день, после всех полагающихся мероприятий, генерал пошел ужинать с офицерами, а дочку запер в доме, да еще и часового поставил. Такие меры были приняты не случайно, весть о появлении в расположении юной красавицы страшно возбудила неженатый (да и женатый) офицерский состав. И хочется и колется. В отличии от солдат, которым может и хочется круглосуточно, но даже мечтать не смей. Поэтому отбились они, родимые, как полагается, и заснули крепким армейским сном. Кроме наряда и дежурного по части. В который, наряд и заступил, в числе прочих, старший сержант Павлов. Идут, блюдут, обсуждают, что там за поздним ужином в офицерской столовой пьют, а тут домик гостевой горит. Красиво пылает в ночи, а среди бушующего пламени мечется с лебединым криком дочка генерала, зовет на помощь воинов. И Павлов, пока другие бегут к щиту противопожарной безопасности, бросается в пламя, одним ловким пинком выбивает дверь, хватает на руки фею и выносит ее на свежий воздух. Фея, естественно, обвивает могучую шею Павлова тонкими голыми руками, вся дрожит, голову склоняет ему на грудь и всхлипывает. При расставании целует сахарными устами. Дальше, поздравления, похлопывания по плечу, назавтра благодарность перед строем, а в душе мечты и ликование.
Очень некоторым пацанам эта история нравилась. Мне не нравилась, а ребятам вполне. Истории о любви всегда имеют успех. И хотя Павлов про финал приключения не рассказывал, оставляя место для полета фантазии, пацаны были довольны и на продолжении не настаивали. Понимали, что есть моменты, когда точность не нужна, а нужна свобода воображения. А я не понимал, по мне история была глупая, пошлая, штампованная и высосанная из одного и того же пальца в миллионный раз. Пожар, генерал, дочка-красавица, герой, тьфу. Я ее потом встретил, дочку эту, в поезде до Симферополя. Разговорился со случайной попутчицей и среди прочего она мне поведала, как ее в юности вынес из горящего дома солдат по фамилии Павлов. К отцу она тогда приезжала, вернее упросила взять ее с собой в какую-то военную часть, пережить несчастную любовь. А потом чего-то там загорелось, задымилось, и сержант Павлов ее спас. Вытащил из пожара. На всю жизнь, сказала, его фамилию запомнила.