Во всей природе дышит сладострастье,
И только люди покупают счастье!
М.Ю.Лермонтов
Красный Курган – поселок, где находится конезавод. Две тысячи лошадей, которых поставляют воинским частям, продают за границу на аукционах. Вокруг горы. Необъятные гладкие кавказские горы. Первые дни, как только Лена приехала, после тесных улиц большого душного города, где и неба-то порой не увидишь, они так чарующе влекли ее к себе. Своей свободой, таинственностью и совершенством. Здесь находился санаторий – несколько двухэтажных каменных корпусов. И Лена шла каждое утро к ним по полевой дороге. Все дальше и дальше, но все же так и не решалась добраться до цели. На пути вставали кошары, кидались собаки, выезжали всадники на конях – красивые молодые карачаровцы. Приглашали в гости. Лена пугалась и возвращалась обратно.
Сам поселок неуютный, пыльный. Но отдельные каменные дома – красивы. Выложены из белого кирпича и украшены ажурной металлической решеткой по крыше. В них размешалось от четырех до восьми комнат, в которых жила одна семья, обычно – многочисленная.
Компаньонкой по комнате оказалась женщина лет сорока – ярко крашеная блондинка, модно одетая, ее землячка: работала главным бухгалтером на одном из предприятий их города.
Как всегда в таких случаях, два человека, особенно женщины, оказавшиеся волею судьбы рядом, в достаточно интимной обстановке – комната на двоих – и на довольно длительный срок, они тотчас принялись за взаимные излияния. Больше, правда, исповедовалась Мария.Была она замужем, имела уже взрослую дочь. Мужа не любила, - тут же призналась Елене. Так часто говорили женщины, которые приезжали на отдых. Видимо, стараясь получить у окружающих индульгенцию за будущие грехи… Впрочем, курортные нравы хорошо всем известны и не вызывали ни у кого ни особого удивления, ни осуждения. Мария тоже была в этом деле не новичок. Не в пример Елене.
Елена – приятная шатенка, с большими серыми глазами, изящной фигурой. Тридцати трех лет. Незамужняя. Недавно она рассталась со своим мужчиной, который был женат и имел ребенка. И хотя их отношения продолжались около года, она так и не могла примириться с этим, переживая, что крадет чье-то счастье. И – не дай Бог! – узнает жена, и что тогда будет?.. Ее - праведницу, никогда не решавшуюся ранее на такое, терзали моральные угрызения, хотя годы уже уходили, а настоящая любовь с замужеством так и не настигала ее. Да и где было встретить ту «настоящую любовь», если почти все время проводила на работе, в библиотеке. Библиотечная работа, такая на вид легкая интеллигентная, на самом деле достаточно трудоемкая и кропотливая.
Мария рассказывала Елене о своих прежних любовных приключениях. На курорт
она ездила каждый год. И не скрывала, что намерена завести новый роман. Уже приглядывается к отдыхающим здесь мужчинам.
Однако контингент санатория оказался невелик, потому и выбор ограничен. Но она не пропускала ни одних танцев, на которые всегда приходило много местных. Санаторий для скучного поселка, живущего по строгим национальным традициям, особенно требовательным к женщинам, служил чем-то вроде казино для свободных кавказских мужчин. Запретным и привлекательным. Выиграешь или проиграешь. И они липли сюда, как мухи на мед. Мужчины – те еще сластены.
Мария пыталась тянуть за собой и Елену. Лена танцы не любила. Да и не очень хорошо танцевала. Так и не научилась по-настоящему с юности. Хотя еще в школе, кажется, в восьмом классе, ходила на кружок танцев. Правда, вскоре, из-за отсутствия практики и своей застенчивости забыла все правила. Хотя нынешние «танцы» совсем не походили на те, что когда-то так называли. Это походило на какое-то копошение в темноте, похожее на возню жуков на клочке земли. Останавливало и то, что танцевать с кем попало неприятно, а отказывать неудобно. А кавказцам, предупредила Мария, и вообще опасно. Сидеть же в сторонке и того хуже. Встретить достойного человека в такой обстановке – вообще маловероятно. Эти временные связи всегда преследовали одну цель и не предвещали ничего хорошего.
- А любви нет…
- Да что ты знаешь о любви, - возражала Мария, уже достаточно поняв характер и образ жизни своей напарницы и наблюдая ее поведение здесь. – Ты же шарахаешься от мужиков, как от прокаженных. Мужчина не поймет, любит ли он женщину, пока не проведет с ней ночь. Это они и считают любовью.
- А я не могу Этого, пока не полюблю мужчину.
- Так люби! Кто тебе мешает? Как ты можешь полюбить мужчину, если ты боишься их и не хочешь вступать с ними ни в какие отношения?
- Для меня любовь – чувство духовное.
- Ду-у-хо-о-в-но-о-е…, - насмешливо передразнивала Мария.
– А ты видела, как светятся глаза у тех женщин, у которых здесь есть мужчины?
Их разговоры и споры на эту тему порой затягивались далеко за полночь. Ведь именно ночь и способствует подобным откровениям. Не заканчивались они и днем, когда гуляли по парку или окрестностям местного селения. Встречавшиеся мужчины бросали в след: «Какие женщины! Жить хочется, когда видишь такую женщину. Ну и цвести охота…».
- Вот видишь! – говорила Мария.
Они почти не расставались, лишь иногда разное время лечебных процедур отделяло их друг от друга.
Во время одной такой вынужденной разлуки, соседки по столу, казашки, две Тани, как они назвали себя на русский манер, а на самом деле Талшин и Танслу, позвали Елену пойти с ними на Красный Курган – местную достопримечательность. Она согласилась.
Дорога оказалась дальней. Взобравшись, наконец, на одну из вершин, вдруг увидели всадника. Во всем черном – и обмерли от страха. Во всяком случае, страх испытала Елена. Как он подъехал, никто не слышал. Обнаружил себя уже шагах в тридцати от них.
- Вы на Курган пошли? – поинтересовался горец.
- - Да. Коньяк раскапывать, - охотно заболтали девчонки. - Нам сказали, что там бутылка коньяка зарыта.
- Вот все и ходят, чтобы ее раскопать, - рассмеялся он. – Проще сбегать в магазин.
- Что там смотреть? – продолжил незнакомец. - Здесь есть места покрасивее. Вы были на ледовых водопадах?
- Нет. Покажите нам водопады. А это далеко? – затарахтела Талшин – маленькая щуплая казашка с суетливыми черными глазками.
- Можно съездить. Пойдемте сейчас со мной в кошару, я уговорю своего друга, и он нас свозит.
Девицы загорелись.
- Я не пойду, - возразила Елена и повернула обратно.
- Пойдем, пойдем, - потянули ее девицы.
- Нет. Я боюсь…
Всадник быстрым взглядом стрельнул в нее. Ей и хотелось посмотреть водопады, и какой-то ужас охватывал всю. Наслушавшись всяких историй, здесь, на лоне дикой природы, ей казались все такими же дикими.
- Ты не знаешь мусульман, - опять затараторила Талшин, - они никого не тронут. Они очень гостеприимный народ. Мы и в гостях у них были. Они все для нас сделают.
Их было трое. И Лена решилась.
Всадник стал медленно спускаться по тропке с гор. Они шли за ним. Елену чаровала лошадь. Она давно мечтала поездить на лошади, даже в конный поход собиралась. Сказала об этом вслух.
Карачаевец тотчас спрыгнул с коня.
- Ну, кто самый смелый?
Девицы тотчас заломались. А Елена, сразу забыв обо всем, ринулась к лошади. Высокий, красивый конь. Забраться на него оказалось непросто, да и одежда на ней неподходящая – пальто, юбка. Но конник тотчас подхватил ее на руки – она еще барахталась - и закинул на седло. Затем, подправив его, взял коня за узду, а ей отдал поводья. И повел по тропе.
Верхом на коне, среди раскинувшихся вокруг необъятных гор и простора, от которого дух захватывало, невольно чувствуешь себя настоящим царем природы. Она даже забыла о своем страхе, лишь иногда в ужасе замирала: а вдруг он угонит ее куда-нибудь вместе с лошадью, ведь ей с нее уже не слезть.
Конник вел коня, а девицы шли сзади. Наконец, добрались до кошары.
В это время к Хызыру, начальнику кошары, пришли гости, и нужно было зарезать жеребенка. Прогулка на водопады задерживалась. Девушки стояли у решетчатого металлического забора, за которым находились кони, и разглядывали их.
Вышедший из кошары Хызыр – симпатичный курчавый небольшого роста мужчина оглядел их.
- У тебя есть семья? – почему-то поинтересовалась Танслу. Поведение Елены, по-видимому, удивляло девиц.
- Есть, - солгала та.
Стараясь ускорить процесс, Маджир, так звали нового знакомого, сам зарезал жеребенка.
Наконец стали усаживаться в машину. Лена все еще ежилась от страха и необычности ситуации. Да и мужчины были молодые – как раз для девиц. Чувствовала себя очень неуютно – лишней. Решила держаться отстраненно.
Расположились втроем на заднем сидении. Мужчины впереди.
- Что мы головорезы какие-то, чего нас бояться?.. – сказал Маджир.
- Кто-кто, а Миша точно – головорез. Сейчас только жеребенка зарезал, - пошутил Хызыр.
Все рассмеялись.
Миша болтал, поглядывая на Елену, играя глазками.
Стали говорить о карачаевцах. Талшин заметила, что такой нации нет.
- Еще Толстой писал..., - сказал Миша. Затем процитировал Лермонтова. Лена с удивлением слушала его. Заговорил о Кайсыне Кулиеве:
- Вы слышали о нем?
Вначале он показался Лене диким, темным.
Ледовые водопады – сказочное место, здесь, в недрах гор. Заросшие льдом, то в виде огромной хрустальной люстры, спускающейся с высоты, то словно пещерные сталактиты, свисающие с гор, и сталагниты.
Маджир вел их обледенелой каменистой туристической тропкой по всему водопаду, почти всю дорогу перетаскивая Лену на руках. Елена балдела от такого рыцарства и проникалась к нему все большей симпатией. «Воспламенив их воображенье, повелевал он без труда…», - писал когда-то Лермонтов о воздействии кавказских мужчин на русских женщин.
- Я думала, что водопады – дикое место, - сказала она.
- Нет, там есть турбаза и кафе – летние.
Она не поверила.
- Спорим: рубль за сто? – он протянул ей руку. Девицы разняли их.
Они зашли в домик. Хозяин его – маленький щупленький мужичок с красными глазками встретил как-то застенчиво. Расставив стулья и пригласив «быть, как дома», мужчины усадили гостей. На стол поставили бутылку коньяка, бальзама, конфеты, лимонад. Хызыр пить отказался. У него траур – умерла тетка и по их обычаю он год не должен пить, посещать увеселения.
- Вы веруете? – спросила Елена.
- Каждый человек во что-нибудь верит: кто в партию, кто в бога, кто в аллаха.
Маджир был в ударе. Вероятно, от выпитого вина, - подумала Лена. Говорил, что он хозяин этих водопадов, что часто водил сюда экскурсии, что его все знают, что у него здесь своя летняя комната. Рассказывал, что на конезаводе часто бывают иностранцы, снимают документальные фильмы. Во многих участвовал сам, в том числе в «Аукционе».
Елене все казалось, как в сказке. Она всегда слышала, как красиво умеют ухаживать кавказцы. Иногда видела это со стороны. Но сама старалась никогда не вступать с ними в близкие контакты. И как проигрывали в сравнении с ними «русские мужики, которые ходят к любовнице, чтобы водку пить».
-«Да русским женщинам нужно орден давать только за то, что они живут с такими», - говорили обычно в таких случаях восточные рыцари.
Когда путешествие закончилось, Хызыр лихо подвез их на машине прямо к санаторию, что очень смутило Елену. Она просила, чтобы остановились где-то в отдалении. Девицы не возражали. Вероятно, им даже льстило это.
Манжир назначил Елене свидание…
Она очень волновалась. Никак не могла решиться. Была, как в угаре. Рассказала все Марии.
- Иди, конечно. Ты посмотри – какие джигиты тебя «сняли». Они «секут». Они «сняли» самых красивых женщин. Грузины всегда берут самых красивых женщин...
Лена все же колебалась.
- Ты не чувствуешь себя царицей. В тебе женщина с опущенной головой, - убеждала ее Мария. - Я хочу, чтобы женщина в тебе подняла голову.
- А как ты увязываешь все это с моралью? Ведь мораль для всех одна. Ты же воспитываешь дочь, - снова возразила Елена.
- Я ее воспитываю жизнестойкой, чтобы она не падала в обморок, если ей мужчина цветы подарит…, - летели камешки в Ленин огород.
- Я была на грани жизни и смерти, - делилась Мария, - поэтому я ценю жизнь. - А для тебя жизнь – что зубная боль. Я всему радуюсь в жизни. Вот выйдет солнышко, я ему радуюсь.
- Я тоже радуюсь солнышку.
- Но ведь в жизни много и других радостей.
- А у меня есть и все другое. Я люблю музыку, поэзию.
- У меня на все хватает время, не то, что у тебя. У тебя все дождичек, а я хочу, чтобы у тебя была гроза, чтобы ты обновилась… В нашем возрасте уже нечего бояться. Скоро на нас вообще смотреть не будут.
И Лена решилась.
Они встретились вечером на берегу реки, среди зарослей кустарника и высокой травы. Дневной жар уже спал, и легкая прохлада, ветерок от воды холодили тело, освежали горящую голову. Все-таки внутреннее напряжение не покидало Елену. Однако волшебство южной природы вокруг, красивый молодой мужчина рядом, ЕЕ мужчина, – расслабляло. Какая бы женщина не была счастлива этим? Например, Мария…
Но то, что могло бы сделать счастливой Елену, то, что влекло ее к мужчинам – желание душевного общения, «обмена душами», как называла она, не происходило.
Она понимала: прелюдия - катание на лошади, прогулка к водопадам, вино, конфеты - завершилась. Согласно мужской природной программе действие двигалось к кульминации. И все же зачем-то спросила:
- Ты любишь жену?
- Я люблю своего коня, – резко ответил Маджир. Затем продолжил:
- Можно любить коня, винтовку, пистолет… У нас так не говорят. Женщину можно уважать. У нее есть дом, хозяйство, дети, деньги. Чего ей еще надо? А остальное ее не касается.
По местным обычаям, Елена уже знала, девушку до замужества мужчины не видят, молодые не встречаются. До замужества девушки никуда не ходят. Сватают их старшие. Позднее, с мужем, они уже могут посещать общественные места.
- Дикие… с Урала…- помолчав, почему-то сказал Маджир. Она обиделась:
- Почему дикие?
Впрочем, это было недалеко от истины. Она, действительно, была дикаркой. Вот и Мария говорит… Неужели это понял уже и он?
- Ну, вы же считаете кавказцев дикими. Вся страна так считает, - пояснил он.
- Зачем насильно?.. – снова заговорил, видимо, отвечая своим мыслям. – У меня брат сидит за изнасилование иностранной туристки из Германии. Всегда же можно договориться… Вот в прошлом году я отлично провел месяц с одной москвичкой.
- Зачем тебе это? – снова глупо спросила Елена.
- Се ля ви…
- Но это же мгновения.
- Дай аллах, чтобы вся моя жизнь была такая, как эти мгновенья.
Лена вспомнила слова Марии: «Вот приеду домой, куплю водки, зажмурюсь и отдамся мужу…». Видно, не так уж она сладка эта семейная жизнь, о которой всегда мечтала она. Как впрочем, всякая жизнь. Но люди умеют скрашивать ее мгновеньями, вот такими мгновеньями…
- Но… я так не могу. Здесь…
- Ну, давай поедем в город. Я сниму комнату. У меня там есть знакомая женщина. Сейчас обговорим все до нюансов.
Елена молчала.
«Любовью женщин, их тоской он веселился, как игрой; но избежать его искусства не удалося ни одной…», - снова вспомнился Лермонтов.
И Елена согласилась, добавив:
- На зло всей жизни.
- На зло жизни? – удивился он. – Потом все расскажешь…
На следующий день в город отправлялся санаторный автобус: отдыхающих везли на концерт. Вместе со всеми поехала и Елена.
Встретившись, Маджир повел ее в ресторан. Небольшое уютное помещение, несколько столиков, полумрак. Народу почти не было. Угощал национальными блюдами, вином. Только Елена почти ничего не ела. Цыган - скрипач играл что-то на своей скрипке, иногда подходя к их столику и исполняя музыку только для нее.
Наверное, они неплохо смотрелись. Успевшая уже подзагореть под южными лучами и посвежеть от лечебных процедур, Елена хорошо и молодо выглядела. Светлое нарядное платье особенно подчеркивало ее, вновь обретенную, смуглость и элегантно облегало фигуру. Да и кавалер был недурен. И все же не испытывала никакой радости, словно находилась под гипнозом. В такой ситуации она впервые.
Из ресторана шли узкими, темными, без единого огонька, улочками, с тесно переплетенными вверху кронами деревьев, словно по тоннелю. Южные ночи поразительно черны - «как в желудке у негра», - вспомнилась дурацкая присказка. Но и это не развеселило Елену. Молча, словно сомнамбула, она следовала за мужчиной. Сознание и воля покинули ее с того самого момента, как они встретились вечером или еще раньше, когда Елена, после долгих мучительных терзаний, все же решилась на эту встречу.
Наконец пришли в какой-то маленький, весь утопающий в зелени, очевидно, то был сад, домик. Хозяйка, простая, лет шестидесяти, женщина, непонятной для Елены национальности, скорее всего местная, приветливо улыбнулась Маджиру, как старому знакомому. И передала ключ от комнаты. А Елене - свежие полотенца и указала, где можно принять туалет. У Елены мелькнула мысль, что она, наверное, презирает ее, как сама всегда, когда узнавала о подобном, осуждала других женщин… Но хозяйка зарабатывала на этом деньги.
Комната, в которую они вошли, пройдя длинным узким коридором, или это была веранда – Елена не поняла - оказалась небольшой, чистой, с маленьким столиком у окна и ночным светильником на нем в виде грибка, с зеленым абажуром, и двумя стульями по сторонам. Над столиком висело большое зеркало. А у стены находилась аккуратно заправленная широкая кровать…
…Но та ночь не одарила их счастьем. Сильный стресс, в котором находилась Елена, убил в ней плоть. Скован, стеснен был и Маджир. «Конечно, - скажет потом Мария - для него это было все равно, что с киноартисткой…»
Не получилось и разговора.
- Ты сказала: «На зло всей жизни». У тебя была плохая жизнь? – спросил он.
- Нет, хорошая. Даже слишком…
Именно она–то, - подумала Елена, - и толкнула ее на это. Боль лечат болью. Подобное подобным, - говорят гомеопаты. Но, оказывается, и это не приносит облегчения. Елена хотела, решившись на эту хирургическую операцию, избавиться от затянувшегося идеализма и романтизма, которые не принесли ей счастья. Познать жизнь в ее реальности, в той ее ипостаси, которая до сих пор была не ведома ей. Чему, быть может, иногда завидовала, видя, как умеют «красиво жить» другие женщины. Но опять стала жертвой того самого романтизма.
- Мне всегда нравились мужчины…, - зачем-то опять сказала она. И не договорила, боясь обидеть.
- Тебе нравились образованные? – догадался он. – А я – десять классов и двоешник.
- Ее рассмешило и одновременно умилило это. Нет, он определенно умен. И в нем что-то есть…
Общение со столь необычным, далеким от всей ее прежней жизни, человеком, мужчиной, обогащало. Открывало какие-то новые, до толи не известные, стороны жизни. Удивительные человеческие качества, особенности мужской психологии. Каждая его фраза, слово казались ей шедевром.
Вот только поняла это потом. А в тот момент сознание опять покинуло ее. А душа, отделившись от тела, поднялась вверх, так бывает, говорят, во время клинической смерти, и как бы наблюдала за всем со стороны. И все происходящее, казалось Елене, было не с ней. Словно она смотрит кино или читает об этом в книжке…
Обратно возвращались молча. А, появившись в селе, тотчас разошлись в разные стороны…
Как только Елена вошла в свою комнату – Марии не было - она бросилась на кровать и зарыдала. Боль, стыд, обида душили ее. Тело сотрясала дрожь, которая не прекращалась несколько часов. Два дня не выходила из комнаты. Мария иногда прихватывала что-нибудь для нее из столовой, но Елена не притрагивалась к еде.
Когда ураган чувств, разразившийся в душе, пролился ливнем слез и немного поутих, а утраченное на это время сознание стало постепенно возвращаться к ней, оно тотчас со всей жесткостью и беспощадностью логики принялось анализировать происшедшее.
Зачем она это сделала? Зачем? Чего хотела? На зло всей жизни? Сыграть чужую роль? Но душу, взращиваемую годами и десятилетиями, нельзя за один день, один час извлечь изнутри и заменить другой. Так не бывает!
Но почему он выбрал ее? Ведь девчонки - казашки, втянувшие ее, взрослую дуру, в эту авантюру, моложе? Да, она слышала, что мужчины, особенно южане, предпочитают женщин бальзаковского возраста… Вот только это был не тот случай. Искусством любви, несмотря на свои годы, она не владела. Да, и откуда было взяться этому искусству? Эти редкие, короткие встречи, когда удастся вырваться от семьи, с Алексеем, всегда сопряженные со страхом, душевной болью, унижением от того, что приходится довольствоваться крохами с чужого стола. А то и со слезами.
Это мужчины считают, что «настоящая женщина должна быть в обществе леди, в быту – домработницей, а в постели – шлюхой». Не слишком ли много для одной?
- Нет, – она не настоящая женщина. Права Мария.
- Ты, как Чепрага, - сказала как-то ей, - красивая, а душу не греешь…
Все это время она ждала и не ждала Маджира, хотела и не хотела этого. В силу женской и славянской психологии ей хотелось поговорить, объясниться, хотелось продолжения… Хотя какое продолжение могло быть? Через неделю она уезжала.
«Одноразовые партнеры»… Это потом, в пору сексуальной революции, которая жгучей волной захлестнет их, не знающую «секса» и пуританскую, как будут называть ее советские эмигрантки, страну, культ тела, как в эпоху Боккаччо, поглотит душу. А один из новомодных авторов-однодневок – впрочем, кто и о чем тогда не будет писать? – напишет: «Нам хватает их тела, а им, видите ли, нужна и душа». И взамен слова «любовь» придет «секс». И это широко распространится в жизни.
Боль усилилась еще больше, когда Мария сообщила, что в тот вечер, после возвращения из театра, ее долго ждали всем автобусом. И лишь когда она сказала, что Елены не будет, отправились. Лена представила, какие разговоры разразились там…
Она всегда была чувствительна к мнению окружающих. Мария в таких случаях говорила: «Что тебе люди? Вспомни притчу о старике и осле: как бы ты ни поступила, люди все равно осудят тебя. Будь сама собой! Делай, как тебе надо».
На этот раз, отупевшая от боли, думала: «Мне все равно!» Презрение к условностям указывает одновременно на превосходство ума и на уверенность в чистоте своей совести. Читала где-то. Она сама ВСЁ знает о себе. И то, что она знала - сжигало ее изнутри. Но на Марию обиделась, считая, что та предала ее. Не сама ли подтолкнула на это? Своими постоянными разговорами, воспитанием, просвещением…
- Хочу, чтобы женщина в тебе подняла голову.
- Хочу, чтобы у тебя была гроза, чтобы ты обновилась…
Похоже, у нее самой пока ничего с мужчинами не выходило. Только вела какие-то эротические игры со слепым массажистом. Она, кажется, завидовала ей…
С Маджиром они больше не виделись. Не дожидаясь окончания срока путевки, не получив все положенные процедуры, Елена уехала домой. А вернувшись в свой город, тут же попала в больницу.
У нее был сильный нервный срыв.
Любовь для неба и земли святыня, И только для людей порок она!