Те кто не застрелился... чортова дюжина

Ник.Чарус
-Щипачов, Исбах, Савельев, Бялик, Матусовский, Гроссман! Берите полуторку и с газетами в войска. Осмотритесь, соберите материал  и завтра захватите назад  Фролова со снимками за неделю. Ваня с утра должен быть в штабе сто одиннадцатой дивизии. Он был в ней когда она атаковала Остров пятого июля. Сегодня дивизия где-то на Оредеже. Фролов вчера звонил в корпусной политотдел, говорит что дивизия растрёпана вдрызг, но вместо погибшего комдива Иванова назначен новый командир, и он уже собрал больше половины бойцов и надеется через пару дней восстановить боеспособность дивизии. С учётом того, что завтра тринадцатое, на передовую соваться запрещаю. Полковые кп ваш предел. Мне в редакции люди нужны, писатели и поэты… я вас трактористами не заменю. а тут эта чортова дюжина на носу...
И не смейтесь, я не суеверный-я просто опасливый-постучал красно-синим двухцветным карандашом по столу комиссар. Главное раздать газеты, поговорить с командирами и генералами и написать заметки по фроловским снимкам. Поезд догнать за Валдаем или у разъезда Рядчино. Старший группы-батальонный комиссар Щипачов.
Бригадный комиссар Косарев третий день исполнял обязанности главного редактора и замучил подчинённых своими опасениями. Потери в редакции конечно были, но пока только по ранениям. Однако было заметно, что Косарев не очень хочет отпускать подчинённых всех разом, но над ним довлеет чей-то приказ. Его полная фигура в роскошном вагоне спецпоезда начальника Рижской железной дороги смотрелась вполне уверенно. Однако голос и лицо выдавали внутреннюю борьбу.
-из Москвы звонили-тихо добавил он. Ни генералам, ни политорганам нет доверия. Войска бегут и ваша задача представить самую полную картину происшедшего. Очень боюсь, что за Псков и Остров кое-кому придётся ответить головой. Бросить новейший укрепрайон-это пахнет предательством. От нас ждут правды… и достоверной картины псковской трагедии-уже увереннее закончил он. Пайки у интенданта получите на двое суток и вперёд.
Спрыгнув с поезда военные журналисты пошли вдоль его лакированных вагонных боков и оглянувшись на ярко-синию стрелу великолепного состава вздохнули.
-пора бы перекрасить, а то неровён час… облаков то кот наплакал. Налетят гансы и размундирят всё это великолепие-проговорил Михаил Матусовский, но замолчал так как навстречу к ним от замершей на параллельной грунтовке пыльной и грязной полуторки двинулся грязный но подтянутый боец.
-здравия желаю, товарищ батальонный комиссар. Ефрейтор Краснопевцев поступил в ваше распоряжение-весело проговорил он, поправляя безнадёжно замызганные петлицы и отдавая честь, скорее горстью, чем прямой ладонью.
Но Щипачов на мгновение обернулся к коллегам и в тон ему ответил.
-нет уж, ефрейтор! ты своим разваленным агрегатом распоряжайся сам. А мы до штаба дивизии при тебе побудем.
-есть товарищ батальонный комиссар. Тогда уж не обижайтесь, если я всех буду высаживать, будя застрянем. Потолкать придётся маненько…
-маненько это сколько раз-настороженно спросил Щипачов.
Ефрейтор опять вздохнул и развёл руками.
-да уж чтоб без обид так почти полдороги толкать и придётся. Так что если кто матюкается-милости просим. С матюшком она глядишь легче пойдёт.
-с этим делом у нас плоховато. Вся надежда на тебя. Поможешь?
-да дело нехитрое. На первом же рояле и запоём. Это мы меж собой болотные гати так называем-весело произнёс боец и полез в кабину.
Щипачов решительно шагнул к грузовику и легко запрыгнул в кузов. Однако всеобщее возмущение коллег смутило его и он неохотно пересел в кабину.
-ну старший так старший. Хотя я седой-молодой. Седина исключительно для солидности. Нахально подкрашиваюсь-пошутил он.
Однако выезд на шоссе прогнал весёлое настроение журналистов и дальше полуторка двинулась едва не ползком в потоке повозок, машин, орудий и прочего армейского имущества, сопровождаемая по обочинам колоннами уставших и отчаявшихся беженцев.
-Эх-ма! вся Россия от немца убегает. С детишками и младенцами бегут. Старики и бабы бегут беременные-горько вздохнул водитель. Третью неделю смотрю, а привыкнуть никак не могу, товарищ батальонный комиссар. Почему всё так погано, не по людски?
Щипачов и сам не знал что ответить на горький вопрос солдата. Он посмотрел на него и с горечью ответил на вопрос который не раз задавал себе сам.
-это мы в ответе за то, что им пришлось бросить дома. Значит плохо мы учились воевать, очень плохо. Все плохо учились и солдаты и генералы. Мы ошиблись нам и исправлять. Кровью своей исправлять и на крови этой учиться.
-эй братва ну как там?-с весёлой надеждой выкрикнул разбитной парень из колонны пополнения, спешившей на фронт в новеньких зелёных гимнастёрках.
Но встречная колонна измученных пропылённых бойцов в линялом обмундировании и окровавленных бинтах шла молча, отворачиваясь от весельчака.
-парни! Да вы чего как не родные?-удивился он оглянувшись на ожидающие шутки весёлые лица товарищей.
-ну раз ты мне в родные набиваешься, то на место придёшь пошукай моё ухо да вот ещё глаз для приятеля. Мы там их позабыли драпая…-прохрипел огромный боец в окровавленных бинтах.
-разговорчики в строю! Агапов, не заткнёшься, я тебе и язык и второе ухо отстрелю-зашумел на мрачного бойца старший политрук тоже с забинтованной головой и тот отвернулся от притихшего пополнения.
Грязные запылённые лица беженцев, которых сгоняли с дороги в поле боевое охранение видимо давно уже не выражали ничего кроме безнадежного отчаяния и журналисты отвернулись, стараясь не видеть эти рвущее сердце толпы измученных людей с  ноющими и плачущими детьми и младенцами. Авианалёт для всей этой массы людей стал полной неожиданностью и толпа с криками и воплями понеслась в сторону от пыльной дороги на Ленинград на луговину и болото, падая где попало. Когда он закончился журналисты ошеломлённо поднялись с удивлением оглядываясь на целую полуторку среди вроде как  бестолковой суеты на дороге. Подгоняемые хриплыми командами едва сдерживающего слёзы Щипачова, журналисты быстро зашагали назад, стараясь не смотреть на детей и женщин с оторванными ногами, ползающих в дорожной пыли. Бойцы маршевых рот торопливо укладывали их на обочину в надежде, что их подберёт какой-нибудь санитарный автомобиль. Но они все шли забитыми под завязку ранеными бойцами и не останавливались. Журналисты так и уехали на своём побитом осколками грузовике, не зная, забрал ли кто-нибудь в тыл этих вопящих от боли несчастных людей. Они долго оглядывались назад пытаясь вместить всё горе этих умирающих людей в своё сердце, в свой мозг, но оно было так огромно, что поместить его туда не удавалось и Александр Исбах  последним забрался в кузов уже не в силах сдержать слёз. Но товарищи не осуждали его за это, потому что глаза слезились у всех. Только грозный вид вид танков и орудий на время заставил их позабыть о беспризорных беженцах и они долго ждали на перекрёстке, пока из леса не выйдет на шоссе крупное механизированное соединение.
-танковая бригада прошла, не меньше-вылез на подножку вдруг посветлевший лицом Щипачов и вдруг тихим и будничным голосом произнёс.
-ещё трудны недели фронтовые
Шоссе скрежещет, лязгает. Оно
Ведет не просто на передовые
Оно к победе все устремлено!
-ну как хлопцы? Годится?-мрачновато спросил он коллег, будто сомневаясь в своих спообностях.

Одобрительный хор голосов порадовал его и поэт опять сунулся в кабину…

Арест кособуцкого в штабе 41 корпуса….

… Утро следующего дня было по-настоящему счастливым. Военные журналисты со стонами выползали из дивизионного блиндажа и ежились от утреннего тумана, похлопывая себя руками по промозглым шинелям, п о плечам и бёдрам. Но радостный возглас пробегавшего командира
«Наши взяли Сольцы!», мгновенно оживил всех. И вскоре расшатанный грузовик, как по рояльным клавишам повлёк их по полузатонувшим стволам кривых гатей в сторону отбитого у немцев городка. Немецкие самолёты крестили сверкающее июльское небо своими чёрными крыльями, но почему-то не нападали на расхлябанную полуторку с военными журналистами, заставляя их запоздало переживать по поводу напрасной паники и отчаянных стуков по крыше кабины.
-ничего лучше десять раз пригнуться, чем один раз тюкнуться-шутил смешливый водитель по поводу неуклюжих извинений.
Немецкие самолёты уверенно хозяйничали в небе, нагнетая панику в колоннах безоружного пополнения и у беженцев. Когда журналисты услышали мощный гул боя западнее города их остановил усталый патруль из трёх красноармейцев с винтовками с обмотками на ногах. Проверив документы сержант попросил воды.
-вторые сутки не сменяют и ни жратвы, ни воды нормальной. Пьём прям из болота-мрачно сообщил он журналистам и очень обрадовался дарёной фляге с чистой родниковой водой и десятку сухарей с банкой тушёнки из двухдневного пайка военных корреспондентов.
-Машину здесь оставьте. Немцы все улицы перед уходом заминировали. Мы начали разминирование, но потом нас вот сюда в заграждение выставили, когда танкетка подорвалась. Так что идите гуськом и интервалы держите побольше. Авось и пронесёт-добавил плечистый низкорослый сержант и пошёл навстречу подъехавшей машине с бойцами.
-Я пойду первым-заявил Марк Гроссман. А Степан Петрович пусть замыкает колонну.
Щипачов сосредоточенно кивнул, грустным взглядом окидывая окрестности. До города было не больше полутора вёрст.
Ваня Фролов весело перевесил лейку на живот и стал готовить фотоаппарат к работе.
-Марк, ты своей широкой спиной мне всю панораму загородишь. Давай я пойду первым. После того, что я пережил за неделю под Псковом в сто одиннадцатой, мне теперь сам чорт не страшен-попытался пошутить фотокорреспондент, но Гроссман молча развернулся и зашагал вдоль станционной улицы с низкими бедными бревенчатыми домами и огородами.
Подойдя к городу он оглянулся в очередной раз и испугался не увидав в хвосте колонны Щипачова. Марк торопливо поспешил назад ругаясь на коллег.
-вы куда Щипачова дели, бумагомаратели?
Однако поднявшись на насыпь вместе с Борисом Бяликом Гроссман увидел тягостную картину.
Под насыпью лежали расстрелянные из танкового пулемёта свежие трупы шести светловолосых детишек-дошколят, а возле них, закрыв глаза рукой стоял на коленях старший политрук Щипачов. Он услышал торопливые шаги сослуживцев и почти не скрывая слёз поднялся с колен.
-им будет расплата! За это им будет расплата!-повторил несколько раз. Да именно так!
О расплата, близится расплата!
Пулей, бомбой, громом батарей!
Близится! Да будет трижды свято
Мщение за горе матерей!

-я найду кого нибудь чтобы детей похоронили-торопливо пообещал Борис Бялик и Щипачов ухватился за эти слова.
-найди Боря! Обязательно найди! Детишек надо похоронить!



…  Наевшись до отвала в вагоне-ресторане приспособленном под столовую редколлегия газеты «за Родину!» приступила к работе. Нахмуренные лбы и склонённые над блокнотами головы журналистов надолго превратились в немую сцену. Тишину нарушала только возня фотокорреспондента. Но скоро и он вышел из своей тёмной комнаты и стал расклеивать на стёклах вагона свои псковские снимки. Его коллеги поднялись со своих мест один за другим и надолго прилипли к окнам.
-почему в окошки смотрим? Почему не работаем, товарищи дорогие? Мне что ли за вас одну передовицу на всю газету расписывать?-раздался голос бригадного комиссара.
-а ты савельев бегом на тендер. Воздушного наблюдателя менять. И будь начеку савва. Самолётов в небе как чижиков и всё больше немецкие.
-я очки разбил товарищ бригадный комиссар-робко пожаловался савва.
Но косарев был неумолим.
-бегом на паровоз-а самолёт не чижик-не проворонишь!
Затем он стал внимательно рассматривать снимки Фролова.
-ваня! Ну что это? Почему тут наши сгоревшие танки, а не немецкие. Почему наших трупов так много. А эти бойцы куда бегут? Ты что и дезертиров снимал? Посадить бы тебя под арест на пару дней чтоб думал что снимаешь. А это что за бронепоезд. Отличный ракурс и команда боевая. А вот я вижу и немецкие танки горят. Можешь когда хочешь!-одобрительно крякнул комиссар и тут же спросил.
-а это что за женщины и дети на бронепоезде? Откуда они?
-их командир бронепоезда комбат из пятьсот шестьдесят первого гап вывез из зоны боевых действий. Это строительницы укреплений и дети из пионерлагеря…
-вот мы поэтому и города сдаём что командиры бронепоездами своих женщин эвакуируют вместо того чтобы драться. А ну ка дай мне эти снимки я их в политотдел отправлю. Пусть там с твоим комбатом разбираются-неожиданно рассвирипел косарев и протянул руку чтобы отлепить ещё влажные снимки.
Однако фролов дрожащими руками отклеил снимки со стекла и убрал их за спину.
-не дам я вам эти снимки, товарищ комиссар! Хоть режьте не отдам!-нервничая упёрся Фролов. Вы бы лучше наш состав беженцам или раненым отдали, а то катаемся как баре, а люди с детишками сотни вёрст идут…
Комиссар побагровел от возмущения.
-младший политрук фролов! Сдайте оружие и отправляйтесь под арест…
Однако на помощь Фролову неожиданно пришёл Щипачов и забрав снимки тщательно порвал их на глазах у косарева.
-этих снимков вы не видели, товарищ комиссар!-твёрдо заявил он и косарев мотая головой и ругаясь, покинул вагон.
-ну распустились писаки! Я найду на вас управу!
-так савва ты почему ещё здесь? А ну бегом на паровоз. А остальные за работу и готовьте статьи.
Ваня срочно нумеруй фотографии и готовь для них краткие надписи. Дата время, часть, фамилия, местность. Потом вычистим что нельзя а что можно печатать.
Примерно через час Фролов сдался.
-Степан николаевич! Курить смерть как хочется. Пойдёмте проветримся –начал он упрашивать Щипачова и тот махнул рукой.
-пошли! Перекур десять минут и пойдём надиктовывать статьи машинисткам.
В тамбуре возле открытой двери сидел старик-железнодорожник в яловых сапогах и курил самокрутку внимательно оглядывая проплывающие достопримечательности Валдайской возвышенности.
-на что любуемся отец?-весело спросил Ваня тоже скручивая из газеты внушительную козью ножку.
-а на что тут любоваться? Как наши драпают я уже налюбовался. Хотелось бы хоть перед смертью посмотреть как они наступать будут-проворчал старик и Щипачов отошёл к противоположной двери вагона, чтобы не вступать в неприятный разговор с ворчливым стариком.
Очнулся он в дыму и гари. Рот был набит песком и он со стоном сел. Фролов лежал навзничь и всё купе было забрызгано его кровью и мозгами. Старик железнодорожник ещё подрагивал в конвульсиях и сучил обрезанными по колени ногами, но когда Щипачов поднялся железнодорожник затих. Поезд стоял и подвернув разорванные возле паха брюки старший политрук стал медленно спускаться по ступеням, наступив на оторванную ногу старика. Он поскользнулся и упал. Но к нему уже бежали Исбах и Бялик.
-скорей степан николаевич. Вы ранены?
Но щипачов не успел ответить. Гудя моторами самолёт теперь заходил с головы поезда.
Они гурьбой бросились на землю, но лётчик почему то не стал стрелять, хотя кое-кто из женщин продолжал выскакивать из вагонов и бежал к ближнему перелеску. Когда всё успокоилось поезд тронулся дальше.
Могилы погибшим вырыли вечером возле станции Рядчино.
-прости Ваня! Ты был настоящий человек и настоящий солдат-проговорил бригадный комиссар и поднял вверх руку с пистолетом.
И вслед за его выстрелом грянул нестройный залп из личного оружия членов редакции.
Журналисты и персонал редакции цепочкой потянулись к станции а Щипачов и Косарев всё стояли возле могил.
-а ведь старик хоть перед смертью хотел посмотреть как наши наступают-вздохнул Щипачов. Но не увидал.
-а Фролов хотел чтобы мы редакционный состав под раненых отдали-вздохнул Косарев.
-неужто решитесь, товарищ комиссар-устало полюбопытствовал Щипачов.
-уже решился, политрук, уже! Завтра доложу Ватутину и политруководству фронта, чтоб дали пару автобусов и полуторок. Ваня прав. Не баре… всё для фронта-всё для победы и для нас не пустой звук. С завтрашнего дня будем рыть землянки и учиться жить в них. Что скажешь, старший политрук?
Но щипачов только молча протянул руку и пожал протянутую ладонь Косарева крепким солдатским рукопожатием.