Призрак Алой Ветви http://www.proza.ru/2013/03/14/636
Благодарю прекрасного певца Стинга в помощи при написании этой главы -
Sting "Desert Rose" http://www.youtube.com/watch?v=Gff_5BA4QYM
ДГ16 Сердце Смысла
- Бодрое утро, Домиарн. Бессонная ночь, кровоподтеки на лице, указывающие на пьяную драку. Поздравляю, ты начинаешь выглядеть, как Арканд!
- Мы превращаемся в то, что ненавидим, тем быстрее, чем сильнее это ненавидим. – Бормочу я, садясь на скамейку у стены, наблюдая, как Астангир раскладывает на столе инструменты, готовясь к занятому дню лекаря.
Пока я занимался неизвестно чем, он успел купить добротный дом на Дортмаар Неор, и перевез туда ящики с медикаментами и аппаратурой Ари, найденные на корабле. На стене приемной комнаты висит гордая надпись на четырех языках: «Добро пожаловать в больницу Астангира Симарелиуса».
Зачем я пришел? Не знаю. Мысли путаются.
Входит женщина в потрепанном платье с плачущим мальчиком на руках. Она подходит ближе, и я вижу, что у ребенка сломана правая рука, да так, что чуть выше запястья торчит кость. Мать старается посадить мальчика на скамейку так аккуратно, как возможно, но при малейшем движении он заходится в крике.
- С крыши упал... Помогите! – Женщина, глядя на Астангира, тоже начинает плакать.
Лекарь бросает один взгляд на руку ребенка, достает из ящика шприц, подходит, поднимает штанину, и вкалывает в ляжку мальчика приблизительно четверть содержимого.
- Что ты делаешь, это надо вводить внутривенно! – Я даже поднимаюсь со скамейки.
- Нет, это надо вводить внутримышечно, отойди. Не забудь, у меня теперь работает твой Иммаюл.
Не проходит и минуты, как ребенок перестает плакать, и его маленькие губы растягиваются в улыбке, когда лекарь отвлекает его тряпочкой, свернутой в подобие кролика с длинными ушами.
- Вот, а теперь можно вправлять кость. – Астангир берет мальчика на руки, и уносит в другую комнату, откуда слышится приглушенное:
- И что тебя понесло на эту крышу?
- Птичка...
Мы с женщиной остаемся сидеть одни. Я осознаю, как глупо было сюда приходить неизвестно зачем, когда вижу блеск рубинов на рукоятках мечей, жесткие выражения лиц, и агрессивные, сверкающие глаза в бронзовых лучах заходящего солнца.
Они были дома у этой женщины. Она была одна. Рыцари Алой Ветви ворвались, и что-то искали. Перевернули весь дом с гибельной эффективностью.
За дверью раздается вскрик, резко возвращающий меня к реальности. Женщина вскакивает, и бежит к сыну. Я хватаю ее за руку.
- Что они искали?
Она смотрит на меня, как беззащитная косуля, смертельно отравленная ядом змеи.
- Я не знаю. Вчера ворвались неизвестные люди, угрожали убить всю мою семью, если не отдам какое-то письмо... Сегодня мой сын упал с крыши, и чуть не разбился насмерть... Каких богов я прогневала?!
Астангир выходит, ведя мальчика за здоровую руку. Сломанная рука отмыта от крови, и забинтована чистыми полосками белой ткани.
- Вот. Все будет в порядке. Руку не мочить, на крышу больше не лазить. Берегите его, берегите себя.
Женщина садится перед улыбающимся сыном, и ее глаза наполняются слезами.
- Я уже не знаю, есть ли в этом какой-то смысл?! – Шепчет она.
- В вашей жизни нет другого смысла кроме того, который вы вложите в него сами. – Лекарь гладит мальчика по плечу, и выпроваживает их вон. А в двери уже заходят другие люди.
Я выхожу на улицу, чтобы догнать женщину, но она уже исчезла в плотной дейкеренской толпе. Но теперь я знаю, кто она. Ее зовут Фирмиана, и она написала то самое письмо. И это ее я видел плачущей на могиле.
Остается выяснить, кого убили холодной ночью, кто молился в церкви у Релемилла, почему его нашли мертвым, а главное, причем тут Алая Ветвь, и что им нужно на моей территории?
Ну то есть пока ничего не складывается. Нужно возвращаться на корабль.
- Эй, парень! – Рука на мое плечо не ложится. Она ударяет так сильно, что я прогибаюсь под ударом. – Раз мы тебя нашли, мы не будем ждать до вечера. Отведи нас к священнику домой! – Лицо жгучего брюнета, устроившего засаду в церкви прошлой ночью, расплывается в улыбке.
Его приятель подходит следом, поднимая воротник с вышитой на нем алой ветвью.
Почему я вырываюсь, и убегаю? Потому что смелость – это необъяснимая иллюзорность в свете того, что шепчет тебе страх, врывающийся в душу огромной пикирующей тенью.
- Гаура, хватай его!
И брюнет, названный Гаурой, пытается сделать именно это, но не успевает.
Может быть ты сам и современный. Но страх – очень старый. Он уже витал в пещерах, когда туда пришли наши далекие предки, и посыпал их сердца серой и пурпурной пылью, утверждая свою власть.
Страх – это программа, такая же, как и Гордыня. И его тоже можно «отключить» доверием высшим силам. Только Гордыня – это соблазнительная женщина, ждущая, когда ты ее пригласишь, а Страх – это не церемонящийся молниеносный призрак, который завладеет тобой быстрее, чем ты нащупаешь кнопку «Доверие Богу»...
Лихорадочный бег – не самая моя сильная сторона, но я бегу, расталкивая прохожих, как быстро, так и напрасно. А они уже очень близко. Их бег – огромная сила здоровых, крепких тел.
Мои перегруженные легкие отключаются, уступая место автономному источнику энергии, когда я уже почти у самых городских ворот. Но и это не спасает. Мое тело не приспособлено к физическим упражнениям в условиях притяжения, подобного земному.
Меня сбивают с ног, и лицо преследователя – размытое, нечеткое. Он прижимает меня к земле, бьет, и начинает душить в порыве неистовой ярости.
Его руки – на моем горле, и он, сжимая все сильнее, ждет, когда я потеряю сознание. Наконец, настроив резкость, я узнаю Гауру – его черные, как смоль, волосы, выглядят резко контрастно со снегом на обочине дороги. Если я его сейчас убью, то придется убить и второго, и я тогда так ничего и не узнаю.
- Где священник?! Отвечай!
Для того, чтобы я ответил, вы должны перестать меня душить.
«Священник не сможет вам помочь. Я знаю, где письмо. Отведите меня к вашему хозяину.»
Гаура смотрит на меня с секунду, услышав голос у себя в голове, и его мертвая хватка вокруг моего горла слабнет. Он растерянно оборачивается к другу.
- Ты слышал, что он сказал?
Тот неуверенно качает головой.
- Правильно. – Гаура встает, поднимает меня с мокрой земли одним мощным движением, и толкает назад на дорогу. – Так и сделаем!
- Куда? Чего? – Его приятель едва поспевает за нами.
- Идем, идем!
Я просеиваю сознание моих похитителей в поисках лица того, кто их послал, но вместо этого все время отвлекаюсь, и вспоминаю Релемилла. Как он впутался в эту ситуацию – это уже дело десятое. И это – не первая, и не последняя ситуация с человеком, который вообще не знает страха, потому что его рука – всегда на той самой кнопке с надписью «Доверие Богу».
Разве мне больше нечем заняться? Но я не могу бросить его посередине всего этого. Я спасаю его тело, потому что он все время спасает мою душу, наполняя ее сверкающим, манящим, ярким и подлинным Пониманием, неотделимым от Главного. Его жизнь – это ритмично бьющееся сердце Смысла. Сокровенное, любимое сердце.