Реквием по Адаму... этюд 3

Карасёв Владимир
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭССЕ ВЛАДИМИРА КАРАСЁВА "РЕКВИЕМ ПО АДАМУ"

Но  промелькнуло  время  крыльями  стрижей,
Ушёл  в  былое  бой  с  единорогом.
И  кажется    смешным  теперь  уже,
Что  свято  верили  в  Любовь  и  в  Бога …
                Алексей Гвардин.
***
Напрягши стремления на техническое совершенство, Гвардин сознаёт диалектический закон о том, что за некоторым пределом качественного накопление технического совершенства переходит в качественное целое, становясь концепцией содержания. Так и к искусству прошлого он всегда подходит «утилитарно», как «профессионал», не желая предаваться восторгам «дилетанта».
По-разному слагаются у Гвардина взаимоотношения с современностью. Иногда эти отношения выливаются в протестные сиюминутные сатирические рисунки такие как: «Капитуляция», «ё-ртолёт», «Легионер», «Коротка кольчужка», «Only good news» , «Инфоршторм», «Зов  природы», «Пацифисты», «Поединок», в которых проблемы планетарного масштаба переданы языком юмористического словаря. Язык разумного доброжелательного юмора, воплощённого в профессиональные рисунки – это, во все эпохи был языком интеллектуалов.  Десятки и десятки работ Гвардина, наполненные чувством доброжелательного юмора, вводят его в число ведущих карикатуристов Республики. Каждый его рисунок, как стоп-кадр повествовательной истории наполненной чувством прекрасного юмора, многозначительностью и, некоторой, недосказанностью. Эта тема творчества Алексея Гвардина достойна отдельного и интересного рассказа. Именно эта способность его «остановить мгновение» и позволяет Алексею работать художником кино. Точнее – в мультипликационной «стране» наполненной сказочностью и, отчасти, мистикой.
Может кому-то показаться вдруг, что «Узбекфильм» пробуждается от долгой «спячки»: после раскола Великой страны и застоявшееся малокартинье было, как известно, губительным для небольших киноколлективов. К творчеству в послесоветскую эпоху сквозь многочисленные препоны пришла и группа режиссёра Назима Туляходжаева. Тот конечно решил экранизировать привычную (а может быть – более понятную местному менталитету) тему. Фильм «Легенда о Шираке» по сценарию Эльмиры Хасановой, выпущенный открытым акционерным обществом «Узбекфильм», как будто бы продолжил уже проторённую дорожку в анимационном мире. Художником постановщиком этой работы стал Алексей Гвардин. Он же входил и в число художников аниматоров фильма. В этом же – 2011 году, Гвардин работает художником-постановщиком и фильма «Фархад и Ширин». Этот мультфильм снимала та же команда. Фильм получился более ярким и наполненным интересными цветовыми эффектами.
У каждого народа, я уверен, есть свои предпочтения в области художественной культуры. Они меняются с десятилетиями, хотя в основе своей остаются верными традиционным представлениям. Для узбекского менталитета, воспитанного  на тысячелетних масштабах исторического развития, молодые виды искусства – такие как кино или, скажем, эстрада, – выглядят менее престижными, чем другие, насчитывающие многовековую историю. Поэтому, наверное, из зрелищных искусств возвышенный трепет у узбекской публики вызывает разве что театр или театрализованное исполнение макомов. Я здесь не затрагиваю эстрадализацию фольклорной исполнительной музыки. Если эта музыка «поднимается» на ступень или две выше этноординарности, как например произведения таких по-настоящему «восточных» композиторов как София Губайдуллина или Дилором Сейидаминова – истинных классиков современного музыкального искусства, то она уже не понятна восприятию большинства жителей стран Центральной Азии. В живописном искусстве этот барьер понимания ещё выше, ещё более антагонистичен.
Ах,  как  смешно  мечтать  о  странах  дальних,
когда  вокруг  мечтают  о  казне…
Я  откровенен, как  в  исповедальне –
до  неприличия,  как  на  исходе  дней.
Я – не  испанский  гранд  из  Барселоны
на  чистокровном  вороном  коне,
не  денди  я из  модного  салона.
Я – тот,  кто  был  летающим  во  сне… 
Действительно, было время, когда о хорошем кино (независимо от жанра) можно было помечтать и увидеть только во сне. Но вот, кажется, наступило время благоденствия, и каждый творческий человек может проявить себя со всей откровенностью. Правда, не надо уже изобретать «мультики» – их ещё в 1912 году (ровно сто лет назад!) придумал первым Александр Хонжонков, а двигаться и разыгрывать сцены из актёров-тараканов на экране (практически тогда же) придумал Владислав Старевич. Не надо и расстраиваться, что первым Снежную королеву, а потом и Чебурашку нарисовал Леонид Шварцман и уже придумали «Ёжика в тумане» не на «Узбекфильме». Не беда. Именно сегодня открылся такой необъятный горизонт новаторства, какой не мог даже присниться в былые-то годы.
Однако о чём это я тут говорю, если весь наш «славный» отечественный кинематограф «законсервировался» более пятидесяти лет тому назад и не только «оскароносных шедевров», но просто приличных лент на уровне среднестатистического творческого сознания, так и не породил.
Достославный «золотой век» узбекского кинематографа незаметно и тихо сошёл в Историю. Разумеется, все наши современные кинематографические творцы гении (какое может быть сомнение!), а с обретением независимости (можно подумать им всё запрещалось в былые века!), они с потрясающей активностью и быстротой гепарда бросились творить «фильмы столетий», ибо, как сказал единственный вечно живой классик, что из всех искусств, для нас важнейшим является – кино! И уже завтра утром появятся на наших экранах не скабрезные по отношению ко всему человечеству фильмы Голливуда, в коих бравые американские парни бесчисленное количество  раз, спасают весь мир,  а настоящий гуманистический «продукт» (в наступивший век потребительского Хама, любое произведение искусства принято называть – «продуктом»!), о котором будет говорить вся «прогрессивная общественность» на одном из ста восьмидесяти шести ежегодных кинофестивалей проводящихся сейчас на планете. Возможно, и у нас наступит когда-нибудь период схожий с тем, который очень метко в своё время Лев Гумилёв назвал «Серебреным веком» характеризуя культуру России начала ХХ века. У нас любят голосить о каком-то наступившем в стране культурном «Ренессансе», но это не более чем наплывающие туманные миражи из «проклятого социалистического прошлого страны» (правда именно в этом прошлом и возникло впервые государство – Республика Узбекистан), в котором и появился разнообразный отечественный кинематограф.   
Особое уважение у нас вызывают, как правило, фильмы на историческую тему, а также экранизации национальной литературной классики. В этой связи, мультипликационное кино в культурном рейтинге всегда занимало одно из последних мест. Более того, откровенно говоря – в отечественной кинематографии вообще не было хоть сколь-нибудь определённой концепции развития мультипликационного кино. Если для игрового кинематографа были основанием особенности жизни нации, её специфические черты, то у анимации не оказалось необходимой для развития естественной почвы. Кропотливое и дорогостоящее производство лент, да ещё лишённое чёткого представления о нужде в нём, было конечно, не очень вдохновляющей основой для становления мультфильма в нашей, ставшей независимой от всех и вся, стране. Фактически единственной объяснимой темой в этом виде визуального искусства становится национальный фольклор. Вот и пошли гулять по экрану фильмы-сказки, фильмы-предания, сделанные на материале народного творчества.
Следует заметить, что и Гвардин не на меньшем профессиональном уровне мог бы конечно снимать фильм подобно «великому волшебнику-пророку» Юрию Норштейну, работающему уже почти четверть века над мульт-экранизацией «Шинели» Николая Васильевича Гоголя. И получилось бы не хуже, и темы есть, и желания неисчерпаемы, но вот не «денди он из модного салона», а сознательный семьянин из стандартной многоэтажки. А дети, как мы знаем – «кушать очень хочут...». Им конечно приятнее смотреть «мультики» Александра Татарского о пластилиновой вороне или о том, как «Падал прошлогодний снег».
Грешен, как и многие другие знатоки киноискусства, я считал такое направление развития рисованного и кукольного фильма как этно-фольклорного «продукта», если не единственным, то самым правильным. Входившие в моду попытки делать мультфильмы на некие общечеловеческие темы, способные заинтересовать, прежде всего, взрослого зрителя, казалось тогда прерогативой «забугровских» классических мастеров, таких как Котёночкин, Кржановский или Фёдор Хитрук с его «Островом». А мультипликаторам азиатских республик оставалось по-прежнему вновь и вновь рассказывать народные сказки...
Пребывание во власти туманного, скорее имитирующего созерцание, якобы, поэтического пути развития узбекского художественного этнореализма, который как любая другая реалистическая (читай – материалистическая) художественная школа вырезалась (достаточно успешно – ибо наши всезнающие искусствоведы до сих пор проповедуют надуманные химеры отношения ислама к искусству) приспешниками аравийского пророка, насаждаемая философия которого была чужда коренному населению, как Согда, Бактрии, так и степных просторов от Хорезма до Семиречья и уж, подавно, Алтаю.
Последовавшие за развалом Советской Империи громадные волны дикого  капитализма, сметая вместе с азиатским мышлением и моделями социального поведения, исконные общинные правила, уже как всеобъёмлющая действительность, вместе со смятением и страхом вселило веру в существование иного, актуального пространства современного искусства, непонятного и от того угрожающего новой иерархией.
Этно-реалисты и их группировки в замешательстве: события перестали развиваться последовательно, друг за другом, подвергая сомнению и даже отвергая упорядочное, линеарное восприятие времени, метричность и присущую восточному пространственному видению двухмерность. Для среднеазиатского художника, с его прекрасно развитым чувством уважения к авторитетам, как правило, сопоставление различных возможностей без отказа от общераспространенных верований почти немыслимо.
С дискурсом западного современного искусства его связывает то незнание, ставшее властью, не позволяющее замечать происходящих процессов в мировой культурной среде. Почти сверхъестественным виделось перемещение в иное измерение мышления и попытки нащупать почти неуловимую нить взаимопонимания с другими культурами, тем самым обрести надежду вернуться на дорогу в уже утраченное будущее. Эфемерная призрачность, непрочность и изменчивость судьбы требует постоянной магической подстраховки и побуждая скорее к эзотерическим мотивациям, чем к  воли повернуться лицом к реалиям, плюс исконное чувство страха вторгнуться в чужое, в недозволенное сверх сложившихся традиций пространства творчества.  Большинству даровитых художников страны присуще только топтание на месте без попыток пересечь пограничную черту, за которой таится притягательное и одновременно отталкивающее в силу внедрённого в сознание некого менталитета, иная Вселенная искусства.
Желание отдельных хитро-мудрых «Главначпупсов» превратить нашу страну в подводную лодку с автономным плаванием по бушующему сегодня мировому океану, как политических, так и экономических штормов, выглядит, мягко говоря, не совсем разумно и, уж тем более, в огромном вожделении диктовать творческим личностям, свои умопомрачительные, по примитивности, вкусы.   Даже любой махровый реакционер, сегодня понимает, что существовать в окадычевшемся коммунистическом идеализме с ура-патриотическими лозунгами о каком-то своём исключительном величье, уже невозможно, ибо всё превращается в жизнь не в адекватной стране, а в «абсурдистане». Мир вокруг творческой персоны не ограничивается эфемерным материком на выдуманном глобусе, хотя мы и будем воздвигать его на каждой площади или в махаллях страны.  С утратой когда-то действительно великой общей государственности обязательно наступает сумбурное похмелье, и дезориентация во времени. Но, как говаривал Юрий Тынянов: «Если ты не доволен эпохой – охай!».
...И только глубокой ночью, когда замирает за окном шум городских магистралей и наступает время снов и сказок, Алексей достаёт листы и раскадровывает мир  иной, параллельной Вселенной, где живут в доброте и гармонии чудесные люди, так похожие на нас с вами. В «стоп-кадрах» он рассказывает новую самую правдивую историю необыкновенного мира своим дочерям, которые когда-нибудь, вдруг неожиданно для себя, увидят эту фантасмагорию Истины. С каждым рисунком рождается необыкновенная история, точно такая же, какие мне рассказывали пожилые мастерицы в кишлаках Уба и Касби, разыгрывая глиняными фигурками жизнь параллельного мира, в который совсем не каждому вход разрешен. 
Мне же, после просмотра уже созданных Алексеем Гвардиным мультипликационных фильмов, навязчиво снится, что «...в некотором царстве, в тридевятом государстве, жил-был Сказочник. И таким он был замечательным и талантливым, что люди всего царства любили Сказочника так же, и даже гораздо больше, нежели своего царя. Все мужчины царства считали своим долгом пригласить сказочника в кабачок, а женщины бесконечно состязались между собой за право признаться Сказочнику в любви.
А Сказочник больше всего на свете любил писать свои сказки и играть с детьми.
Как то, проходя по улице своего родного города, который назывался – «Звезда Востока», он встретил Царя, прогуливавшегося после государственных хлопот и обременительных бухгалтерских и экономических подсчётов неслыханных (никем) успехов страны.
– Ах, мой милый обманщик! – радостно воскликнул Царь, заметив Сказочника. – Все так любят и восторгаются твоими небылицами, что от наград на твоём сюртуке не осталось свободного места – весь в орденах и премиях!
– Не для себя, а для людей стараюсь, – смущаясь от похвалы, ответил Сказочник.
– Ну-ну, не скромничай – дружески похлопывая по плечу Сказочника, произнёс Царь.
Затем, минутку помолчав, Царь спросил:
– Ты бы, дружок, и для своего царя постарался немножко, а для награды свободное место я обязательно найду. Только, право, напиши для меня не выдумку-безделецу, а правду.
Сказочник написал правду...
Царь, как и обещал, нашёл свободное место... посадил Сказочника в тюрьму.
Однако народ скоро стал печальным и грустным без Сказочника. Царь обеспокоился, что никто не хочет слушать его о государственных успехах. Тогда он сам решил писать сказки для грустного народа, что и делает уже много-много лет. Правда, ко всем своим сказкам он сумел придумать только одно название – «Указ!» ...».
 
             (Продолжение следует...)