Больница. Отделение гемодиализа. Собственно, это даже не больница – умиральница. Хотя такого термина и нет в медицине. Но в этом отделении иные лежат годами. И годами 3 раза в неделю кровь больного пропускают через фильтр. Потому что собственные его почки уже не работают. Или почти не работают. Выходят отсюда на кладбище.
Я на приёме у заведующего отделением. В кабинете ещё женщина – мой будущий лечащий врач.
Я, одноглазый и одноногий, не могу жить дома и через день приходить на процедуры. Выбор: лечь на стационар – т.е. до конца жизни (вряд ли это слишком долго: мне 79 лет) или остаться дома, плюнув на лечение. Проживу меньше, но, всё равно, молодым уже не умру (это не я сказал, это Голда Меир.) Не очень страшно… но…
Всё-таки тянет домой. Но как жить одному в моём положении? Конечно, дадут помощника на пару часов в день. А дальше? На лечение придётся плюнуть: оно платное и моего пособия недостаточно. Больница? Об отдельной палате речь не идёт. Здесь их просто нет. Но хоть какой-то минимальный комфорт?!
-- Скажите, доктор, подключена ли больница к интернету? Смогу ли я держать в палате компьютер?
-- Да, конечно!
-- Ещё одно: во-первых, я глуховат, во-вторых, у вас в палатах немного русскоязычных. Можно ли поставить возле койки свой собственный телевизор с наушником?
-- Сколько угодно.
Я принимаю тяжкое решение. Переселяюсь в больницу. Сдаю хостель государству. Что ж, протяну, сколько можно, своё убогое существование!
Тяну. И тут начинаются всяческие «гитек». Оказывается, их имеет не только наука. Практика не желает оставать. Сначала в палату является инженер и заявляет, что здесь уже висит телевизор, а 2 телевизора в одном помещении запрещены по технике безопасности. Я бывший локаторщик и прекрасно понимаю, что инженер абсолютно беззастенчиво врёт. В одном помещении могут работать 2 телевизора и 10, и 12 – подключите их правильно и никакой опасности они не представляют. Зачем ему врать? Не понимаю.
Снова обращаюсь к заведующему отделением, который, не моргнув, отвечает мне, что это не его компетенция, это дело инженера. Баста.
Но это ещё не конец. Ввиду окончания ремонта, нашу (и другие) палаты переводят в другой коридор. А здесь интернет включён… по противоположной стороне, по стороне, в которой нет палат. Есть только штепсели в стенках. Почему? Про то, видимо, знает всё тот же недоступный инженер. К счастью, у меня с собой не компьютер, а ноутбук и я могу таскать его на себе куда угодно. Хотя от минимального удобства это далеко.
Я обращаюсь за объяснением к лечащему врачу. Она отвечает спокойно, глядя мимо меня:
-- Вы в какой стране живёте?
От неожиданности, я даже не сразу отвечаю:
-- В… И…Израиле…
--Где вы видели, чтобы здесь кто-нибудь выполнял свои обещания?..
И уходит. А я надолго застываю на месте. Потом появляются стихи:
Город Гедера, б-ца Эркфельд.
ЧИРИК!
Больница. Тихо в палате. Из открытых окон ветерок дует. Кто-то застонал. И вдруг: «Чирик! Чирик-Чирик! Чирик!»
Это воробей спланировал из сада и стал на подоконнике, вальяжно выпятив грудку. Головку поворачивает влево-вправо. Вправо-влево. Оглядывает помещение. «Чирик-чирик!» Палата, койки. Инвалидные коляски. И -- «чирик!»
Так он извещает о своём прибытии. Ага. Порхнул на пол. И пошёл, пошёл! Запрыгал, запорхал. По палате и по коридору. Между койками, тумбочками, всякими аппаратами.
Воробьёв не прогоняют: они всё-таки жизнь. Единственное наше общество. И каждый воробей знает, что здесь его не обидят. Мы, больные, едва передвигаемся на инвалидных колясках – те, кто ещё может сползти с кровати. Кто не может – будет лежать. Всю жизнь. Сколько её осталось. Кому несколько месяцев -- кому годы. Такая здесь больница. Выходят отсюда только на кладбище. Теперь мне 81. И, сколько ещё тебе отмерено жизни, будешь видеть вокруг одно и то же: палату, койки, процедуры. Бесшумно мечутся нянечки, которых вечно не хватает. Ходят сёстры, таская приборы на колёсах. Время от времени появляются врачи.И ещё сны – чёрт его знает, что за сны. Сны, в которых у меня снова две ноги и опять видят оба глаза. Во сне я живу. И чудеса во снах, чудеса, чудеса… Откуда? В жизни со мной не бывало ничего подобного. Но я просыпаюсь и опять… тишина. И новый проклятый день. Похожий, похожий на вчерашний. И я жду ночи, чтоб уснуть. И скачут, и прыгают воробьи по полу. Как вчера. Как завтра. «Чирик!»Ещё одна птичка влетает в окно. И так же садится на подоконник, так же оглядывается. Вправо-влево. Влево-вправо. «Чирик! Чирик!» Порхнула на пол. И – по палате, по коридору. И опять тишина...