Французы бреются на ночь. -1-

Боль Александр
Французы бреются на ночь-1-
Боль Александр



…Всем, кто меня любил, любит
 и, надеюсь, будет любить, посвящается.


ФРАНЦУЗЫ  БРЕЮТСЯ НА НОЧЬ…

 
…Это - не автобиография, не повесть, не воспоминания, это, вообще, не имеет никакого отношения   к литературе…Это-томограф моей жизни…Аккуратные срезы памяти.  Их много, они уходят в бесконечность, и теряются там. Это какие то вспышки неосознанной тоски  о   ушедших годах, любимых женщинах, безрассудных поступках. Тут нет хронологии, нет взаимосвязи событий. Память сама выдёргивает карту из колоды жизни, переворачивает её и рассказывает мне о самом себе. Память смеётся надо мной, тычет пальцем мне в грудь: «Посмотри,  какой ты был!». Память кричит мне: «Не отворачивайся и не вычёркивай!». И она права. Многое хотелось бы подретушировать, разукрасить или, наоборот, замазать белой краской забвения. Не получится. Карты не врут. Колода жизни без начала и конца…


 Июнь 2000г., Тюмень.

…Комар целился прямо в кончик моего носа. Сил поднять руку, или шевельнуть
головой  у меня не было.  Оставался один вариант, - попытаться открыть рот и дыхнуть на него. Перегарище был еще тот. Комар сдался и, сделав   вираж, взмыл  к потолку. Я открыл глаза, точнее левый, правый не открывался, и понял, что лежу на кухне. Форточка была закрыта.   Запах селедки,  лука, окурков, прокисшего пива и прочих ингредиентов   недельного запоя   был невыносим.  «Господи  умереть бы сейчас. Какое сегодня число? Мой день рождения был дней пять тому назад. Сорокоуст или «сорокульник». Короче, дата вроде бы не отмечаемая, а  коротнуло  меня по-взрослому. Запой натуральный. Который час?». Мысли путались,  голова безудержно гудела. Наконец глаз-близнец встал в позу родственника. Я сел  и тотчас подскочил от острой боли, - осколок фужера торчал  как кинжал  в самом мягком месте: «Сучка, придурошная, это она кидалась посудой, - жена  называется. Хотя, какая она жена? Так, - отметка в паспорте». Мусорное ведро злорадно улыбнулось, оскалившись пустыми бутылками. Ведра зубы не чистят. Я выдернул чертово копье из задницы  и открыл холодильник. Початая бутылка водки одиноко стояла в ожидании встречи. Плеснув на ладонь дезинфектор, я протер ПОСЛЕДНЮЮ ПАМЯТЬ О ЖЕНЕ. Под столом валялись часы и требовали остановить время. «Четверть восьмого, - одно из двух: сейчас утро или вечер».
…Я выбрал утро и пошел в ванную. Посмотрев на меня,  зеркало захохотало. По левой щеке от уха до подбородка тянулась аккуратная борозда – следы Наташиных ногтей. «Не жена,  а  золото,  серебряное  с  брюликами,…  сука». Как-то надо было побриться,  и я поплёлся  на кухню, чтобы влупить с закрытыми глазами грамм сто пятьдесят. Водка медленно, но верно, делала свое дело. Тело снова захотело жить, а вот  с  душой было сложнее, - душа болела,  стонала и грозилась отдаться богу.   
…Сквозь шторы пробивалось солнышко, значит сейчас утро, так как из моих окон при желании можно увидеть Японию. Выбор времени суток был правильным. Матеря жену,  правительство  и  себя,  я все-таки побрился, принял ванну  и начал думать,  как дальше жить. «С женой покончено,  с работой - труба, с деньгами вообще никак. Дети… Настя уже взрослая -  школу закончила, вроде бы в университет собирается. Вроде бы… папаша хренов - а где  она? С этой пьянкой  я потерялся в пространстве. Дома ее не было дня два. «Яблочко от тыквочки  не далеко котится», - жены дома  не было   дня четыре. Сын. Сына не  отдам. Решено, к сентябрю Алешку заберу из деревни,  а к этому времени всё встанет на свои места. Устаканится.  Пить  надо завязывать,  причем с сегодняшнего дня, ну, а пока утро, можно еще «граммулечку». Неверная рука  отмерила нужное количество, и  водка плюнула мне в лицо. Я засмеялся: «Вы – рогоносец,  Олег Игоревич»,- сказал я сам себе и лег на диван.  Душа и тело сплелись в объятьях. Жизнь продолжалась, и телефон напомнил мне своей трелью об этом.
- Я ухожу от тебя, Градов. Вечером заеду за вещами, пожалуйста, будь дома,- жена говорила таким голосом, словно приглашала меня поужинать.
- Пошла ты, где Настя?
- Не знаю я, ничего  я не знаю. Ты неудачник, Градов, прости за царапины.
- Сука ты, Наташа, - сказал я  и бросил трубку.
 …За окном завыла собака.  Довольно   неплохо  начав,  она,  в конце концов, сбилась, перешла на фальцет, и завершила свою арию простым тявканьем. Меня это развеселило, и я принял решение,смешнее которого не придумать...Я решил бросить пить.(продолжение: http://www.proza.ru/2013/03/16/782