В предыдущих главах: страх проникает в сердца горожан Полессья - убийца всё ещё не найден. Принцесса Тиса ведёт негласное расследование. Её призывает к себе властитель кочевников-беженцев. Он сообщает ей, что причиной нападения на горного короля являются знания схороненные у него. Подозрения Тисы о том, что знания связаны со сказками о Звездочтеце подтверждаются. Тайны, которые скрывают горные короли, а пуще того, что скрывал дед Тисы, начинают интересовать принцессу всё больше.
Моран Колун редко изводил себя, чаще всего крутил седой ус, который обычно топорщился. После свидания со старшиной кочевников миновало несколько дней, но на немой вопрос принцессы гард лишь отмахивался.
О нападении на конта стало известно, город гудел, как растревоженный улей. И жала его – шёпот, перерастающий в роптание – больно жалили наместника. Несмотря на скверный нрав, Крин Ржавый почитался зажиточными горожанами, хотя бы за то, что в отличие от иных городов, Горилес долгое время оставался в стороне от политических дрязг. То и дело сообщают о шатании в высоких кругах городских советов, жаждущих власти купцах и дворянах. То обстоятельство, что шуадье выбрал столицей Горилес и не менее остальных власти имущих поддерживал порядок, горожане обходили стороной. Слышались разговоры о добрых старых временах власти короля, а не купеческих столов, обиравших народ на непонятный флот в сотню кораблей в доках Риважа.
Набираемое войско ширилось и пришлые люди с железом в руках, буйные и подозрительные, в большом количестве наводнили Горилес и окрестности. Доходили слухи об ограблений селян наёмниками, но Валери Янтарная жёстко пресекала озорство: несколько отсечённых голов, нанизанных на колья, торчали у ярмарочной дороги, так, чтобы видели селяне. Со стороны последних эта казнь вызвала одобрение. Да, маршал не боялась крови, но у купцов возникали оправданные вопросы к набору войска. Отчего вдруг маршал решила заняться набором в местах, где едва наберётся сотня-другая охотников. Конечно, бытует в Полесье поговорка: «Где северянин сморкнется, южанин захлебнётся», но поход стоит денег, а не народных примет.
Всё это охотно выбалтывал Шнурок, ставший гончим между авангардом и ставкой Валери Янтарной. Был он расторопен и отлично выполнял поручения – иного маршалу и не требовалось. Выходило, что от полковника не требовалось ровным счётом ничего, и даже на дежурства она могла не ходить. Бриэль не спешила продолжать учёбу, в отличие от домашних забот иных дел никаких не оказалось.
Более всего захватывала её не сказка Звездочёта, а смерть старого короля из-за обладания ею или знаний о её сущности. Кочевник сказал, что его убили, так отчего тому, кто это сделал не избавиться от отца или всей семьи. Пока злополучный футляр в руках горцев, им грозит смертельная опасность отовсюду.
Она попыталась было приложиться к бутылке, но гард, увидев её захмелевшей, отнял запас вин в Доме всадников, а иным настрого приказал следить за принцессой, чтобы капли в рот не брала. Да загрузил работой по части делопроизводства. От отца, который едва оправившись, приторговывал солониной, она получила бумагу с приказом, как майтр-гард, подчиниться Морану Колуну. Три дня прошли в бумагах, чернилах, а экзамены, пора которых уже миновала, казались сладким бременем.
В часы послеобеденного отдыха Тиса повадилась бродить среди мальчишек. Несколько раз даже угостилась сладким островным табаком, который привезли наёмники из Морского предела, где, кстати, набираемому войску предстояло встать на зимние квартиры. Конт-принц Симон Змея, взяв на себя почти все обязанности полковника, увидев её в окружении кавалеров, счёл нужным предупредить, что подобное поведение может привести к развязности подчинённых. На это принцесса сочла нужным не ответить и продолжала водиться с мальчишками. И более того, когда один из них в её присутствии позволил скабрезную шутку, она что было силы хлопнула того по плечу, грубым от табака голосом расхохоталась и воскликнула: «Да ты славный малый!». Однако это не помешало здорово высечь при себе двух шалопаев, отлучившихся без спросу, да оставить их под замком на хлебе и воде. Среди кавалеров, по молчаливому согласию, она была признана достойным звания полковника, и более того – хорошей мамашей. Как если бы была мужчиной, то солдаты прозвали его старикашкой: справедливым человеком.
Потому, каким бы ни был Шнурок командиром, лишь по кивку головы в его сторону, кавалеры доставили сына гарда под ясные очи скучающего полковника.
Дверь распахнулась настежь. Через проём вывалилась куча-мала – перед ней, упирающийся всеми конечностями, оруженосец, отчаянно пищавший:
– Я гончий Валери Янтарной, я сын гарда, вы поплатитесь.
Но мальчишки лишь, козырнув, вышли вон.
– Отчего упрямишься идти ко мне? – лениво осведомилась Тиса.
– Мой полковник, – изящно склонился перед ней Шнурок, – нынче я гончий маршала Валери Янтарной, она не любит опозданий.
– Расскучай меня, оруженосец, – не обращая внимания на торопливые речи подручного, продолжила говорить Тиса. – Скоро ли в дорогу?
Шнурок насупился и, переступая с ноги на ногу, посмел бросать на неё взгляды, полные укора.
– Пламя тебя пожри, – беззлобно ругнулась Тиса. – Ещё совсем недавно ты лез под мою руку как щенок. Болтал без умолка и перемалывал косточки хоть бы и знатной особе. Как мне быть в походе?
– Прошу простить, майтр-гард, – осторожно склонился перед ней оруженосец. – Если вам угодно знать скоро ли в поход, то сообщу, что маршал собирается выехать вон из Горилеса.
– С чего вдруг? – насторожилась принцесса, даже не пытаясь скрыть интерес.
– Едет к Медвежьей пади набрать людей среди свободных. Отчего сама – не знаю. Маршал ведь, простите принцесса, – женщина, что ей в голову взбредёт – неведомо. Отправится она лишь со своими людьми, наёмники, что всем намозолили глаза, пойдут чуть погодя. Ну и авангард следом, полагаю. Хотя уж как было лучше пользовать в Мятежных Королях мальчишек. И безрассудны, и дёшевы. А кровь там будет.
– Какая кровь? – нахмурилась Тиса.
Она-то полагала, что путь до Морского предела, где они встанут на квартиры, будет лёгок и беззаботен. Вдобавок, если отправиться пораньше, то можно застать крупную ярмарку, а то и просто увидеть славный, богатый город – Весёлый Пляс. А тут – Мятежные Короли – земли нехорошие, и без того окроплённые кровью братоубийственной войны. Усобица прошлась по этим землям через поколение после войны магов. Будто бы кровники побережного королевства объявили себя наследниками древних правителей. Что правда, то правда: в книге Исхода написано, что в приморье был союз королей. А каких таких королей, какими законами обладавшими – неведомо. Зато правитель Границ и властитель Побережий объединились против мятежников. Меж двух огней их участь была решена: кто погиб в боях, кто сбежал в степь и сгинул, кто подчинился. С годами, вроде, всё забылось, но невесть откуда взявшиеся разбойники повадились из лесов ходить на равнины, и числа их хватало, чтобы грабить деревни безнаказанно. Несколько карательных походов окончились безрезультатно в болотах, а может и малой кровью как рассказывали некоторые вшивцы – беженцы, осиротевшие на тех землях. Последние добавляли к истории жуткие россказни о затесавшихся среди разбойников дикарях-людоедах, полузверях-полулюдях. Ну да брехали, конечно. Деревни в западных землях – что твои бастионы: огорожены крепким частоколом и каждый житель её искусный драчун. Но участь оказаться в тех местах нисколько не привлекала.
– На западе неспокойно последние годы, – пожал плечами Шнурок. – Вот молодые купцы и собрали войско. Огнём и мечом выжечь запад. Маршал обретёт славу, тогда шуадье поостережется винить её в измене.
Тиса быстро всмотрелась в мальчишку. Тот, смекнув, что сболтнул лишнее, торопливо пробормотал пустые громкие слова.
– Будет слава, почёт и полные кошели серебра.
– Ну-ка, ну-ка, что ты сказал? – встала со стула Тиса и вплотную подошла к оруженосцу.
Тот затравленно огляделся, пал как подкошенный на колени и плаксиво шёпотом зачастил:
– Мой половник, майтр-гард, не погубите. Дурость сказал. Спьяну. Глотнул рома для поддержания. Ни крошки во рту и понесло, сам не упомню куда. Не погубите. Младший в семье, умом слаб. Принцесса, не губите недоношенного.
Поначалу причитания мальчишки пришлись Тисе по вкусу: уж больно заносчивым стал оруженосец. Но когда пустил слезу, взахлёб, по-детски, в груди неприятно кольнуло.
– Ну, нечего, нечего, – строго прикрикнула она и добавила уже мягче: – Что я, наушник? Нечего. Не донесу. Тебя я казнить буду, не палачи. Но ты, братец, пыл умерь. Скажи лучше, что знаешь о шуадье.
Шнурок всё ещё не верил ушам, а потому Тиса с доброй улыбкой на лице несколько раз основательно тряхнула хилого юнца. После короткого разговора, гончий Валери Янтарной, спотыкаясь, сбежал с лестницы и юркнул вон за ворота.
Выходило, что день спустя, как колдовская тварь напала на конта, Валери Янтарная сама явилась ко двору шуадье. В гневной беседе она указала на слежку за её особой со стороны как храмовников, так и людей Периша Златоносца. Настоятель Храма Сынов не посмел открыто ссориться со ставленницей купцов, и выдал шуадье с головой. Вкупе с нападением Эштона Победителя, покушение на конта, у которого гостила, маршал сочла неуважением к себе и болезненной мнительностью наместника Полесья. У бедняги шуадье не было доказательств и тому оставалось лишь выслушивать. Но когда Валери Янтарная вскользь упомянула, что сообщит обо всём в Торговый совет, шуадье сплоховал, вспылил. Иными подробностями мальчишка не владел и знал обо всём из первых уст: любимиц шуадье, придворных и людей маршала.
Валери Янтарная не углубила тяжбу с шуадье, но удалялась из Горилеса с истинным королевским достоинством. Всем видом показывая, что она далеко от политических дрязг. Истинное положение дел объясняло мрачность старого гарда. Срок, данный шуадье на поиск злодея истёк, а предъявить нечего. Если и были подозрения на маршала, то она отрешилась от них, как не смог бы самый искусный политик. Теперь любое обвинение шуадье в сторону Валери Янтарной и её окружение – не более, чем обида. Во всяком случае, так будут считать люди. А слух о ссоре с маршалом разнесётся, если уже не пошёл слух, быстро и не без помощи Вшивого братства на деньги тех, кто желает сместить шуадье.
Периш Златоносец проиграл. Бедный дядюшка, ему не поздоровится.
Значит, маршал не сегодня завтра покинет Горилес и кем бы ни был кукловод, он отправиться следом. Любопытно было бы взглянуть на окружение Валери Янтарной, ведь за год, возможно, им предстоит более тесное знакомство.
Подходило время распределения дежурств. Тиса кликнула кавалера и распорядилась подготовить ей лошадь. Немного подумала, брать или не брать с собой кольцо, и всё-таки вложила заклятую вещь в поясной кошель.
В отличие от сырой мглы городских переулков, в квартале богатых домов копыта коней с глухим цоканьем переступали через россыпь мшистых листьев. Широкие тротуары, огороженные живой изгородью или узорной каменной кладкой, утопали в приглушённом сумрачном отсвете Северных Сестёр – дело к вечеру.
Тиса вела свой разъезд к дому конта через буковую аллею, которая, будто путина, скрывалась в пегих тенях. Здесь одинокие деревья оплетала ещё налитая зеленью лещина – аллея оканчивалась густым подлеском, уходящим в горные заросли. Приятная прохлада пришлась по нутру и людям, и лошадям. Молчаливые до того мальчишки сгрудили лошадей и тихонько переговаривались. Тиса, за несколько дней не занятая – за что ей наверняка попадёт от гарда – бумагами но клонило в сон. Изредка дрёму прерывал бумажный треск перезрелых плодов лещины, попавший под копыта. Клевавшая носом принцесса, сонно хлопала глазами, но тяжёлая голова сама клонилась к луку седла.
Продолжалось это до тех пор, пока её не окликнули. Пошли, казалось, те времена, когда она получала шлепки от законоучителей за отвлечение от уроков. И уж точно не обязана была обращать внимание на какие-то оклики. Очнувшись, она повела шеей: захотят – окликнут ещё раз.
– Мой полковник, — на полкорпуса от холки её лошади приблизился мальчишка. – Рон Рёва, с вашего позволения. Осмелюсь спросить.
Чернявый, крепко сбитый, но неуверенно державшийся в седле, отчего тело отклонял назад и был в постоянном напряжении. Сын зажиточного селянина – иные, обычно, и двух слов связать не могут.
– Чего тебе? – не поворачивая головы, безразлично осведомилась Тиса.
– Мы тут говорили… – начал запинаться он, с непривычки тщательно подбирая слова. – Узнали, что вы принцесса с горы…
Тиса проглотила невольное оскорбление, не решаясь затеять драку перед подчинёнными, и впервые задумалась о хлысте.
– Родом с гор, – подбираясь, поправился он, дрожа от смущения. – Приходилось вам видеть зверолюдов? — пошёл он, наконец, на попятную, оглядываясь на закисших от смеха товарищей.
– Кто их видел, – с железом в голосе, отчётливо произнесла принцесса, – тот нашёл смерть в их пасти. А если кому-то охота поглазеть на чудищ, — она нарочито воскликнула: – тот вдоволь насытится! Мы с войском пройдём дальними заставами, там вечно не досчитаются людей за ночь!
Чтобы скрыть улыбку, она погнала лошадь рысью, оставив посеревшего со страху мальчишку позади. О зверолюдах она знала едва-едва. Дядюшка Моран Колун по молодости лет, забираясь далеко в горы, встречался с ними, о чём спьяну упоминал, но говорить не желал. Да из сказок, пожалуй, где зверолюд – страшная помесь волка, медведя и человека, стоящий на задних лапах и воющий на небесные светила, проклятая тварь и людоед. А ведь им и вправду предстоит пройти Медвежью Падь и Мёртвых Королей, пристанище страшных людей и жутких сказок.
Дом конта скрывался за редкими сливовыми деревьями, невесть как прижившимися в предгорьях. В бытность свою, будучи порядочной шкодой, с безымянными мальчишками она совершала набеги в сливовый сад Крина Ржавого, тогда ещё не получившего чин конта, но ославившегося желчным, склочным складом натуры. Однажды в семье состоялся неприятный разговор, касающийся проказ принцессы в присутствии плюгавого конта, и всклоченные пятерни сливовых деревьев, вернее их лозы, запомнились ей надолго.
Тиса понукала лошадь идти сквозь редкую лещину, на мощёную, кое-где щербатую, заметённую золочёными листьями, садовую дорожку. Ещё несколько дней назад двор конта был полон стражников с горящими факелами, невнятным шумом, криками прислуги. Ныне её встречали «осенние люди», как их прозвали в народе: кавалеры Валери Янтарной – воины в ладных, пригнанных к телу, кирасах, остроконечных, напоминающих звериные морды, шлемах, вместо привычных шляп с плюмажем. И что тревожнее всего: были они наготове вовсе не отправиться в путь, но начать бой.
Принцесса тишком оглянулась на мальчишек, ведущих лошадей как можно плотнее. Кавалеры недоверчиво всматривались во двор конта. И не мудрено: охровые плащи, заметив конных, беспечно пересекавших садовую дорожку, встали плотной стеной и недобро опустили пальцы на эфесы шпаг. Тиса не решилась выказывать гонор. Их явно встречали как людей шуадье. И, очевидно, шпионов сняли, иначе кто-нибудь предупредил бы её от опрометчивого шага.
Страх девушки передался лошади: та беспокойно срывалась на галоп, а в горячке принцессу могли и заколоть. Потому, не доходя до охровых плащей, она крикнула:
– Я полковник в войске моего маршала Валери Янтарной!
Охровые плащи не сдвинулись с места. Один из них, коренастый, с квадратной челюстью, обнажил алую перевязь, прикрывавшую едва не всю кирасу – признак воинского чина – и небрежно бросал фразы через плечо. Его сотоварищи скабрезно улыбались, кто в тараканьи усы, кто в замшевые перчатки. Тиса сглотнула обиду, но тронув поводья, продолжила путь. Она приблизилась едва не вплотную.
Несмотря на то, что происходили люди от одного народа, имели общий, с несколькими говорами, язык, жители Границ, верховинцы имели выдающиеся скулы, как у степняков, но не в пример последних чёрные, как смоль, как вороное крыло, волоса; вкупе с острыми чертами лица, слегка прищуренные глаза придавали им хищнический вид. Не зря в пылу гнева их, не шутя, называют «зверевы дети», «сучьи дети» – тяжкое оскорбление, за которое суровые верховинцы могут и порубить, и сказать, если их большинство, что пришло тело сюда с головой отдельно.
– Я майтр-гард, – как можно покойнее сказала Тиса. – Принцесса горных чертогов, наследница горных королей. Я хочу говорить с маршалом Валери Янтарной.
– Пускать не велено, – резким каркающим голосом срезал её тот самый коренастый воин.
– Я полковник и моё слово…
– Слово бабы со шпагой, – гадливо хихикнул кто-то из верховинцев; товарищи поддержали его ухмылками.
– Так и есть! – не утерпела принцесса. – Моё слово и слово бабы со шпагой – нашего маршала.
Охровые плащи на мгновение смутились. И то ли одна из лошадей укусила чужую, то ли Тиса невольно, в пылу гнева, дала шенкелей, она прорвала ряд. А тут ещё мальчишки, не сговариваясь, налетели махом, разметав охрану, более неумело, так как кони, в страхе сами пытались сбросить седоков. Одна из лошадей дико заржала, когда уздечка впилась в кожу. Хорошо ещё не со шпагами, или чем там снабдили их богатые родственники, наголо.
Старший охраны, ничуть не всполошившись, оглянулся на неразбериху, затем вновь всмотрелся в уже беспомощное лицо принцессы, кивнул и дал пару коротких невнятных команд, после которых его товарищи отступили вглубь двора, не тревожа более ни лошадей, ни всадников. Коренастый сам успокоил беспокойную лошадь, вполголоса, на чём свет стоит, ругая неумёху-кавалера. Мальчишки, только что защищавшие честь майтр-гард, покорно сносили скверные слова.
На шум к ним, ковыляя, переваливаясь на ходу, в серой куртке, с тесьмой и бумажными оборками, выскочил кривой на лицо служка.
– Я майтр-гард, полковник в войске маршала Валери Янтарной – напрямую объявила ему Тиса. – Хочу говорить с ней.
Служка затравленно огляделся, потоптался на месте, и униженно кланяясь, пригласил в дом. Тиса сползла с седла, почувствовав дурноту от происходившего – кожа горела от проступившей испарины, смешанной с кашицей грязи, ноги ходили ходуном. Потому короткая перепалка и смущение, которое она не скрывала, сыграли на руку. Когда она надела заклятое кольцо, пришлось бороться с приступами немочи.
Двор конта из отполированных туфовых плит густо выстлан посеревшей соломой. В отличие от дворов иных людей, победнее, хозяйственные постройки, коптильни ли стойла укрыты от сторонних глаз ядовито-зелёным мясистым вьюном, цветы которого источали тяжёлый медовый дух. Дом Крина Ржавого, окружённый подлеском и каскадами камней, часто затемнён, оттого и стены его, местами до слуховых окон, поросли благородным, нежно-зёлёного оттенка, мхом. Чувствуется некоторая заброшенность, покой, отчего отдыхает глаз горожанина, не чувствующего, что конт Полессья богат и алчен. Всё заканчивается в парадном, сквозь латунный зев которого, в ярко освещённом зале, при свете, едва ли не движутся искусно вырезанные плафоны.
Здесь ценят вкусы Побережного королевства: расписные ильмовые плитки, к которым приложили руку признанные живописцы. В парадной ими украсили верхний полуэтаж, вдоль всего лестничного марша из пастельного мрамора. Стены оббиты карминовым рытым бархатом. Вкупе с приглушённым светом и томного вишнёвого оттенка мебели с парчовыми, кое-где траченными молью, налавочниками, здесь правила осень. Намедни, трагической ночью не было возможности оценить изыски конта. А сегодня – проняло.
В парадной, среди разбитого меж деревянной плитки садика цитроновых деревьев с мясистыми, вечно незрелыми плодами, нежился мэтр, кажется, Эрлан Камень, укрытый до головы алым пледом, из под которого едва различалось частое старческое дыхание. Служка, как только позволяли непослушные ноги, на цыпочках провёл её в залу на первом этаже. Здесь тонко пел отсыревшими дровами, видимо только что разожженный камин, терпко пахло вином и сладким табаком Плавучих островов, от которого к горлу подбирался ком, а глаза слиплись. Невнятно, с мужским басом говорили; отрывисто, грубо, смеялись. Кто-то пробовал перебирать струны расстроенного инструмента. Голос майтры – хриплый, под стать мужским – порой превышал весь этот гомон. Его было слышно особенно хорошо потому, что прочие замолкали, прислушиваясь.
Служка, продолжая кланяться, открыл створ резной, из единого куска дерева, двери, и едва принцесса переступила порог, без церемоний юркнул следом, потешно приседая, пробрался к конту Крину Ржавому, закисшему от сладкого табака, отчего он безвольно развалился в кресле. Здесь нехитрая мебельная утварь, резная, лоснилась медовым зноем от разгорающегося камина. Шкуры серебряные, с рыжими подпалинами, устилали пол вместо ковров. От серости зарябило в глазах – Тиса безучастно осмотрела присутствующих. Большинство знакомы ей с первого собрания в Доме Советов. Пара мэтров в потёртой, лишённой многоцветия, одежде, робко занимали пуф – местная сельская знать. Да трое в шафрановых камзолах с кожаными вставками, похожие на братьев из-за ниспадающих медных прядей в длинных волосах. Один из них держал на коленях аккуратно сложенный охровый плащ – личная гвардия главнокомандующей. Сама Валери Янтарная, простоволосая, в своём кафтане с раскрытым настежь запахом с меховой оборкой; в распущенной рубахе, под которой можно рассмотреть её белую кожу. Никакой магии, только призрачный червь, к которому она старалась быть равнодушной, неприятно, будто земной гад, ластился по ноге.
Конт, словно захмелев, расплылся в улыбке от торопливого шепотка служки и громогласно, насколько мог себе позволить, воскликнул:
– Юная принцесса посрамила сейчас личную охрану майтры главнокомандующей. О, её отец король недавно сослужил хорошую службу вашему покорному слуге, оказав помощь в схватке с вором.
До того наглые, любопытные мужские взгляды обернулись оценивающими. Тиса терпеть не могла подобного, поэтому первым делом сорвала перевязь с ножнами, перчатки, шляпу и – она нередко видела как это делают имущие – звонко щёлкнула пальцами, подзывая служку. Освободив руки, прошествовала к креслу Валери Янтарной, судящей её с ног до головы.
– Мой маршал, имею честь…
– Действительно схватились с моими головорезами? — проникновенно допытывалась она, скрещивая сухие, невесомые руки на груди.
– Я лишь защищала свою честь, – бесцветно, подражая Бриэль Бешеной, отвечала принцесса. – А значит и вашу, мой маршал. Прошу прощения, мой маршал.
– О, времена, – в их разговор бесцеремонно влез недурной молодой человек с обломанным пером на груди – писец, – честь блюдут лишь захолустные мэтры. Их дочери такие несговорчивые.
Тиса, уж куда играющую кичащуюся недотрогу, поняла сальный намёк и сделала угрожающий шаг к юнцу, не намного старше её.
– Уберите эту пьянь, – недовольно приказала Валери Янтарная, спасая юнца от неминуемых тумаков.
Её люди споро подхватила писца, угостив тычком под рёбра, от которого он пискнул и стих, позволив увести себя как мешок с рухлядью. А Валери Янтарная, неверной от выпитого рукой, уже тянула принцессу ближе к себе, на край дивана, бархатную обивку которого испещряла золотая нить. Тиса, едва не потеряв равновесие, неловко уселась на подушки.
– Мы ныне без чинов, – она подала Тисе инкрустированный серебром стеклянный бокал, наполненный медного оттенка вином, – без званий. Сегодня вы – моя сестра, – она недвусмысленно провела тыльной стороной ладони по локонам принцессы, пальцы задержались на лифе, слегка оттянув сорочку.
Это было похоже на плотские намерения Бриэль, женоложницы, несмотря на её уверения, что страсть эта нужна для обретения связи.
– Я занята в Доме всадников, – попыталась оправдаться Тиса, принимая бокал с вином.
– В пекло, – тряхнула головой Валери Янтарная. – Никогда не оправдывайся, сестра. Ни перед маршалом, ни перед отцом, ни в храме. Будет вина, будет возмездие – более ничего. Пей, пока молодость горячит.
Тиса послушно пригубила, но под повелевающим взглядом маршала, сделал хороший глоток. Сладкое с горчинкой на нёбе вино мгновенно разлилось по телу, разогнало кровь, затмевало разум.
– Я хотела бы знать, когда в поход? – слегка закашлялась принцесса, сбив дыхание. – Скоро холода.
Валери Янтарная, взяла её за подбородок, притягивая к себе, лукаво прищурилась, погладила её щёку влажными пальцами, задержав движение на горячих губах.
– Сладкая кожа, – сонно пробормотала она.
Тиса было отшатнулась – оказалось, отвлеклась на мужской бас.
– Юная принцесса, верно, желала бы узнать о военной науке. У майтры главнокомандующей секретов от вас нет.
Дин Пёрышко, изящный щёголь, в алом наряде, как заправский музыкант, ладно перебирал струны суара. Тот самый Дин Пёрышко, что менее четверти едины назад отправился в Побережное королевство. Верно, загнал пару лошадей, чтобы обернуться как можно скорее. Зачем?
– Так скоро? – невольно вырвалось у Тисы
– Мой долг, – склонил непокрытую голову мэтр, – быть при главнокомандующей в день её отбытия.
Тиса с трудом подавила желание оглянуться на Валери Янтарную. Если Шнурок не лгал, решение уйти прочь из Полессья майтра приняла недавно. Как о дне отъезда знал Дин Пёрышко?
В нос ударила терпкая волна. Ей поднесли тяжёлую, глубокую чашу, полный полупрозрачного золотистого вина.
– Пей смело, сестра, – бесцеремонно приказала Валери Янтарная, – А вам конт пора на волю. У вас сегодня важная сделка.
– Ни за что, – членораздельно выговорил конт; по цвету лица он был близок слиться со шкурами на полу. – Я не оставлю такую гостью одну. К тому же к королю пойдёт мой верный человек. Да что там он уже на месте. Наверняка купил. Но об этом тс-с-с.
Захмелевший конт попытался приложить палец к губам, но лишь нелепо скользнул по лицу. Майтра сухо расхохоталась, кликнула служек и сама, едва не пихая захмелевшего конта сапогом, вывела вон. Судя по приглушённой возне и всплескам, городского чиновника макали в воду для ясности ума. Тиса едва не прыснула, укрыв лицо в чаше вина. В голову ударила приятная слабость. Крепкое, сладкое вино. Но принцесса едва не поперхнулась, когда почувствовала ледяное, мокрое прикосновение под одеждой. Призрачный червь, почуяв волшебство, выполз из потусторонней норы. Кто-то из оставшихся мэтров колдовал. Тиса огляделась.
То ли от вина, то ли поднабравшись опыта, червь не проникал внутрь тела, елозя в одном месте, но от того сердце ходило ходуном. Тиса держала мысли в подчинении, не давая одуряющему страху пропитать нутро; боль оказалась не единственным средством усмирения червя.
Была ли это сама марионетка, иная тварь, которую можно узреть, или иное колдовство – Тиса терялась в догадках. Как именно колдуют, никто её не учил и не рассказывал. Праздные ли люди, старые, шалые клялись, что де бормочут заклинания над огнём, неистово размахивают руками. Пересекшись пару раз с магами, Тиса ничего подобного не видела и в помине. Выходит, врут люди. Но, наверняка, колдуны могут чем-то выдать себя, а может быть, и чувствуют, как и Тиса, червя.
В отсутствии Валери Янтарной, которую так же лучше взять в оборот, гости конта присмирели. Сельские мэтры, чувствуя себя неуютно, шептались, сблизившись едва не нос к носу. Рядом, едва не на весь диванчик вольно развалился молодой смуглый мэтр в синей накидке с плотной тесьмой, поверх несвежей сорочки, тёмно-зелёных бриджах и высоких кавалерийских сапогах. Особая черта, отличавшая его от остальных – продетое в мочку уха кольцо с впаянной серебряной монетой. Таков обычай людей с Плавучих островов: умерев, их дух возносится к Стражу Врат и чтобы зайти, не томясь, они платят ему. Люди поплоше в день обретения взрослого имени вдевают в кольцо монету медную.
Молодой островитянин по-дружески подмигнул ей. Тиса, поджав губы, отвернулась. Дин Пёрышко стоял у окна, перебирая струны суара. Губы его слегка шевелились – пел он, или колдовал?
– Вашему конту да шутом в балагане, – задорно хохоча, в зал ввалилась Валери Янтарная.
Изрядно посвежев от грубых забав, она неожиданно выговорила Тисе:
– Ваша земля, принцесса, полна уныния. Ни увеселений, ни празднеств, ни огненных потех, ни лицедейств, ни тонкого понятия о музыке. Всего и разговоров: набить брюхо, да торговать.
– Дно мира, – витиевато согласился Дин Пёрышко, отвлекаясь от окна, – Но не думаю, что здешняя глушь сравнится с Задельными городами, то бишь Башнями. Из какого пламени появились их мастера?
Валери Янтарная, добравшись до кресла, зычным голосом потребовала ещё вина, ягодной воды со льдом и мяса.
– Вы не больны ли вы, друг мой? – с заботой в голосе склонилась к ней маршал.
Прислушиваясь к словам Валери Янтарной, принцесса упустила поводок, сдерживающий червя – он ластился к нутру, вгрызаясь в плоть. От язвы, что прожигала его пасть, Тиса ощущала, как силы уходят от неё. Чтобы хоть как-то скрыть немочь, она сделала несколько изрядных глотков вина. Полегчало.
– Майтра, – многозначительно воскликнул молодой мэтр, с серебряной монетой в ухе, – пить крепкое вино, не переводя дух – свойство женщин моего отечества. Примите поклон от островитянина.
Тиса коснулась лба пальцами в знак почтения. В иное время она обязательно расспросила бы гостя как живут на островах, отчего используют вместо лошадей мохнатых двуногих птиц, как селятся на деревьях, едят сырую рыбу. Сейчас её занимал поиск неведомого колдуна, червь всё ещё пытался проникнуть в её нутро. И сладкое, крепкое вино затемняло разум настолько, что червю это удавалось. Понадобилось время, чтобы сосредоточиться на одной воображаемой точке и привести разум в ясность.
Валери Янтарная по-своему истолковала поведение принцессы, совсем по-матерински всплеснув руками, взяла её за подбородок и запричитала:
– Девчонка-то пьяна. Посмотри-ка мне в глаза. Та и есть – пьяна. Что скажет шуадье, что скажет конт-майтра? Что они скажут?
– Пер-риш – мерзавец, – честно выдохнула Тиса, прочувствовав, наконец, как обжигающее пламя накалило жилы, а рассудок заволакивает тяжкой дрёмой. И если бы не наука Бриэль Бешеной, то она и вовсе поддалась бы чарам взгляда маршала.
– Вы много знаете о шуадье, — слова сливались в нити, принуждавшие говорить.
Червь безвольно сложился клубком, высасывая остатки рассудка. Но малая его часть, едва не погаснув, взметнулась так, что мороз пошёл по коже. Тиса сонно захлопала глазами, утирая бисеринки слёз. Нюх раздражал бурый порошок в жестяной коробочке, поднесённый под нос. Неверной рукой, она отмахнулась.
– И всё-то вам, Валери, кажутся заговоры.
Тиса, закатив глаза, рассматривала говорившего. Дублёной чёрной кожи плащ до колен, укрытых голенищами сапог с рантами, оббитыми железными клёпками, – такими пользуются рудознатцы и собиратели самоцветного камня, – меловая кожа, болезненность которой подчёркивают смоляные сальные волосы, диковинные очки с наглазниками и антрацитовая шляпа.
– Как ты, дитя? – участливо, с мякишем в голосе, осведомился Такоб Искра, – Тебя опоили, может лучше выйти вон из дома?
– Само милосердие, – неприязненно обронил Дин Пёрышко, делая безуспешные попытки наладить колки суара. – Девушка пила сверх меры, а Валери Янтарная ей не мать, чтобы одёрнуть и надавать пощёчин.
Выражение лица подземельца не изменилось, но Тиса готова была поклясться, что сквозь очки он метал молнии.
– ПОлно, друзья! — повелительно вскинула руку вверх маршал, раскрасневшаяся, с багрянцем в глазах. — Хмель творит с нами чудные, неловкие дела. Такоб Искра, вы завершили осмотр?
– Моё слово – оно того не стоит. Никакого колдовства нет.
– Так, кончено! – неумело скрывая досаду, выкрикнула Валери Янтарная, – Ещё один рассвет – ну, уж, дудки! Прочь из города. Полковник, поступайте с войском согласно вашему усмотрению. Выведите передовой отряд с первыми заморозками. Бреон?
– Гвардия готова, майтра, – склонился в ответ, невесть откуда взявшийся человек.
От скрежещущего, полного перекатывающих железных болванок, голоса, Тиса очнулась окончательно. Червь более не беспокоил: немочь сменилась истомой. Тиса вымученно покосилась в окно. Она чувствовала, как некто пытается нащупать нить к безобразному существу, отдалённо напоминающего человека. В висках визжали механические сочленения, нутро сжалось, когда существо вытянулась в рост, голова пошла кругом, когда перебирая членами, как паук, оно двинулась по трубам, от которых на зубах остался железистый привкус.
Бреон, скрывающий лицо за капюшоном, вполне мог сойти за колдуна и в до того, она не видела его в комнате. Ещё один, кажется Эрлан Камень, так же отстутствовал.
– Тогда и мне позвольте откланяться, – едва качнул полями потрепанной шляпы подземелец, – Идёмте, принцесса, вам нужно наружу.
Подземелец подал руку, Тиса не сочла нужным отказывать ему – она теряла рассудок. Никто, кроме него, не заметил, как глаза девушки подёрнулись дымкой, а черты лица исказились от звериных повадок, будто она что-то учуяла. Такоб Искра непринуждённо прикрыл её плащом и вывел вон. Следом, семеня непослушными ножками, выкатился служка с верхней одеждой Тисы.
Едва тот выслужился и скрылся, Такоб Искра, поведя заросшими ушами, щёлкнул принцессу под нос, и прикрыл уши тёплыми, влажными ладонями. Слёзы брызнули из глаз, скрыв чуднОе наваждение. Тиса осоловело вытаращилась на подземельца.
– И у кого хватило ума выслать девчонку наушничать, – пробормотал сам себе Такоб Искра, как истинный мэтр, ведя её под локоток. – Но, похоже, мы оба замешаны в странной игре за спинами Надзора.
Двор конта опустел – навязчивая охра более не беспокоила его. Лишь пара гвардейцев, случившись с кавалерами в открытом дровянике, болтали по-дружески, покуривая трубочки, или передавая из рук в руки тяжёлую тыквенную флягу. За парадным, глухо, невнятно раздался окрик и через пару мгновений торопливый, будто начинается ливень, перестук копыт. То ли Бреон был на диво расторопен, то ли гвардейцы сами чувствовали, когда нужны своему маршалу.
Приблизившись к стреноженным лошадям, Тиса оглянулась, учуяв помимо кольца чей-то взгляд. В окне второго этажа замер слепок знакомого лица. Конт Крин Ржавый более не казался захмелевшим недоумком: сосредоточен, хмур. Заметив недоуменный взгляд Тисы, он с лёгким кивком головы скрылся вглубь покоев. Его место заняло другое лицо. Верный слуга Сом только глянул во двор и ушёл вслед хозяину. Этого лучше расспросить быстрее.
Она ещё раз вгляделась в бледного подземельца. Похоже, и на этот раз он её спас от беды. Но зачем?
– Что вы осматривали для маршала? – выбрала иной вопрос Тиса. – Это была бумага в футляре на горской тайнописи.
– Милая девушка, лучше отступитесь от этой игры, пока не поздно, – мягко увещевал Такоб Искра, по-отечески возложив холёные ладони на её плечи.
Тиса не оттолкнула его, но отвернулась – уже поздно. Подземелец отлично понял тщетность уговоров.
– У нашего народа есть поговорка, – со вздохом проговорил Такоб Искра. – Мы все питаемся иллюзиями, спасаемся ими и живём в них. Помните, что не всё так, как видишь глазами.
– Меньше всего мне нужны загадки, – с досадой произнесла принцесса. – Вы можете сказать больше, вы что-то знаете.
– Вы сейчас охотник, – улыбнулся подземелец, – и добыча ваша ускользает. Осторожнее с заклятыми вещами, принцесса. Вас нельзя назвать колдуньей, как и вашу покровительницу.
Тиса отступила: нужно быть настороже. Раскроют её с колдовской вещью – обвинения в умышленном колдовстве не миновать. А это смертный грех, за который ожидает одна кара – смерть. Подземельцы – народ странный, подобный морвам, чего от них ждать – неизвестно.
Девушка выдохнула – червь всё ещё точил нутро. Колдовство творилось совсем рядом, но с каждый шагом от дома конта становилось легче. Преследовать компанию маршала – навлечь на себя ещё большее подозрение. Оставалось действовать на удачу. Она вновь вошла в дом конта и через служек она отыскала комнатного слугу – Сома. Тот вышел не сразу и явно был недоволен, что его оторвали от дел.
– Мэтр Крин не принимают. Уж больно гости шумные, чтобы их так.
Последнюю часть фразы он произнёс с особым чувством презрения и досады. Это хорошо.
– Они точно все ушли? – не скрываясь, не лукавя, напрямую осведомилась Тиса. – В парадной спал мэтр, возможно, Эрлан Камень. Когда он ушёл, не заметил? И ещё такой был – Бреон.
Сом, не на много старше отца, но обрюзгшим лицом и хитрыми глазками выдавал в себе и пройдоху, и пьяницу. Наверняка он был завсегдатаем попрек конта и не менее предан ему. Денег у принцессы не водилось, но, может, некоторая участливость поможет.
– Люди нашего маршала разные, – с нажимом заметила Тиса и с теплом добавила: – Мы как никак в одной чаше после того нападения, на моего короля и нашего конта.
Сом недоверчиво вгляделся в принцессу, но та не изменила выражение лица. Где-то, но, скорее всего, вне дома ещё колдовали – червь слабо касался кожи и уже исчезал.
– Бреон – истинно сукин сын, простите принцесса, – тишком выдохнул, оглядываясь, комнатный слуга. – И не поймёшь, человек ли. Что до Эрлана Камня, то не было его тутась.
На удивлённый взгляд Тисы он так же торопливо ответил:
– Не было его. Спал тут какой-то. Лица не упомню. Но, вроде, местный он. Где в городе видел, а кто – не упомню.
На том и окончили. Судя по уверенному виду старика, иное из него вытянут либо клещи палача, либо монета-другая серебра.
Тиса вышла во двор и зло буркнула кавалерам, понукая идти в разъезд. Мальчишки со вздохами простились с гвардейцами глотками вина, как с добрыми приятелями.
Но едва они выехали на буковую аллею, червь вновь впился в плоть. Колдовство совсем рядом. В глазах Тисы поплыл багряный туман – она сама становилась червём. Нигде и везде – она, подобно ветру, скользнула над травой, вошла в поры рыхлой, пахнущей перегноем земли. Каплей влаги просочилась сквозь камень, обратившись в мерзкое, дурно пахнущее месиво, стекающее в эту темноту отовсюду. Подобно пауку, цепляясь за выступы в стене, рядом с ней двигался человек, механические движения которого не были человечьими. В редком блике света, проникающего в водоотвод сквозь трещины, болезненно сверкнуло тяжёлое лезвие. Но чем дальше оно отступало, тем хуже она его ощущала.
– Мой полковник! – встревожено кричали над ухом.
Наваждение оставило её, будто сиюминутный сон, который никак не вспомнить. Кавалеры поддерживали её лошадь под уздцы. Тиса, будто спросонья, уставилась на них. Колдовская тварь отходила всё далее – призрачный червь слепо елозил по коже. Ледяной пот обращался в судороги. Но снять кольцо, значило потерять волшебную нить. Может ли кукла привести к кукловоду, она не знала, но вдруг сообразила, что если убийца идёт за сказкой, то неминуемо отправится по душу отца или Морана Колуна. Тиса вскрикнула рассерженной кошкой, ударила пятками бока лошади и погнала её через аллею, истязая себя преследованием. Что будет делать она, встретившись с куклой один на один? Разумная мысль расплавилась в горячке погони.
Вслед ей доносились окрики недоумевающих мальчишек. Неопытные наездники – они едва справлялись с бешеным галопом. Рискуя скатиться с седла, покалечиться, если лошадь поскользнётся, не обращая внимание на шарахающихся в стороны обывателей, Тиса гнала убийцу.
Перед глазами мерещились шептуны, нависающие над крышами и слуховыми окнами домиков едва ли не гроздьями, живые тени, как вылившееся варево, брели слепыми беспомощными старцами. Червоточины, словно рой гнуса, заполонял улочки страшным туманом. Тиса задержала дыхание, чтобы его не вдыхать, хотя призрачная мошкара норовила облепить лицо, обжигающим ледяным крошевом. Лошадь под ней обратилась в причудливого зверя от копыт до холки дышащее кровью, с судорожным храпом пороша морду алой буселью. И в сонме всего этого ужаса с трудом можно было почувствовать, как в темноте передвигается – с недвижимым телом, только члены, как на верёвках – тварь в бесформенном балдахине. Шлейф балдахина отсвечивал лазоревым бликом, вызывающим пульсирующие тиски, сдавливая сердце. Тиса более не подчинялась себе. Рассудок сворачивался калачиком. Нет, призрачным червём. Тиса отпустила поводья.
Тело провалилось в пустоту. Боль, тупая, надсадная, обернулась спасительным душем. Принцесса тоненько всхлипнула – слёзы брызнули из глаз, более от собственно возгласа, являя, что она ещё жива. Она успела заметить круп лошади, исчезнувший за одной из построек.
В лицо дохнуло одуряющей кислой вонью, моток жмыха щекотал ноздри. Тиса с трудом, путаясь в плаще, перевернулась на спину. Перед глазами, над светло-серым полотном неба с бледной каймой, нависала чёрная громада. На миг показалось, что она падёт, раздавит её своим весом и все мучения закончатся. Но веки запорошил вечерний ветер, из-за громады порскнула птица.
Тиса приподнялась было на локте, но охнула от резкой боли; крутанулась на заду – в бедро впился эфес шпаги. Судорожно всхлипнула. Осилив себя, встала на колени, квашня квашней. В сгущающейся темноте её окружали низкие дощатые крыши, подбираемые балками, торчащей во все стороны соломой.
– Мой полковник! – послышалась сухая дробь копыт, лошадиное сопение, забухали тяжёлые сапоги и крепкие ладошки опустились на её плечи. – Держите меня за шею, мой полковник!
Её рванули ввысь, неуклюже оттоптали мыски башмаков. Мелькнула смутно знакомое, перепуганное, влажное от испарины, лицо мальчишки.
– Мой полковник, мы за вами, да в рассыпную, да в темень…
Тиса повела затекшей шеей. Громада, возвышающаяся над неказистыми сеновалами, высокими амбарами и сараями из свежего тёса могла быть только торговая палата, где торговал солониной и её отец. Хозяйственные постройки тянулись до рынка и квартала беженцев. Сейчас вечер, а отец обычно заканчивает занятия в конторе до заката, даже сейчас в дни заготовки солонины. Или он задержался. Но откуда убийца это знает, ведь сказки не учуять колдовством. Почему сейчас? Почему?
– Почему? – дрожащим от гонки голосом переспросил кавалер, тот самый, что допытывался о зверолюдах – Рон Рёва. – Мы потеряли вас, разделились, чтобы найти. Мэтр Симон Змея обещались вспороть животы тому разъезду, что не защитит вас.
Пульсация призрачного червя давала знать от себе лишь настолько, что заставляла морщиться, не больше. Колдовство далеко.
– Идём, скорее – отрывисто обронила она, оправляя перевязь и неловко переступая одеревенелыми ногами, двинулась вдоль амбаров. У конторы она бывала редко, но на глаз могла сообразить, где она находиться.
Мальчишка робко заикнулся было о ремедине, но заткнулся от грубого ругательства принцессы. Вдвоём верхами на одной лошади некоторое время плутали среди амбаров и навесов, пока не выехали ближе к горным перепадам. Контора находилась близ одного из гротов, здесь в вечном холоде хранилось мясо – запас для рынка. Как назло в конторе горел свет. И колдовство явно усилилось как морской компас ведя её по пути убийцы.
– Отец, отец! – она соскочила с лошади и, надрывая голос, стучала в дощатую дверь конторы.
– Мой полковник, — жалобно пропищал Рон – совсем щенок, года на два младше её, — Что мы ищем-то, кого гоним-та. Здесь… Эй, там!
Рон указал рукой на массивную тень на скате крыши. Вытянул из-за пояса клевец – вот и всё оружие. Плащ заполоскался на ветру, обнажая плохонький наряд: заместо камзола шерстяная безрукавка, латаные бриджи, казённые сапоги, на перевязи шерстяное влагалище, заткнутая трубка да безымянная ташка с табаком и огнивом.
Тиса обнажила шпагу, сообразив, что с колдовской куклой и топорами она вряд ли что сделает.
– Воры, воры! – заорал мальчишка, указывая куда-то под навес.
По крыше явно двигалась тень и в свете ночных уже светил – бледных, холодных – она обрела очертания человека. Но лишь очертания.
– Воры! – вовсю надрывался кавалер и кое-где ему явно откликнулись сторожа или беспокойные хозяева близлежащих домов.
Тиса заворожено смотрела, как плавно спрыгнула на каменистую землю кукла. Искусно сделанная, в балдахине, она вовсе не казалась опасной, но мальчишка перепугано заорал:
– Мой полковник, бегите! — отчаянно вскричал кавалер, выставив клевец перед собой, и неожиданно кинулся на убийцу.
Сталь беспомощно чиркнула по балдахину. От следующего удара клевец застрял в плече куклы. Одной рукой она переломила древко, другой, с топором, – отмахнулся от мальчишки, как от назойливой мухи.
Холодея, Тиса сделала медленный, неловкий шаг назад. Она многое отдала бы, чтобы лишиться чувств. Но запомнила до мельчайших подробностей, как тряпичной игрушкой подхваченной ветром в одну сторону падает его тельце, как порубленной шеи кровавой гущей бьёт фонтан. Всё было вязко, как в дурном сне.
Тиса опустила руки, заворожено наблюдая, как убийца буднично, будто ничего не случилось, шагает к ней, нехотя поднимает тяжёлое лазоревое лезвие. Как оно закрывает антрацитовое небо. Нарастая, гудит воздух в ушах. В нос шибает скверным зловонием. Налипшие волосы прикрыли её остекленевшие глаза. Тиса не желала видеть свою смерть.