По картине http://proza.ru/2013/02/28/433
Он посильнее надвинул шапку на уши, скинул рукавицы прямо под ноги и стал аккуратно складывать свой товар в большую клетчатую сумку. Матрёшки заморожено улыбались ему лицами политиков, героями фильмов - современностью. Руки без рукавиц мгновенно замёрзли, казалось, что дерево покрыто не лаком, а тонким слоем льда. И хотя зима закончилась, толком не успев начаться, намёка на весну тоже не было. Холодная, застывшая, ничего не обещающая пустота. Он подышал на красные сухие руки и только после того, как закрыл рольставни торговой палатки, наконец-то, надел рукавицы обратно. Холодно, морозно и ветрено. Но, несмотря на погоду, не поехал на троллейбусе, а, взвалив сумку на плечо, пошёл пешком.
Войдя в квартиру, не сразу понял что происходит: странный шум и холодно. Нет тепла, или уже привык к его отсутствию? Из кухни доносились звуки. Заглянув, понял, что под потолком, перелетая со шкафа на шкаф, маялся воробей, ещё через пару секунд он удивился тому, что это был не воробей, а жаворонок. Откуда здесь, в городе, в квартире, в его квартире? А, ну конечно, форточку забыл закрыть, и, кажется, уже весна, но откуда жаворонок появился в городе?
Птица, почуяв изменения, тоже притихла. Первым делом он закрыл форточку, потом разулся и снял верхнюю одежду, достал пятилитровую бутылку из-под воды, проткнул её ножом в нескольких местах, и, взяв кухонное полотенце, ловко схватил слабо сопротивляющуюся птичку, протолкнул её внутрь приготовленной бутылки и закрутил крышку.
- Потерпи, брат, завтра будет и тебе квартира.
Он насыпал в бутылку гречки и пшена, поставил её на подоконник, обложив со всех сторон книгами, чтобы не упала. Жаворонок испуганно затих и не бился.
Заснул сразу, но сон был прерывистый, хотя не беспокойный. Снилось прошлое, но его не удавалось досмотреть до конца. Снился бабушкин дом в деревне. Яркое солнце, слепящий глаза снег, вода-капель с крыши и уже подсохшая на солнце старая скамейка, он сидит на ней, расставив, широко ноги, потому что под скамейкой глубокая лужа. На пороге бабушка: протягивает ему жаворонка из теста, ещё горячего от печки, крылья узелком, вместо глазок изюм, слегка подгорелый. И так ему нравится этот изюм, сначала его, потом крылья… Бабушка улыбается… Он проснулся. Прохладно, темно, тихо. Задремал. Снова весна, последний год в училище, дипломная работа, планы, от которых кружится голова, он снова в бабушкином доме, бабушки уже нет в живых, нет и испечённого жаворонка, но слышится песня его… Он открыл глаза, а песня не закончилась. Его вечерний гость, то ли успокоившись, то ли от утреннего солнца, старался на славу. И возможно впервые за последнее время он улыбнулся, от души, изнутри.
А через полтора часа у жаворонка была небольшая клетка, поилка с водой и просо.
-Немного потерпи, дружок. Холодно на улице, потеплеет – отпущу на волю.
Расставляя своих матрёшек, он как-то по-новому, рассматривал их: что-то не хватало в каждой из них, вроде и лица разные, и улыбки, а какая-то пустота, безликость, заготовки. А ведь когда-то у каждой его деревянной куклы было имя, душа, характер, не было похожих друг на друга. Куда всё ушло? Так давно уже ничего не рисовал, не писал, больше ремесленничал для того, чтобы существовать. А сегодня будто очнулся от долгого запоя, серых цветов, бездушных лиц. Он собрал товар в сумку, закрыл палатку и поспешил домой.
Квартира была наполнена не только трелью жаворонка, но и солнечным светом, он уже отвык от того, что у него дома может быть так радостно. Лист, карандаш, потом краски. Июньский красный закат, он с соседскими мальчишками возвращается с речки. Покров, синее октябрьское солнце, бабушка готовит капусту и морковку для квашения. Канун Рождества, голубой иней на замёрзших окошках, он дышит на них, стараясь в синем вечере разглядеть чудо. Белый ослепительный мартовский снег, жаворонки. Бледно-зелёные листочки распускающейся у окна берёзы, он и сейчас чувствует, как она пахнет после дождя. Высушенная солома, которой наполнен чердак. Ярко-жёлтый непрозрачный мёд, стекающий с горячих блинов на Масленицу. Оранжевый сентябрьский кленовый лист, подаренный ей, ещё совсем тогда девчонке. Он на мгновенье застыл, но, снова улыбнувшись сам себе, продолжил работу.
Спать лёг поздно. Спал крепко, ничего не снилось. Проснулся снова от пения жаворонка. Хорошо-то как! И впервые за многие недели не пошёл продавать своих матрёшек, а вернулся к работе над картиной.
Через неделю всё-таки пришла весна, солнце нещадно топило снег.
-Пора, брат, тебе на волю, - сообщил он своему временному жильцу, - да и я почти закончил, смотри что получилось.
Он развернул к клетке картину: девочка-подросток, укутанная в красивый платок, выпускает с рук жаворонка. Птичка умолкла, а потом снова запела.
-Одобряешь, значит. То ли ещё будет! – и снова улыбнулся.
На автобусной остановке недалеко от бабушкиной деревни стоял всего лишь один мужчина. Она остановилась невдалеке, поправила сползший с головы непривычный платок - бабушкин подарок, не могла отказать и не надеть его сразу, поглядела по сторонам в надежде, что может ещё появятся пассажиры, но никого, кроме них двоих, больше не было. Высокий, худощавый, в теплых валенках и рукавицах, и, что странно, без сумки, без пакета - лишь с пустой птичьей клеткой. Он заговорил первым:
-Девушка, вы меня не бойтесь.
Она покраснела и опустила глаза.
-Ко мне в квартиру жаворонок залетел, вот я его теперь на волю выпустил. Вы местная? Вы, наверное, знаете, когда будет следующий автобус?
-Нет, я к бабушке приезжала, а автобус примерно через полчаса будет.
-А у меня тоже бабушка когда-то тут жила, я поэтому сюда и приехал…
За завязавшимся разговором незаметно подошёл автобус, они доехали до города, и не очень спешили расстаться...
Не заметили и то, как пришло лето.