Часть четвертая 43. Приехали! Новые знакомства.
Проводница объявила нам, что скоро наша станция, поезд стоит одну минуту. Нас должны были встретить, но мы не знали, кто. Поезд остановился, мы вылезли, стали оглядываться и вдруг услышали Сашин крик:
- Смотрите направо! Там мой отец! – поезд уже двигался. – Батя, я скоро приеду!
К нам подошел постаревший Саша Хлебников, только бородки не было. Здоровый такой мужик, на сильно загоревшем лице яркие голубые глаза, в рыжеватых кудрях седина.
- Ну, здравствуйте, - просто сказал он и протянул большую коричневую руку. От его рукопожатия я тихо ойкнул, а Пашка шепнул: «Силен мужик».
- Зовут меня Василий.
- Иванович, - вставил Пашка.
- Да не надо так, для вас, парни, я дядя Вася. А вас Юрий Иванович?
- Давайте без отчества, - сказал папа.
- Лучше Иваныч. Тут мы тезки. Ну, че, пошли. – Дядя Вася вдруг схватил в одну руку наши с Пашкой рюкзаки, в другую сумку и чемодан. Мы бросились отнимать, но он широкими шагами двинулся к вокзалу. Папа только пожал плечами. Аларский вокзал был маленький, голубенький, с белыми вставками, похожий на пристань, видно, что недавно перестроенный. Мы прошли насквозь и оказались на небольшой площади. Дядя Вася направился к старенькой зеленой «Ниве». Я где-то читал, что зеленые автомобили покупают любители природы. А на красных ездят люди с завышенной самооценкой, вроде папаши Лонгфелло. Вещи наши мигом были загружены в багажник.
- Мы что, прямо в Сагну?
- Нет, сначала к Галине Николаевне. Она не смогла вас встретить. Утром нашли старинный подвал. Она там. Садитесь, поехали.
Вот это да! И здесь находки! Мы с Пашкой переглянулись – похоже, нам не будет скучно. Дядя Вася еще рассказал, что директор музея - журналистка, в газеты пишет. О его семье тоже писала. А еще книгу выпустила о нашем районе. Разворотливая женщина.
Возле раскопок мы увидели несколько человек, рядом бульдозер. «Здесь раньше стоял дом купцов Большаковых, - сказал дядя Вася. - Сгорел год назад. Крепкий еще был». Он подошел к наклонной яме, в глубине которой проступала кирпичная кладка, в ней виден был вход. «Все ясно, - сказал папа, - бульдозером начали расчищать развалины и наткнулись».
Василий подошел к яме и крикнул:
- Галина Николаевна!
- Иду! – откликнулся голос из подвала. Из ямы стала вылезать женщина в рабочей одежде с фотокамерой и фонарем в руках. Василий подал ей руку и вытащил наверх. «Все неймется», - пробурчал он. «А как же, я все сама должна посмотреть, сфотографировать». - Галина Николаевна подошла к нам:
- Ну, здравствуйте, путешественники! Юрий Иванович, Женя, Паша!
Она сразу нам понравилась. Лицо приветливое, симпатичное, вся такая подтянутая, бодрая, хотя, я думаю, ей за сорок. Про таких говорят: «Наш человек».
Без лишнего вступления она рассказала об истории этого дома, купцах Большаковых, о том, как много они сделали для поселка, как и Хлебниковы в Сагне. На купцах все держалось: церкви, школы, больницы, приюты. Полезные были люди. После революции пришлось уехать, просто бежать. Подвалы, где хранились товары, разграбили, вынесли все. Сделали в доме волостное правление. А подвал пришлось засыпать, потому что сторожу показалось, что в подвале ночами кто-то ходит. Спустились, посмотрели, нашли огарки свечей.
По селу ходили слухи, что в подвале купцы спрятали золото, которое не смогли увезти. Проверили все стены, землю перекопали – ничего не нашли. Решили вход засыпать, он вел из сеней. Вот сейчас его и нашли. Бульдозерист выравнивал землю, наткнулся на кирпичную кладку. Позвали Галину Николаевну. У нее в музее хранился старинный план большаковского дома. Добровольцы откопали вход. Сам подвал сохранился хорошо, кладка девятнадцатого века, жалко, придется засыпать. Здесь больницу будут строить. Но мы попросили время на исследование.
- А можно нам посмотреть? – попросил я.
Галина Николаевна поразмышляла несколько секунд. А тут и папа поддержал нас.
- Галина Николаевна, разрешите. У этих парней есть уже приличный опыт по поиску кладов. В последний раз они в пещере работали и очень успешно.
- Пошли, – решила директор краеведческого музея.
Потолок в подвале был довольно высокий. «Осторожно, не запнитесь», - предупредила наша проводница. Под ногами валялись вывороченные из земли кирпичи – конечно, искали клад. Весь подвал был выложен кирпичом очень добротно, даже красиво. В стенах сделаны ниши, видимо для товаров. «Здесь полки были», - подтвердила Галина Николаевна.
Мы все внимательно осмотрели. И, правда, никаких следов тайника.
- А простукивать пробовали? – спросил я.
- Как это?
Мы с Пашкой быстро рассказали о нашей пещере.
- Они дело говорят, надо попробовать, - сказал папа.
- Только, хорошо бы музыкантов попросить, - заметил Пашка, - у них слух тоньше.
- В земле вряд ли зарыли, - уверенно заявил я, - оттуда долго выкапывать, а тайник открыл и все.
- Скорей всего он кирпичами заложен, - сказал Пашка.
- Может, его и нет вовсе, - засомневалась Галина Николаевна.
Мы убедили, ее, что попробовать все-таки надо.
Василий напомнил, что надо ехать. Галина Николаевна обещала позвонить нам в Сагну и приехать, как только сможет.
44. Сагна. Хлебниковы
«Нива» резво ехала по насыпной дороге среди полей и перелесков. Почти вся земля была вспахана и засеяна. Но попадались и заброшенные участки.
- Людей не хватает, - сказал наш водитель, - да и желания особого нет, получают за работу копейки. Тяжело. В город уезжают.
- Дядя Вася, а вы как же? – спросил Пашка.
- Мы-то? Работаем. Держим коров, свиней, кур. Картошку растим, капусту, всяко-разно выживаем.
- Как же вы справляетесь?
- Ну как? Наваливаемся всем семейным колхозом. Весной и осенью приезжает родня, даже из Иркутска. На всю зиму себя обеспечивают. Продаем на рынках. Картошку нашу хорошо берут. Даже сюда за ней приезжают.
- А леса, я смотрю, маловато, - заметил папа.
- Дак вырубили. Леспромхозы. Ничего – дальше будет.
Ближе к Сагне появились невысокие сопки. Вдали стали видны голубые горы. Мы догадались, что это Саяны. Я начал волноваться. Ведь это здесь были в экспедиции наш далекий предок Аристарх Николаевич и его друг Заславский. Это здесь похоронен мой прапрадедушка.
В одном месте Василий притормозил.
- Гляньте вправо, вон там за пригорком в лесу наша заимка. Сейчас там отец живет. А рядом могила вашего деда. Завтра туда поедем.
Мы подъехали к железобетонному мосту. Я вспомнил, что в дневнике описан крепкий деревянный мост. О нем я и спросил дядю Васю.
- Да, ладный был мост, из листвяка, лет сто стоял. А сейчас вот решили поменять на современный.
Река Сагна была извилистой, спокойной, на солнце в блестках, а в тени от крутого берега темная с изумрудным оттенком. По равнинному берегу, на который мы переехали, цветущие деревья, как белыми кружевами накрытые.
- Вот она черемха наша, - он так и сказал по-местному без буквы «у». - Издалека пахнет.
И, правда, черемуховый аромат проникал в машину. Приятное ощущение, вот бы сюда бабулю. Любит она ароматные цветы.
Село было большим, дома стояли редко и были окружены просторными огородами. Улицы широченные, между усадьбами лужайки, где свободно паслись коровы.
- А что, у вас пастуха нет? – поинтересовался папа.
- А его и не надо. Вишь, травы у нас и здесь много. А раньше на этих местах дома стояли. Разобрали их и увезли. Столько народу в тридцатых годах из села ушло – кто сам, а кого увезли, сослали дальше в тайгу. Вот моего двоюродного деда выслали с семьей, детишек было шестеро, совсем малые. А самого чуть не расстреляли, успел скрыться. Вот так – раскулачивали самых крепких хозяев.
А в конце сороковых – отец рассказывал - литовцев ссыльных прислали. Вот это трудяги были! На что уж наши мужики умеют работать, так литовцы эти с утра до поздней ночи пахали. Они ведь тоже деревенские были, аккуратные, непьющие. Детишки ихние послушные, по дому помогали. Уважали их. А как амнистировали, почти все уехали. До сих пор не пойму, за что они такое наказание приняли. Но колхоз наш они подняли. Все их добром вспоминают.
«Нива» остановилась у большого дома с множеством окон, обрамленных веселыми, голубыми наличниками. Крепкий такой дом. Мы вышли, открыли ворота, машина въехала во двор. В углу двора поднялась крупная собака, но не залаяла, Василий сказал ей «Свои, Иркут!» Пес, как пропеллером, покрутил хвостом – поздоровался так, и спокойно улегся на место. Мы, конечно, стали высматривать строения, о которых было написано в дневнике. Ага, летняя кухня есть, баня, дровяник, но вместо сараев гараж.
- Че, проверяете, все ли на месте? – улыбнулся Василий. – Все там же, только баня новая, кухня перестроена, да вот гараж. Раньше там телега да сани стояли.
- А сейчас вы на них не ездите?
- Как же не ездим? Обязательно. А вот и хозяйка моя, Нина Степановна, для вас, пацаны, тетя Нина.
Из кухни вышла жена Василия. Крепкая женщина с приятным румяным лицом. Она приветливо улыбнулась, а зубы такие ровные и белые, позавидуешь. Мы познакомились. Рука у тети Нины мягкая, теплая и на удивление маленькая.
- Милости просим в дом, - пригласила она. - Сейчас будем обедать.
Василий отвел нас в просторную комнату с окнами на улицу. Там стояли диван и кровать. Мебель старинная, резная, на стенах вышивки и репродукции с картин русских художников, над комодом семейные фотографии. Василий сказал, что папа будет спать на кровати, а мы с Пашкой на диване. Я посмотрел на фотографии. Одна в отдельной рамке показалась мне знакомой. Да это же та, из музея! Участники экспедиции. Крайний справа был похож на Василия. Значит, это его прадед Петр Хлебников. Папа тоже узнал снимок и с одобрением сказал: «Здоровый был мужик этот Петр».
После умывания мы пошли в другую комнату. Признаться, оробели. На столе, покрытом вышитой скатертью, столько всего стояло! А запах!
Тут уж главной была тетя Нина. Она быстро рассадила нас.
- Закусывайте пока салатом, вот сало свое, буженина, яйца тоже свои, соленья еще сохранились, погреб у нас со льдом. Извините, рыбки пока нет, завтра будет, вчера присолила. Сейчас пельменей принесу.
У нас чуть не спазмы возникли в животах. Мы бы наелись и тем, что на столе стоит, а тут еще пельмени. Настоящие, сибирские!
Мы попробовали все – не поняли, что вкуснее, а пельмени прямо таяли во рту. Это было что-то!
- Никогда таких пельменей не ел! - с восторгом сказал папа, мы с Пашкой энергично закивали и замычали, рты у нас были набиты этой вкуснятиной.
- У вас там их неправильно делают, - улыбнулась хозяйка. – Надо три сорта мяса и чесночку обязательно. А тесто надо на молоке и больше яиц.
Мы с Пашкой отвалились на спинки стульев. Папа спросил, где у них дети.
- За черемшой пошли. Здесь у нас их двое. А старшие в Иркутске. Сашу вы видели, а дочка Наталья училась там в университете, да и вышла на первом же курсе замуж за иркутянина. Внук у нас уже есть. В июле обещали приехать.
После обеда мы предложили помощь хозяйке в мытье посуды. Она удивленно взглянула на нас и замахала руками:
- Да вы что!? Где это видано, чтобы гости посуду мыли?
- Дома мы моем, - сказал Пашка.
- Дома – другое дело. Родителям надо помогать. А вы лучше сходите на скотный двор. У нас кобыла ожеребилась.
- Ой! – ответили мы, я, лично, никогда не видел жеребят.
- Возьмите вот кусок хлеба, дадите Березке, зовем ее так.
45.Сибирский двор
Мы с Василием отправились на скотный двор через калитку, которая была позади дома. В загородке стояла темно-рыжая лошадь, вокруг нее бегал жеребенок. Березка тревожно взглянула на нас, тихонько заржала. Василий успокоил ее, а Пашка протянул с некоторой опаской кусок хлеба. Лошадь деликатно взяла хлеб мягкими губами и начала жевать. Мы с умилением смотрели на нее и жеребенка, который неугомонно крутился в загоне.
- Такой маленький, а шустрый, - сказал я. – А как его зовут?
- Дочка вот предлагает назвать Билан. Как этого, который подвывает. И че она в нем нашла? У нас Сашка лучше поет. А вам как?
- Нам тоже не нравится. Мы Шевчука любим.
- Вот это дело! Уважаю его. Настоящий мужик.
Мы с Пашкой переглянулись, одинаково переживая удивление и торжество. Надо же – в этом, таком далеком от нас сибирском селе, знают Юрия Шевчука. Я спросил:
- Дядя Вася, а интернет у вас есть?
- Есть. Сам иногда захожу новости посмотреть. Ну, а ребятишки мои – те часто сидят по очереди. Друзей завели. Только я не разрешаю подолгу, некогда баловаться, особенно летом. Дел дома полно. Да и вредно это. Так, Иваныч?
- Правильно, - согласился папа. Я заметил, когда предки начинают воспитывать своих чад, на них нападает такая солидарность, деваться некуда. Конечно, во многом они правы, да нам-то не очень хочется, жить, как Шарик на привязи – так Пашка выражается.
Жеребенок в это время подошел к загородке, высунул мордочку между жердями и смотрел на нас с любопытством, моргая длинными ресницами. Пашка потянулся его погладить, а тот вдруг ухватил его пальцы и начал чмокать. Видели бы вы Пашкино лицо! Расплылось на ширину тарелки.
- У нас теленок так делал! Я еще маленький был, а помню.
- Он тебя за матку принимает, - сказал Дядя Вася. – Ну, вы тут побудьте, а мы с Иванычем технику мою посмотрим. Мне тоже захотелось погладить жеребенка, что я и сделал. Березка поглядывала на нас с недоверием. Пашка непривычно для меня ласково заговорил с ней:
- Березка, Березка, хорошая какая, рыженькая, красивая. - Я Пашку не узнавал. Лошадь зашевелила ушами, поняла, что мы ее детенышу зла не сделаем, и отошла к кормушке. «Правильно, ешь, ешь, - приговаривал Пашка, - тебе же Орлика кормить надо.
- Какого Орлика? – не понял я.
- Да вот этого же! Смотри, какой он ладненький. Орлик, Орлик! – позвал Пашка. Жеребенок обернулся к нему – Смотри, откликается!
- Кто откликается? – спросил подошедший дядя Вася.
- Да Орлик же!
- Молодец, пацан, хорошее имя придумал. А ты не из деревни ли?
- Ну да. Только мы коней не держали, а у соседей был, и звали его Орлик.
- Ну, вот и решили. Хорошее имя. Только вам придется убедить Таньку, что он никакой не Билан, а нормальный конь.
- Она что - упрямая? – спросил Пашка.
- Это, как сказать, иногда не пробьешь. Но вас, думаю, послушается. Постесняется перечить.
Орлик в это время тоже решил подкрепиться, подлез под мать и, время от времени требовательно вздергивая мордочкой, жадно принялся сосать молоко.
46. Таня и Мишка
- Пойдемте во двор, там наши пришли, - сказал Василий. Пашка заговорщицки мне подмигнул, я кивнул головой. Во дворе двое младших Хлебниковых выкладывали из мешочков черемшу, которая не замедлила о себе заявить сильным аппетитным запахом, похожим на чесночный. У нас на рынке иногда продавали соленую черемшу, привезенную издалека. Мне она не понравилась, а здесь мы увидели ее «в натуре». Сочные стебли и широкие листья – вот она какая, оказывается.
Конечно, мы с Пашкой старались незаметно, не в упор разглядеть упрямую Таньку. Девчонка была видная, сказала бы бабуля, крепкая, ростом с Пашку, очень похожая на Сашу, такая же кудрявая и рыжеватая, длинные кудри связаны хвостом. Глаза большие, чуть раскосые, зеленые. Мальчишка тоже похож на старшего брата, только глаза карие, как у матери, и веснушки на носу. Подошла тетя Нина.
- Вот и наши младшие, знакомьтесь. Это Татьяна, в восьмой класс нынче пойдет. А это Михаил, он в шестой перешел. Будущий шестиклассник скользнул по нас взглядом, явно скрывая любопытство, но я уловил в его глазах нечто такое, что сразу понял: с этим Мишкой мы подружимся.
Хозяйка отправила их обедать, а мы присели на скамейке. Василий с папой пошли готовить баню. Нас не взяли, и мы наблюдали, как они протащили шланг и накачали воду насосом, спущенным в колодец. Потом Василий набрал дров из поленницы под навесом. Вскоре из трубы пошел дым прямой струей. «К хорошей погоде», отметил Пашка. Я кивнул. Настроение у меня было приподнятое, как в ожидании приятного события. Вышли Таня и Мишка, мать велела им почистить черемшу, за что они и принялись. Мы с Пашкой, конечно, предложили помощь. Таня в отличие от матери не отказалась, а Мишка и подавно.
- Вот смотрите как надо, - сказала Таня и без лишних слов показала, как очистить черемшу от наружных листьев. Вчетвером мы справились довольно быстро, наполнили большой таз с верхом. Пашка спросил, что они будут делать с такой кучей.
- Посолим на зиму, а сегодня попробуете со сметаной. Вы знаете, что черемшой лечат цингу?
- Читал в какой-то книге о путешествиях, - вспомнил я.
- А еще ее можно в пироги класть, в салаты.
- Зимой вкусно, - добавил Мишка.
Тетя Нина вышла забрать черемшу и пошла солить ее в летнюю кухню. А нам предложила:
- А вы бы прошлись по селу. Таня, Миша, проводите гостей. Обратно пригоните коров.
47. Прогулка по селу
Сначала пошли к реке. На этой стороне берег был равнинный, поросший черемухой, а на другой стороне возвышались сопки, местами со скалами. На сопках лес, в основном, хвойный, но попадались и лиственные деревья. Река была не быстрая, спокойно текла, извиваясь между живописными берегами. Красиво тут было - чисто, свежо, трава изумрудная, густая, сочная. Чувствовалась во всем этом какая-то сила, деревья стояли высокие с мощными стволами, крепкими ветками. Наверно, сибирская земля давала эту силу всему живому.
Мы постояли на берегу, полюбовались.
- Какой здесь воздух - удивительный! – высказал я, и Пашка тут же поддержал меня:
- Да уж, не надышишься.
- Люди издалека к нам приезжают подышать и воды нашей попить, – сказала Таня.
- А воду из реки пьют?
- Из реки тоже, но она лучше в ручьях и в колодцах.
Вот оно! Я немедленно спросил:
- А про живую воду вы знаете? Мой предок писал о ней.
- Старые люди рассказывали, что был такой родник где-то за мостом. Сейчас никто точно не знает. Пропал он.
- Там камень большой рядом был.
- И камень пропал, спрятался от людей. Да вам дед лучше расскажет. А вы искать его приехали?
- За этим тоже, - уклончиво сказал Пашка.
- А больница у вас все еще стоит? – спросил я.
- Стоит. Несколько домов от нее осталось. Дедушка рассказывал, что целый комплекс был. В войну там госпиталь сделали.
- Далеко отсюда? – спросил Пашка.
- Да нет, пойдемте, мы покажем.
Больничный двор был огромный и пустой. По периметру стояло несколько больших, крепких домов из толстых бревен. Они потемнели и сейчас были благородного темно-коричневого цвета. Окна большие, с белыми наличниками. Даже не сведущий в деревянной архитектуре человек понял бы, что корпуса эти построены умелыми мастерами.
- Это сколько же им лет? – поинтересовался мой деревенский дружок.
- Больше ста, - ответила Таня.
- Сто два года! – выпалил молчавший до сих пор Мишка. – Нам Антровна говорила.
- Кто?
- Анна Петровна, историчка наша, - пояснила Таня.
- А где здесь дом главного врача? – спросил я.
- Сейчас он в селе живет. А раньше вот в этом доме жил, с левой стороны, где крыльцо.
А с правой стороны у нас амбулатория. Она сейчас работает, только врачей мало – терапевт и хирург, он же и главврач.
- Посмотрим?
В амбулатории ничего интересного: широкий коридор со скамейками и плакатами-ужастиками на стенах. Возле окон кадки с пышными деревьями. Почему-то в больницах цветы всегда хорошо растут. Сестренка Лиза как-то сказала, что цветы больным помогают выздороветь, поэтому и растут изо всех сил. Сейчас в больнице была только уборщица. Она без всякого любопытства спросила:
- Че, гости приехали?
- Ага, - сказала Таня.
Мы уже заметили, что жители здешние не обращают на нас внимания. Когда мы проходили по селу, взрослые шли мимо, не оглядываясь, ребятишки, взглянув раз, продолжали играть, хотя приезжие здесь бывают редко. «Какие-то люди здесь нелюбопытные», - прошептал Пашка. А я подумал, что это в них чувство собственного достоинства, бабуля бы сказала «деликатная сдержанность».
Мы направились к боковой части дома с крыльцом.
- Вот здесь квартира главврача была, вход у нее отдельный, но из кабинета есть дверь в амбулаторию - сказала Таня.
- Все продумано, - сказал Пашка. Таня на него взглянула с выражением «А то!»
Дверь в квартиру была закрыта на амбарный замок, и мы заглянули в окна. В квартире две комнаты: спальня и кабинет. Мы разглядели кухню, которая была и столовой. В нее выходила часть большой общей печи с плитой, интересно, что печь эта отапливала все три помещения квартиры.
Мы зашли за угол дома и залезли на высокую завалинку. В первом окне увидели кабинет, в котором стоял солидный письменный стол, рядом стул с высокой резной спинкой, у стены два книжных шкафа без книг, рядом с ними кожаное кресло. В спальне было просто – кровать с досками, матрас был свернут, и еще тумбочка, пустой шкаф для одежды с раскрытыми дверцами и столик у окна. Никаких вещей в комнате не было.
- А что – никаких вещей не сохранилось? – спросил я, - ну, книги, одежда…
- Почему же, сохранилось почти все. Нам рассказывали, что врач прожил здесь до тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Когда он умер, весь район на похороны приехал. Он столько людей вылечил! А вещи его родственница из Аларской забрала. Сейчас они в краеведческом музее. Она к нам в школу приходила, рассказывала про своего деда. Хочет в этой квартире его музей открыть.
Ой, как же это мне в голову не пришло! Вот балда! Я спросил Пашку:
- Ты помнишь фамилию врача?
- Сейчас, погоди. Черных, точно.
- А у Галины Николаевны?
- Черных… ну, мы и дураки! Так Галина Николаевна его внучка? Что же она не сказала?
- Наверно, думала, что мы сообразим.
Мы присели на крыльцо. Помолчали. Значит, сюда приходил и разговаривал с врачом мой прапрадед. Отсюда, из этой квартиры бандит и мошенник Вольф украл одежду и бумажник доктора Черных. Вот оно! Началось то, зачем мы сюда приехали. Сергей Михайлович занимался живой водой и, конечно, должны быть какие-то записи. Скорее всего, они у Галины Николаевны. Дождемся ее, спросим.
Хорошо было вот так спокойно сидеть на крыльце, глядя на могучие, стоящие поодиночке светло-коричневые сосны с мощными ветками. Они выглядели очень солидно на фоне яркого неба, где зарождалась уже вечерняя заря. Деревья были не очень высокие, и я догадался почему. Им здесь не было тесно, они не отвоевывали место под солнцем как в тайге, а пошли вширь. Сосен было три. «Как три богатыря», - сказал Пашка. Таня с интересом на него посмотрела.
Мишка все поглядывал вправо, потом встал:
- Танька, я пойду, мяч погоняю, пацаны уже собрались. – И, правда, за больничным забором на большой поляне местные мальчишки играли в футбол. Мишка побежал к ним.
48. Животные, баня и прочее.
- Он у нас нападающий, - сказала Таня. - В районе команда второе место заняла. Ну, пошли, вон наши коровы идут. Домой погоним.
Коров было три - все светлые, две крупные, третья поменьше. Пашка с понимающим видом оглядел их.
- Давно доится? – задал он непонятный мне вопрос.
- Белянка-то? С прошлого года. А вот ее мать Светка.
- А у этой какое имя? – вступил и я. Пашка прошептал: «Это бычок! Не видишь, что ли?» - Я покраснел от досады. А Таня вроде и не заметила моего смущения:
- Снежок. Он родился такой беленький. Вот и назвали.
Тут Пашка решился «взять быка за рога»:
- А мы видели вашего жеребенка. Дядя Вася сказал, что его еще никак не назвали. Может, Орликом назовете? У него взгляд такой острый! Правда, Женька?
- Точно, - подтвердил я.
Мы, конечно, не выдали, что знаем про Билана. Таня подумала несколько секунд. - А что – Орлик красиво. А я хотела Биланом назвать.
- Так он же с бородкой, - удивился Пашка, - как ко… - я дернул его за руку.
- А ведь вы правильно говорите, - сказала Таня, - он, может, скоро из моды выйдет, а конь будет страдать.
Вторая умная девчонка в моей жизни! Пашка взглядом дал понять, что думает так же.
- А Снежка папа хочет растить на племя, - с улыбкой сказала Таня.
- Правильно! – обрадовался Пашка. – Это вы хорошо придумали.
Позднее он объяснил мне, чему он так рад. Оказывается, молодых бычков закалывают на мясо. Долго они не живут. Снежок от племенного быка, его сохранят.
Потом мы проводили коров до дома, где их встретила тетя Нина. Снежка поставили в отдельный загончик с кормушкой.
- Сейчас мы коров подоим, попробуете парного молочка. Не пили, небось?
- Я пил. У нас была корова, - сказал Пашка. – А где мужики-то?
- Парятся уже. Вы после них пойдете.
Мужики наши вышли из бани розовые, довольные. Дядя Вася тут же отправил нас с Пашкой: «Дуйте быстрее, пар хороший!» Он показал нам, как плескать на каменку. Пашке это было знакомо, у них в огороде стояла баня, куда я иногда ходил. Должен признать, что здесь было приятнее. Пашка с уважением сказал: «Да, них лучше». Мишка прибежал в конце нашей помывки, быстро разделся, вылил на себя несколько тазов и выскочил.
Мы сидели во дворе на лавке, отходя от жара. Мишка играл с Иркутом, учил его ходить на задних ногах, держа в вытянутой руке кость от холодца. Дядя Вася сказал ему: «Не порть кобеля. Он, че тебе – циркач?»
После ужина хозяева попросили прочитать вслух дневник экспедиции и письмо Галины Николаевны об Аристархе Николаевиче.
Читать доверили мне. Никто не перебивал; иногда взглядывая на слушателей, я видел на их лицах настолько искренний интерес и сопереживание, что старался читать четко и выразительно.
Василий выразил общее мнение:
- Чего только мы не пережили. Да…
49. Мое деревенское утро
Назавтра было воскресенье. Я проснулся рано, понял это по мычанию коров, которых тетя Аня выгоняла со скотного двора. Потом я услышал, как она кормила свиней и кур, которых так смешно подзывала: «Куть-куть-куть».
Я вышел во двор. Иркут вскочил и помахал мне хвостом, поздоровался. Я решил посмотреть на жеребенка. Он крутился возле матери, которая ела из кормушки и пока не подпускала его к себе. Я позвал его «Орлик!», жеребенок услышал, подошел и уставился на меня. И такая у него была славная мордашка, такие доверчивые глаза, что я ощутил внутри себя приятную теплоту. Так бывает, когда гладишь котенка или щенка.
Вот за что маленьких так любят - не важно, звереныша или ребенка? Наверно, за то, что они слабые и доверчивые и хочется защитить их. Ну и, конечно, все они такие хорошенькие, глазастые, тепленькие. В соседней загородке возились и довольно похрюкивали свиньи. Вчера мы только мельком взглянули на них. Я в первый раз видел свиней так близко. А что – очень симпатичные, белые, гладкие с серебристой щетиной, а глазки с белыми ресницами голубые. И вовсе не такие грязные, как о них говорят.
А куры свободно расхаживали по всей усадьбе, хотя у них был свой дворик с сарайчиком. Петух был просто красавец – он переливался разными цветами, как участник бразильского карнавала. Куры выглядели поскромнее, в основном, коричневые. Между ними бегали подросшие цыплята.
После сытного завтрака с творогом, сметаной, вареными яйцами, крепким чаем с оладьями и медом, я почувствовал себя Вини-пухом, захотелось прилечь. Папа и Пашка тоже отдувались от сытости.
- Че, осоловели? – улыбнулся Василий. – Сейчас это пройдет. Нина вам сделала чай с сагаан-дайля. Кустарник у нас такой в Саянах водится, вид багульника. Бодрость придает. А по-русски он называется красиво - «белое крыло». Когда домой поедете, я вам обязательно дам этот чай.
Пока он говорил, я уже почувствовал, как сонливость быстро уходит. По остальным это тоже было видно.
- Ну, что, поехали! Татьяна! Ты готова?
- Сейчас! – раздалось из соседней комнаты, и оттуда вышла Таня, совсем непохожая на вчерашнюю - красивая девчонка с пышными распущенными по плечам кудрями. Зеленые глаза сияли, здоровый румянец, скрывал неяркие веснушки. Обтягивающая белая футболка и джинсы так шли к ее крепкой фигуре. Я просто обалдел и взглянул на Пашку. Он уставился на Таню немигающим и, я бы сказал, туповатым взглядом, даже рот приоткрыл, очень уж его потрясло такое преображение.
Я невольно сравнил ее с Надей Ялышевой и с радостью понял, что одноклассница нисколько не проигрывает, только она блондинка с толстой косой. А ростом девчонки одинаковые. Мне так на душе стало хорошо, и я решил вечером обязательно позвонить Наде. Дядя Вася подмигнул нам – знай наших. А тетя Аня с такой любовной улыбкой смотрела на дочь, совсем как моя мама на сестренку Лизу.
Оказывается, Таня встала вместе с матерью, они подоили коров и приготовили завтрак. Вкусные оладьи пекла Таня. Мишка на рассвете убежал с другом ловить рыбу. Вот так они и живут, всегда чем-то заняты. Даже стало неловко за свое безделье. Ничего, мы это исправим.
50. На могиле предка. Заимка Петра. Дед Иван.
Мы пошли к машине, Таня куда-то исчезла и вернулась с красивым букетом тюльпанов, она за ними в теплицу бегала. Мы как-то подобрались, построжели, ведь ехали на могилу Аристарха Николаевича Павлова. У меня даже подрагивали пальцы, и я сцепил их вместе. Папа молчал всю дорогу. За мостом мы свернули влево и поехали по лесной дороге. Вокруг был сосновый бор, величественные деревья медленно покачивали верхушками. Здесь они были очень высокими. Василий сказал, что несколько лет назад село с трудом отстояло этот лес от порубщиков.
«Нива» въехала на выкошенную поляну, где стояла небольшая крепкая изба, рядом небольшой огород. Это была заимка Петра Хлебникова, где скрывался несколько лет Павлов Аристарх Николаевич. Из избы вышел высокий худощавый старик, смуглый от загара с седыми, коротко остриженными волосами. Внук Петра. Он протянул руку: «Ну, здравствуйте». Иван Федорович оказался неразговорчивым. Он просто сказал: «Пошли». По протоптанной тропинке мы прошли к могиле. Это был продолговатый, аккуратный холмик, сверху насыпана земля и посажены цветы, еще не расцветшие. Вокруг аккуратно насыпан песок, а вся полянка просто полыхала крупными оранжевыми жарками. На могиле был поставлен большой, крепкий крест. Надпись, действительно, вырезана на светлой металлической пластинке и зачернена. Василий снял кепку.
Мы, молча, постояли. Что мы чувствовали? Думаю, об этом рассказывать не надо – это понятно. Потом папа с Василием прикрепили к кресту овальный портрет нашего предка, сделанный на эмали еще дома. Таня поставила на могилу банку с букетом. Иван Федорович перекрестился первым, за ним все мы. Папа сказал:
- Спасибо за все, что вы сделали для Аристарха Николаевича. Пусть все так и остается, ничего менять не надо. – Старик одобрительно кивнул.
Потом мы попили в избе чай на травах, с июньским медом. У Хлебниковых неподалеку была пасека.
Мне показалось, что старик после чая подобрел, размяк, и я решился прервать молчание:
- Иван Федорович, а вы знали доктора Черных? – и взглянул на дядю Васю. Он едва заметно подмигнул и кивнул.
- Сергей Михалыча-то? Ишо как знал. Он мне аппендицит вырезал. Мне тогда десять лет было. Бабушка со мной в больнице сидела, караулила, чтоб воды не выпил, только рот смачивала. А я дождался, когда она заснет, сполз с кровати и напился воды. Михалыч тогда бегом прибежал. Ниче, обошлось, – старик улыбнулся, и мы немедленно воспользовались его хорошим настроением.
- А что вы еще о нем помните?
- Да много че. Вот в пятьдесят третьем зимой арестовали его. Дескать, травил больных. Написал на него один гад. Народ собрался у больницы. А гад этот не знал, что его баба видела, как он донос пишет, и людям рассказала. Наши его чуть не разорвали. Заставили признаться, что оклеветал он Сергей Михалыча. Увезли его в район. А дальше не знаю. А врача отпустили.
- А фамилия этого гада, случайно, не Михайлов? – спросил Пашка.
- Откуль ты знашь?
- Нам Галина Николаевна написала об этом предателе.
- А… вон оно как. Он ить у нас один такой был. Да, тьфу на него!
Мы перевели разговор на другое.
- Мы знаем, что доктор занимался водой из целебного родника.
Папа рассказал о дневнике экспедиции нашего предка. Старик закивал головой.
- Когда батя с войны пришел в сорок шестом, мне лет восемь было. Водил он меня сюда.
Тогда он сказал, что тут дедушка наш живет, только об этом молчать надо. Добрый такой был старик, рассказывал мне о камнях всяких, о воде из родника, что когда-нибудь научатся ее хранить, и многих болезней не будет. А вода эта, в самом деле, живая была, только вот на месте лечила, дальше никак.
- Как же пропал этот родник? – спросил папа. Иван Федорович повторил рассказ Галины Николаевны: «Каки-то нелюди притащились, копали там. Нам бумагу показали, что государственное задание, а потом камень в землю ушел, и ключ пропал».
- Какой ключ? – удивился я.
- Родники так называют, объяснил папа. – И в самом деле, почему ключ? Как будто от какой-то тайны земли.
- А так оно и есть, - сказал Василий. - Отчего в этом ключе такая вода была?
Мы с Пашкой посмотрели друг на друга – можно ли сказать. Этим людям можно. И рассказали о камне, из-под которого вытекал родник, - что он неземного происхождения и содержит новый элемент. Таня, которая до сих пор молчала, воскликнула:
- Так это же открытие века! Классно! Возьмете меня в вашу экспедицию? Я тут все знаю. Папка, отпустишь?
- А почему нет? Днем ты свободна, только утром да вечером матери поможешь, да в огороде еще кое-какая работа есть.
- В огороде мы вам поможем, - сказал с энтузиазмом Пашка и тут же смутился, покраснел, но закончил, - а, что – скоро прополка пойдет, дело знакомое.
- Это само собой, - сказал папа.
- Ладно вы говорите, - сказал старик. – Значит, камень будете искать, продолжать дело Павлова?
Мы подтвердили и попросили помочь в поисках. Иван Федорович сказал, что приблизительно место знает, но там все заросло, шутка ли – лет семнадцать прошло.
- Когда камень пропал, люди стали бояться туда ходить, - сказал Василий, - говорили, что нечисто там стало. И шаман это подтвердил. Так и потеряли место.
- Пойдемте, я вам покажу, где примерно это место, - поднялся старик.
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2013/03/16/1670