Приходило ли вам когда-нибудь на ум, что мир и в самом деле таков, каким мы его себе воображаем? Не в том смысле, разумеется, что стоит нам о чём-то подумать, и в тот же миг наше желание исполнится, вовсе нет, одного желания мало, должно быть кое-что ещё, чего многие из нас не видят, не чувствуют и не используют. Это нечто, наделяющее наши устремления той самой волей, о которой красиво рассуждали немецкие философы, имеет природу неразгаданную, но оттого не менее реальную. И именно эта воля, этот все-проникающий дух, это устремление вырваться за узкие рамки дозволенного, стали той си-лой, что сделала возможными события, рассказ о которых пойдет ниже.
Я никогда не собирался становиться работорговцем или даже просто рабовладель-цем. Более того, я никогда не верил в ту нелепицу, будто рабовладельческий строй когда-то существовал и был основой баснословной римской империи. Ведь если отвлечься от исторических догм, не так уж легко себе вообразить жизнь какого-нибудь патриция, в до-ме которого рабов больше, чем его домочадцев. Согласитесь, не только опасное, но и крайне обременительное, проще говоря, невыгодное соседство. Если с рабами плохо об-ходиться, они обязательно сделают какую-нибудь гадость: пырнут ножом, плюнут в суп, а то и просто тихо отравят. Чтобы они ничего не натворили, нужно держать бдительную ох-рану, которая стоит дополнительных немалых денег. Да и самих рабов приходится содер-жать, кормить, тратить на них воду, дрова, терпеть их присутствие.
Гораздо проще пользоваться наёмным трудом тех, кто заинтересован продавать свои руки и своё время за деньги, которые сегодня называются зарплатой и ради которой мил-лионы современных рабов добровольно спешат по утрам занять свои рабочие места, что-бы работать не для себя, а для владельца, обедать в положенное время, просиживать лиш-ние часы, чтобы никто не заподозрил их в отлынивании от работы, а потом спешить с та-кими же точно рабами домой, где наступает короткий перерыв, занятый мыслями о дне прошедшем и дне будущем, а назавтра всё повторяется снова.
Думаю, рабы античности были придуманы гораздо позже, уже в пору захвата коло-ний и индустриализации, чтобы оправдать единственно возможный способ быстрыми темпами строить дороги, дома и заводы – привлекать к труду не толпы местных наёмни-ков, которым нужно было платить хоть что-то, а бесправных и претендующих только на лишний день жизни выходцев из Африки и прочих неразвитых мест.
- Вам что-нибудь предложить? – поинтересовалась молоденькая продавщица боль-шого универмага, куда я заглянул, чтобы подыскать себе новую пару обуви.
Мысли о рабстве и связанных с ним сомнительных выгодах и очевидных невзгодах не сразу покинули меня, так что на какое-то мгновение я даже представил, будто на шее застывшей в ожидании девушки замкнут не пикантный воротничок с кокетливой бабоч-кой, а грубый железный ошейник.
- Вы что-нибудь ищите? – повторила она, замечая, что нечаянно вторглась в мои размышления, и собираясь почтительно отойти.
- Нет, - машинально ответил я.
Во взгляде её мелькнуло разочарование, и я поправился:
- Потому что уже нашёл. Вот эти.
Я и в самом деле давно положил глаз на красивые кожаные ботинки, в которых было бы удобно прогуливаться по спящей Венеции или взбираться на вулкан Тейде, торчащий из облаков над Канарскими островами.
- Вам их показать?
Только сейчас я обратил внимание на то, что моя собеседница на удивление хоро-шенькая. Не смазливая, разукрашенная кукла с подведёнными глазищами, накладными ресницами и дутыми губами, каких сегодня настойчиво вводят в моду, чтобы отвлечь нас от настоящей красоты, а скромная длинноволосая девушка, невысокая и хрупкая, в слегка старомодном платье с уже подмеченным воротничком и бабочкой, девушка, которая смотрит на вас вопросительно и открыто, словно не придавая значения своей природной прелести, о которой она предпочитает не знать и не думать, потому что выполняет пред-писанный долг.
- Да, пожалуйста.
- Какой у вас размер?
- Обычно мне годится сорок пятый.
- Сейчас я посмотрю.
Она сверилась с артикулом выбранной мной пары и упорхнула в служебное поме-щение.
Народу в зале было довольно много, так что ко мне больше никто не подходил, и я присел на скамейку, намереваясь тут же заняться примеркой, однако вернувшаяся с боль-шой бежевой коробкой продавщица лишь тронула меня за плечо и сказала:
- Идёмте.
Я последовал за ней, невольно любуясь тонкой талией и плавным изгибом молнии на ритмично покачивающихся бёдрах.
- Здесь удобнее, - сказала она, отдёргивая шторку на отдельно стоящей примерочной кабинке, находившейся, как мне показалось, в соседнем отделе, где торговали женским бельём.
- А ложка…
- Вот, возьмите.
Девушка протянула мне красную ложку такой длины, что с её помощью можно было продевать ногу в ботинок, не нагибаясь. При этом внутри примерочной я заметил не толь-ко зеркало до пола, но и удобное кресло.
Я с улыбкой знатока вошёл, сел в кресло и… понял, что утонул в нём настолько, что не смогу ни дотянуться до ботинка ложкой, ни как следует притопнуть ногой. Вопроси-тельно посмотрел на свою спутницу. Она словно этого и ждала. Приблизившись и открыв коробку, она задёрнула за собой шторку, бросила на меня слегка опасливый взгляд и при-села на корточки.
Заправив прядь за маленькое ушко, прелестная незнакомка умело избавила меня от моей постылой запылённой обуви. Новые ботинки она надевала не спеша, как следует расшнуровывая, держа обеими руками за подошву и будто принюхиваясь. Никогда преж-де мне так не помогали, даже в Японии, так что я ощутил неловкость, к которой, правда, примешивалось тщательно скрываемое от себя же щемящее удовольствие. Помнится, я даже подумал, что эта девушка очень хорошо знает своё место.
- Не жмёт? – спросила она, принимаясь завязывать шнурки.
При этом она пристально смотрела на меня, словно ждала не только ответа.
Я попытался шевельнуть ногой и случайно задел грудь девушки под платьем.
- Простите.
- Ничего страшного. Вы первый, кто их примеряете. Они совершенно чистые.
В подтверждение своих слов она наклонилась к моим ногам, и я увидел, как она сперва дотронулась до подошвы правого ботинка губами, а потом, чуть замешкавшись, лизнула языком.
У меня по спине прошла сладкая дрожь. Возникло ощущение, будто я чувствую её влажный язычок через пластик и кожу. Это была странная шутка со стороны продавщицы, но я решил подыграть.
- А второй тоже?
Она бросила на меня изучающий взгляд, снова поправила волосы, отчего я залюбо-вался длинным пальчиком с голубым ноготком, наклонила голову и поцеловала левый бо-тинок.
- Вот видите, совсем чистые, - сообщила она, словно оправдываясь, и выпрямилась.
Она протянула мне руку, помогая встать.
Теперь мы смотрели друг на друга в зеркале.
- Я возьму их.
- Не торопитесь, пройдитесь, попробуйте, как они на вас сидят.
У неё была милая улыбка и чистые, не тронутые помадой губы.
Я послушался, прогулялся по отделу, приценился к кружевным лифчикам и труси-кам и убедился в том, что ногам на удивление удобно.
Когда я вернулся в примерочную, девушка сохраняла прежнюю выжидательную по-зу. Не скрою, я попытался представить себе, какая она без платья.
- Ну, что скажете?
- Интуиция редко меня подводит. Подошли.
- Садитесь, пожалуйста.
Она сама задёрнула за мной занавеску. Я сел и только сейчас заметил, что моя старая обувь, стоящая на полу под зеркалом, сверкает, как новенькая. Когда она только успела? И чем? Не ртом же!
Ответа на не заданный вопрос я не получил. Девушка снова разула меня и с прежней тщательностью обула. Было очевидно, что эта странная роль доставляет ей удовольствие.
На сей раз я умышленно провёл надетым ботинком по её маленькой груди, ожидая, что за этим последует. Однако она лишь вскинула на меня робкий взгляд и ничего не ска-зала.
Мне бы следовало, наверное, спросить её имя, представиться самому, может быть, даже взять телефон, как оправдание нескольких минут нашей интимности, но, увы, я ни-чего этого не сделал. Я был уверен в том, что подобное никогда больше не повторится и мы никогда впредь не увидимся. Если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что я ошибаюсь и что это даже не начало, а лишь прелюдия ко всему последующему, думаю, я бы искренне удивился.