В далёкие времена жил у меня на улице композитора Рубинштейна домовой Федя.
Был он воистину хулиганским домовым, со всеми юношескими капризами, вспышками темперамента и полным отсутствием понимания, что есть хорошо, а что плохо. То есть был настоящим Викингом. И вёл себя соответственно. Я его, однако, любил, хотя и приходилось иногда на него покрикивать, исключительно в воспитательных целях, и, разумеется, безрезультатно. Как все создания юношеского возраста был он уверен,что знает всё лучше всех, и ни в чьей критике не нуждается. И, наверное, был прав, ибо был он обладатель души старой, почти ветхой, и вечной.
Собственно, он и был Духом, тем, что толчётся рядом с людьми и строит им весёлые гадости, не давая людям заплесневеть ни в их сытости, ни в горе. Был он и обидчив, и мог иногда исчезнуть на долгое время.
Но будучи созданием привязчивым, добрым и одиноким, сам долго не выдерживал быть вдали, и вылезал, покашливая, из-за батареи отопления, кою он в силу модернизации освоил вместо каминной трубы.
И был он к людям сострадателен.
К животным он относился как к младшим братьям, и охранял их сны и яви, но и не чуждался подшутить над ними при случае.
Не зло, нет. Подкинет, бывало, в миску с водой живую муху, коту на развлечение. Тот зацапать её старается, ан нет, не так-то просто это! И продолжается это долго и безрезультатно, но вот кот решил идти ва-банк, и вот..! А муха возьми, да улети, оставив кота в полном унизительном смущении. Или посреди ночи запустит такую трель по трубам отопления, что бедный котяра в воздух взлетал от неожиданности.
Мне он досаждал нечасто, всё больше по хозяйству. То по неизвестным причинам вдруг перегорала купленная неделю назад лампочка, то на кухне падали с грохотом с гвоздей кастрюли, то неделями не мог я отыскать положенный на правильное место мастихин, то только что натянутый на подрамник и загрунтованный холст к утру провисал, как мокрое полотенце, и был совершенно непригоден для живописи.
Перед моим отъездом Федя явно забеспокоился, чуя неладное, и всяческие нужные и с трудом собранные бюрократические бумаги стали теряться с завидной закономерностью. Мимо окон падали с крыши огромные сосульки, разбиваясь о недалёкий асфальт двора с ошеломляющим звуком, до смерти пугая кота Тошу, любившего сидеть на раме полуоткрытой форточки. Со стен падали картины, и на кухне подгорала еда. Федя не хотел, чтобы я уезжал.
И он остался, а я уехал в далёкую, незнакомую страну, без него, моего верного друга. Я очень скучал без него, и часто вёл с ним потайные молчаливые беседы. И он мне отвечал. Сетовал на полную свою неустроенность, ругался на новых обитателей бывшей моей комнаты, мол, не тот ныне хозяин пошёл, скептический ! И ратовал за меня. А потом он стал появляться всё реже и реже, и растворился в тумане и беготне каждодневности, и лишь иногда, посередине ночи будил меня, и тихо улыбался, по-доброму заглядывая в глаза.
Шли годы, и я жил без домового. Это было немного дико и непривычно, но смиряешься со всем в жизни, и я уже отчаялся когда-либо вновь почувствовать невидимую добрую руку на своём плече.
В силу тогдашней нашей с женой бедности жили мы без аир-кондишенера через мокрые и одуревающе-жаркие месяцы нью йоркского лета, год за годом. Пока, наконец, не скопили немножко денег, и купили самый дешёвый агрегат, который я тут же полез устанавливать в окне. Делал я это первый раз в своей жизни, и закончив, и потирая руки, отступил, чтобы полюбоваться собственной работой.
И в этот момент агрегат медленно но верно стал падать вниз. С восьмого этажа, на многолюдную улицу. Я метнулся за ним, успев только кончиками пальцев поймать острый, неудобный край тяжелого агрегата, и страшно, матерно выругался, понимая, что не удержу его. И тихо взмолился о помощи.
И помощь пришла. Странная, невидимая сила облегчила вес агрегата, и с радостным выдохом я втащил его назад, на подоконник.
Долго сидел на полу, тяжело дыша, потея, с колотящимся безумно сердцем. И молча смотрел на агрегат.
И вдруг на кухне явственно заворчал холодильник, затрясся, и со знакомым грохотом упала кастрюля, перепугав моих псов.
И я улыбнулся, ибо понял, что у меня появился домовой. Не Федя, нет. Вася. А чтобы быть точным, сын Феди, Василий Федорович.
- Добро пожаловать!-сказал я.
- Рад знакомству! Только хулигань не очень сильно, ладно ?
- Хорошо!- ответил он, и уронил вторую кастрюлю.