Рассказ Федотыча.
/ юмореска /
…Так вот, стало быть, в наше время все можно, то есть, свобода слова, одним словом, демократия.
Вот и я, пень старый, рассказ решил написать из жизни своей настоящей. Ну, вообщем, вспомнились забытые «застольные» времена, колбаска за 2-20 и кое-что еще…
Короче говоря, вспомнил я, как в те самые времена в столицу я ездил вождей посмотреть, себя показать. Москва-то она все-таки столица, это тебе не наше Пронькино…
Одним словом, первый раз пришлось ехать на поезде, но как ни странно ничуть не уморился в дороге.
В клетке, или как ее там называли «кюпе», мне чистые простыня постелила хозяйка вагона, правда не первой свежести и слегка подмоченные, но стираные. Эту хозяйку еще называли проводницей почему-то. Она еще нас чаем угощала… за свои деньги.
Так вот, за всю дорогу, ей те крест, я за ней наблюдал тишком, она вежливо провожала всех, кто выходил совсем, но никого не посылала. А у нас в Пронькино. Ведь каждый норовит тебя послать куда подальше, если тронешь, конечно же. Аль кто лишний стаканчик хватнет… Греха таить нечего, пьют ведь у нас в Пронькино-то, много пьют, а потом по зубам. Да и чего не пить?.. Раньше хоть колхозы были, а теперь развалили все, вот и пьют народ от безделья, демократия будь она неладна. Вон глянь-ка, третий поди уж, председатель сменился, а дела нет. Ну да ладно, чего это я…понесло…
Короче говоря, вышли мы в столице из вагона почему-то
на татарском вокзале. Вот тут и началась чехарда. Из вагонов мы
вышли, народищу, мать частная, тьма тьмущая. У нас на Пасху в
районном ДК столько не бывало. Гвалт, шум, гам…
Ну, как у нас в коровнике, прости господи, когда Михалыч пьяный, а скотина из за него гада, голодная орёть. Михалыч, это скотник наш… Да, ладно, хватит, чего уж, не об нём речь-то…Тьфу нечисть…
О чем это я говорил-то? Ах, да о вокзале…
Стало быть, жуткое это дело. Все куда-то бегут, все с огромными узлищами, сумищами. Как с пожара бегут сломя голову, как чумные,
сам Бог не разберет, куда они несутся-то, что их гонит…
Вот тут-то я чуть было не растерялся, сдрейфил чуток, ладно один добрый человек помог, москвич, наверное. Узбек, правда, но такой отзывчивый и вежливый, точно, москвич. Успокоил он меня.
Я спрашиваю, но все молча бегуть, а энтот говорит: « Пошла, старая. Киремль ходыть нада».
Умный очень, тот узбек. Спасибо ему.
Пошел я на площадь, поляна такая, почти как у нас, только травы нет. Булыжником уложена, почему-то. А на площади той, люди мечутся с железными кастрюльками в руках, «говорильники» по-ихнему называются. Кричат они через него громко, и все куда-то зовут, говорят, что последняя возможность, что-то там увидеть, мол, торопитесь…Вдруг, я насторожился, слышу, где-то там про Кремль какие-то слова произнесли, я туда… Ведь Москва все же, чего же это я.
Должон же я видеть энтот Кремль…
Вот и пошел я за ими, двое их там про Кремль все кричали через «говорильник». Собралось нас, человек, эндак 20, идем. У ворот
Солдатик стоит, такой рослый, упитанный, на ем шпалу таскать можно, как у нас их заставляли на станции, но там другие были солдатики, мелкие, тощие, нешто шкелеты…Да и на те, что на уборке были, боле полопали, нежели сработали. Ну вот, а энтот, холеный,приодет чистенько. Словно завклубом наш, когда к Машке ходить , к завмагу женихаться…
Вошли. А за стеною… Вот где, мать честная, дела-то.! Царквей однех столько, что у нас в районе не сыщешь во всем…
Да те двое, что нас привели сюда, говорят, что , дескать, могилки царские находятся в этих церквах-то. Но, главное, супротив, дом стоит энтот, ну как его…Тьфу, пень старый, опять запамятовал…
Короче, ну где все эти правители-то заседают. Министры самые главные.
Ну, меня в тот момент и понесло. Стой, думаю, на кой ляд, мне энти могилки царские, я про них супостатов, от бабушки слышал, душегубы народные… Вот Министры, правители нонешние, это да.
И черт меня дернул… Тут еще машина какая-то подъехала к дверям , легковая такая, вся блестящая, черная. Как у попа в районе. Глядь, а из дверей два лба вышли здоровенных этаких, как на рынке, рубщики мяса. А вот из машины кто и как вышел, я не видел. Обидно, ведь, думаю. В Кремле был, где правители сидят, видел, машину тоже видел. А самоих министров не смог увидеть. Меня же все Пронькино на смех поднимет.
За каким, скажуть, пень старый, тебя туды носило.
Не гоже это. Сам себе думаю, туда мне надо, к дому. К дверям ближе, там важнее. Одним словом, бросил я энтих с кастрюльками, к дому подтянулся. Стал эндак важно перед дверьми теми прохаживаться, как гусак перед гусыней. Врешь, думаю, старого служаку не проведешь, все одно, увижу, кто это из машин энтих выходит…
И, правда, ждать долго не пришлось. Разов пять так подъезжали машины черные, все повторялось, как и раньше. Никого углядеть не смог. Лбы выходят, а кто из машин выходит и не видно. Часа верно три с небольшим я так высматривал, притомился, извелся весь, сам не свой стал. Ведь осмеют-то в Пронькино. Как же мне увидеть их, правителей энтих невидимых, зря ехал что ли.
И вот тут мне, наконец, повезло. Услышал Господь мои молитвы, смилостивился. Лбы вышли из дверей, но машин, правда, не было. Слава Богу, думаю, расспрошу добрых людей, чай помогут.
Поймут ведь, что из Пронькино я, мне ведь надо их видеть. Я было резво к ним, ан вижу; они сами мне навстречу спешат. Не успел я и слова сказать, как на их руках-то и влетел в энти самые двери. Так цепко и нежно они меня держали…
Какие чуткие люди, душевные, - успел подумать я. Не успев опомниться от такого оборота событий, я оказался перед военным, приземлился с их рук. С виду вроде такой сурьезный, что я с перепугу и погоны не разглядел. Этот военный оказался тоже весьма душевным человеком, он сразу понял мое состояние, стал расспрашивать, что и как.
Он так вежливо и ласково спрашивает меня: «Ты чего это, старый хрыч, трешься тут? Чего вынюхиваешь, а? Колись, кобель старый…» Ну, думаю, с чего это он так, я вовсе и терси, не принюхивался, весьма, чинно прохаживался перед дверями. С чего это он взял, глупый какой-то. Да еще колоться я должон, что я ему дрова, что ли. Обидеться уж тут хотел было.
Но, тот видно понял, что неправ, и попросил, нежно рявкнув, мои документы. Правда, я успел пролепетать ему, что я из Пронькино и, стало быть, правителей должон посмотреть, но военный оказался милейшим человеком. Не дал даже договорить и так ласково рявкнул: « Старый пень, козел ты драный. Ты мне дуру не гони. Дергай отсюда пока цел, а не то, но я уже не стал дослушивать этого доброго человека. Я летел быстрее нашего племенного быка, когда того разозлишь…
До самого вокзала летел и думал, я же один там был, с чего он взял, этот военный, что я какую-то еще дуру гнал?
Вот так я и посетил Кремль родного государства.
Не зря говорят: - « Любопытство не порок, но…».
Долго еще мне тот милейший военный во снах моих снился. В холодном поту в постели вскакивал…