Посвещается Лиррас - лучшей подруге, заразившей меня потребностью творить
(теперь я уверена, что она передаётся воздушно-капельным путём через общение с заражённым!),
а также Скерису, Кёльну, Лёше-Шаману и прочим, для кого мир состоит не только из тех, кого могут увидеть окружающие.
***
Я помню себя в четыре года, когда ходил в садик и уже умел разговаривать. Но разговаривать в садике мне не особо хотелось, потому что мальчишки любили драться с придуманными соперниками, разбивая их в пух и прах подсмотренными из боевиков приёмами, а мне это было неинтересно. У меня было другое развлечение — сидеть в сторонке и наблюдать за их неуклюжими боями, во всех деталях представляя их соперников — одежду, причёску, манеру боя... Воспитатели меня не трогали — зачем, если я всё равно не приносил им беспокойства? - и даже ставили в пример особо драчливым, прочие детсадовцы не засиживались рядом. Хоть и находились такие, которым приходилось по душе моё развлечение, но мало кто им увлекался надолго.
Я помню себя лет в семь, когда меня оставили на весь июнь жить на даче у двоюродного дедушки. Он был большим сказочником, а его любимые сказки были про призраков и невидимок, леших и дриад, водяных и домовых... Я видел их — или думал, что видел — а дедушка всячески мне поддакивал и разрешал оставлять на ночь молоко на дне кружки и печенье для домовёнка.
Наверно, именно после этой поездки я понял, что окружающие меня зачастую не видят тех, кого вижу я. Дед был приятным исключением —хотя и он до конца не понимал, где он чувствует, а где придумывает, что чувствует. Впрочем, я сам ещё до конца не понимаю.
Я помню себя лет в двенадцать, когда одна из моих взбалмошных одноклассниц рассказала мне про спиритическую табличку и общение с призраками. Я пожал плечами и спросил: «А зачем тебе табличка, если их можно спросить об этом напрямую и не заставлять писать, а просто услышать?» Потом долго пришлось отнекиваться и говорить, что пошутил, а ещё чуть позже познакомить её с одним из моих собеседников — долговязым, худым, но вечно неунывающим Странником, который появлялся всегда неожиданно и приносил вести из неоткуда. Она случайно увидела, как я сижу на лавочке и общаюсь с ним. Точнее, она сначала долго не видела его, а слышала только тихий шелестящий голос, больше похожий на лёгкое смятение в мыслях, чем на звук, и смогла увидеть его только под конец, через несколько дней, когда он прощался со мной перед очередной дорогой в никуда. Она подошла тогда сзади и спросила: «А кто это был?», а я ответил: «Сармон, ну, тот, который путешественник», абсолютно погруженный в свои мысли и не сообразивший, что она его увидела.
Я помню себя в семнадцать лет, проходящим медкомисию для военкомата, точнее, я помню тот момент, когда я стоял в очереди к психиатру, и надо мной ехидничал мой лучший друг, что нас с ним на пару сейчас заберут в психушку, и он был вполне-таки прав — к тому моменту я уже плохо различал, кто из общающихся со мной реален, кто нет, и к какому из миров я принадлежу больше. Но проверяющий, видимо, этого не заметил.
Я помню себя в двадцать три — владелец небольшого заведения, чего-то среднего между кофейней, библиотекой и мастерской писателей, в которое приходили покурить с друзьями и обсудить идею для нового рассказа или же за небольшую плату на находящемся в одном из подсобных помещений аппарате сделать десяток собственных книг в мягкой обложке, которые можно было забрать с собой, а можно и оставить на специально выделенной для этого длинной череде разнокалиберных полочек для того, чтоб почитали другие приходящие. Здесь я уже вконец запутался, кто реален, а кто нет: мои знакомые из обоих миров спокойно общались, сидя за одним столом, черпая у друг друга идеи для новых рассказов и баллад. После семи вход в кафе становился платным и объявлялся творческий вечер до двух ночи, где выступали записавшиеся и желающие, если останется время. В три я заканчивал проверять выручку, приказывал охраннику разгонять последних засидевшихся, и закрывал своё заведение до десяти.
В один из таких дней, когда посетители были уже разогнаны, а выручка посчитана, я решил зайти в основной зал и взять какую-нибудь из новых книжек, чтоб почитать перед сном, но когда я вошел в зал, я увидел за одним из столиков потягивающего пиво человека. В нём было что-то неуловимо-странное, не поддающееся формулировке, впрочем, я тогда и не пытался это сформулировать.
- Что вы здесь делаете? - спросил я, пытаясь говорить дружелюбно. - Насколько мне известно, кафе уже закрыто.
- Что ж, ты меня видишь, - был ответ. - Значит, я пришёл по адресу.