НА ФОТО: Шимко Николай Ефимович и Екатерина Ивановна (Гречкина) со старшим сыном Николаем, снохой Антониной и внуком Владимиром. Новый 1974 год. Кочубеевский район Ставропольского края, хутор Раздольный.
***
В 2009 году мною был написан рассказ «Исповедь матери», который публиковался в районной газете «Благодарненские вести» и в моей первой книжке «Картина Репина». Этот рассказ, - в котором Акулина Антоновна открывает дочке Елизавете тайну о том, что у нее есть старшая сестра Екатерина, - я привожу здесь, но уже дополненный в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
…Володя в хорошем настроении после второго курса сельскохозяйственного техникума возвращался на летние каникулы. Семестровые экзамены не сдавал, за отличную учебу, как сегодня говорят, получил бонусы: годовые оценки ему выставили по всем предметам «автоматом».
- Дополнительные три недели каникул не помешают, - размышлял «студент», - надо с друзьями встретиться, вдоволь порыбачить, позагорать, поработать в колхозе имени Чапаева на уборке урожая на комбайне. Каждый сельский пацан обязан летом поштурвалить на современном, самоходном комбайне СК-3 или СК-4, в крайнем случае, можно подзаработать денег и на разгрузке-погрузке зерна на току. Но это, менее престижное занятие, для девчонок.
Планам Володи на это лето не суждено было сбыться, и он это понял, как только переступил порог родного дома.
- Здравствуйте! – сказал он и поставил на земляной пол чемодан с книгами и вещами.
В комнате, а она в их доме была всего одна, в которой четвертую часть занимала русская печь, сидела мама Лиза, вокруг нее – несколько женщин, соседок и знакомых. Все они плакали, вытирали слезы, кто носовым платком, а больше концами косынок.
Увидев сына, мать зарыдала:
- Сынок, сыночек… Что она с нами сделала? Камень у нее, а не сердце…
Мать была в таких расстроенных чувствах, что не могла даже подняться навстречу сыну. Володя подошел к матери, обнял, поцеловались:
- Мама… Что случилось? С отцом что? С сестрами?
У Володи было четыре сестры. Отец, Илья Иванович, работал в колхозе чабаном и редко бывал дома. В те годы колхозные отары зимой находилось на отгонных пастбищах Черные земли на территории Калмыкии, и только после стрижки в конце июня овец на формировку и выбраковку перегоняли домой.
- Нет, не с отцом… Бабушка Куля письмо прислала… Нынче письмоноска принесла…
- Прислала, ну и что? Она и раньше присылала.
- Сыночек, дорогой! Почитай… Почитай, что она пишет.
Мать вытерла лицо мокрым от слез рушником и подала письмо Володе. Женщины переглянулись между собой, письмо ими было перечитано уже несколько раз. Они поняли, что оставаться в хате им дальше неуместно и… разом заговорили:
- Лиза… Лизавета… Кума… Ну, мы пойдем… Не горюй! Радоваться надо! А матери твоей Кульке – Бог судья! Он ее накажет… На «страшном суде» с нее спросится…
***
Володя по рассказам матери знал: Акулина и ее младшая сестра Варя в конце двадцатых годов ходили на заработки в зажиточные казачьи семьи на Кубань, батрачили. Акулина вышла замуж за вдового казака Ивана Гречкина, у которого уже было две девочки от первого брака. От Ивана Акулина родила Елизавету и Любу. В 1933 году Иван умер. По каким причинам ее отец умер, Елизавета сыну не объясняла. Это откроется только в январе 2013 года.
А в далеком 1966 году Елизавета говорила:
- Не помню ни деда Абрама, хотя он и жил с нами, ни отца Ивана… Голод был в 1932 и 1933 годах. Если бы не учитель сельской школы хутора Казинского, который нам помогал продуктами, все бы мы погибли от голода…
Я же, воспитанный со школьной скамьи на коммунистической идеологии, в 2009 году писал: «…Володин дед Иван был родом из казаков, поддержавших советскую власть. В голодные тридцатые годы Иван тяжело заболел и умер. Хотя он и заведовал зерноскладом в колхозе, но преданный революции коммунист по принципиальным соображениям воровать колхозное добро не мог. То, что моего деда Ивана могли арестовать и приговорить к 5-ти годам лагерей за антисоветскую агитацию, у меня и в мыслях не было!
***
Прошли годы. С 1942 года Акулина Антоновна Щеголькова (Гречкина) с семьей проживала на руднике «Кумак» в Оренбургской области, а ее дочь – Елизавета Ивановна Пузикова (Гречкина) – в хуторе Копани Благодарненского района Ставропольского края. Много лет мать и дочь не встречались. Лиза не могла бросить своих пятерых детей и ехать за тридевять земель, а у мамы Акулины были свои, не менее важные, причины.
И вот письмо родной, но такой далекой бабушки, у Володи в руках. Что же пишет бабуля, родная кровиночка, которую он видел лишь на фотографии в кругу семьи Щегольковых.
После обычных приветствий мать сообщает дочке: «…Лиза, болеть часто я стала в последнее время, здоровья совсем уже нет. А сильнее всех болячек болит мое сердце. Тяжкий грех лежит на нем. Пойти бы в церковь, замолить грехи мои большие, но нет в рабочем поселке, ни храма, ни молельного дома. Думаю: «…Помру, и ничего вы не узнаете, детки мои, дочурки дорогие. Я не скажу, а чужие люди тем более не скажут… Не откроют моей тайны…»
У мамы Лизы снова полились слезы из глаз, а сын продолжал читать вслух: «…Есть у тебя, Лиза, сестра старшая. Зовут ее Катей. Когда я уезжала с хутора Казинского-2 на родину в хутор Копани, забрала с собой вас, родных дочек, тебя и Любу. А Катю я оставила родственникам покойного мужа. Катю они взяли с радостью. Ведь понимали: куда мне с тремя детьми? Не справлюсь… Пропадут голодные, разутые и раздетые…
С тех пор я не интересовалась, что с Катей, как там она? Считала, что прижилась она в новой семье. Свои родные сироту в обиду не дадут. А сама сейчас думаю: не права я, и корю себя за это, и ругаю. Ночами, бывает, не сплю, плачу в подушку. Муж Герасим проснется, спросит: «Что не спишь?» А я говорю: «Сон страшный приснился...»
- Мама, - оторвался Володя от письма, - и чего ты так расстроилась? Родни прибавилось, чего горевать? Узнать бы только, где они живут?
- Читай, читай, сын… Дальше она пишет…
И Володя продолжил читать бабушкину исповедь: «…Когда я переехала в Нальчик на рудник к Герасиму Тимофеевичу, то скрыла от него, что у меня две дочки. Сказала, что одна, Люба. Тебя оставила с дедом – Шулениным Антоном Васильевичем на хуторе Копани. А после смелости не хватило открыться Герасиму. Потом уж дети от него пошли: Елена, Антонина, Анатолий. Когда молодая была, думать про Катюшку некогда было. Работа тяжелая на руднике, дети малые, а заботы большие.
А сейчас, так и наплывет, так и наплывет на сердце тоска. А кому жаловаться? Сама виновата. Прости ты меня, дочка, что оставила тебя без материнской ласки. Прости, что разбросала вас, сестер, по дальним углам. Нет мне прощения на этом свете, а на том, тем более.
Прошу тебя, Лиза, брось все дела, найди Катю, расскажи ей все. Пусть она меня простит. А жить она должна на хуторе Чекист Кочубеевского района. Там вся наша родня по линии отца – казаки. А фамилия у них – Гречкины…»
***
Через три дня Володя с матерью отправились в путь на поиски Катерины. До Невинномысска добрались часам к трем, а там до хутора Чекист «рукой подать». Но по неопытности их путешествие затянулось до позднего вечера, ведь у них на руках в качестве ориентира был только почтовый адрес. Кочубеевский район: они из Невинномысска автобусом поехали в село Кочубеевское. А это совсем в другую сторону.
Беломечетский сельский совет: они из села Кочубеевского рейсовым автобусом добрались до станицы Беломечетской. И опять не туда! А солнце уже зашло за горизонт, стало темнеть. Стояли они на проселочной дороге в сторону станицы Георгиевской, до которой 14 километров, а от нее до хутора «Чекист» еще 9 км.
Выручил их водитель колхозного молоковоза, который направлялся в стороны станицы:
- Говорите, к Гречкиным в гости? А к кому? Гречкиных у нас много…
Володя:
- К тете Кате! Больше ничего не знаем…
- Понял! Тогда вам не к Гречкиным, а к Шимко Николаю Ефимовичу, нашему бригадиру. У него жену зовут Екатерина. Да я вас под двор и подвезу, заодно бригадиру накладные на молоко сдам…
Через час встреча сестер состоялась. Были слезы счастья и радости, три дня праздновали, встречали гостей и ходили по родственникам. У Екатерины Ивановны Шимко (Гречкиной) была семья, дети.
От первого брака она родила дочь Марию. В браке с Николаем Ефимовичем у них родились дети: Николай, Василий и Надежда. Через неделю мама Лиза уехала домой, а Володя гостевал до середины августа.
На следующий год на родину приехала бабушка Куля, так ее звали близкие. Собрались родные вместе, и она просила прощение у дочек, стоя на коленях. Потом Володя с бабушкой ездили в храм города Невинномысска, ставили свечки «за упокой и за здравие».
Здесь Володю познакомили еще с одним родственником, набожным стариком, который занимал при церкви, какую-то важную должность. Это был средний брат Гречкиных – Петр Абрамович, которого в 1932 году осудили первым и дали всего три года лагерей. По тем временам, срок небольшой! Ему исполнился 71 год, а проживала его семья в городе Невинномысске по улице Революционной.
Запомнился небольшой домик за забором из резного штакетника, тенистый дворик и неторопливый разговор в беседке за чаем. Петр Абрамович предложил внуку бросить учебу в техникуме и поступить учиться в духовную семинарию.
- Я – комсомолец, атеист, - ответил Володя. И для убедительности «выдал» цитату из первоисточников марксизма-ленинизма: «Религия – опиум для народа».
Хотя от подарка деда, журнала-альманаха Московской Патриархии, не отказался и долго его хранил как память о пребывании на малой исторической родине.
В 1971 году в гостях у Петра Абрамовича побывали дочки Елизаветы – Люба и Нина. Они жили у деда, пока Нина сдавала экзамены в химико-технологический техникум города Невинномысска.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
16 марта 2013 г.
Гор. Благодарный
Владимир Пузиков