Ночь была жестокой, ледяной. Ветер бушевал в гневе, и обычно мягкие снежинки в его власти превращались в колючие иголки. Мороз лютовал, и ветер лишь делал его сильнее. В такую ночь носа из дому лучше не совать, дожить до утра не всякий сумеет.
Но когда в дверь раздался настойчивый, даже требовательный, стук в дверь, Ольхейя ничуть не удивилась. Она уже привыкла, что почти каждую такую ночь (особенно в такую ночь), кто-то да стучался к ней, в надежде на приют. Ольхейя никому не отказывала, хотя и могла.
И в этот раз она с трудом, проклиная свои года, поднялась с мягкого кресла у очага и подошла к двери. Даже не задав вопроса (а кого ей бояться?), она распахнула дверь, и в комнату вместе со снегом ввалился человек.
Она терпеливо подождала, когда он пройдет чуть вперед , и закрыла дверь, не позволяя теплу покинуть помещение, и лишь тогда взглянула на вошедшего.
Человек стоял как столб, спиной к ней посреди комнаты. Он еще не чувствовал тепла, поэтому не спешил попытаться снять тяжелую дубленную куртку на меху. Мех уже был мокрый от оттаявшего на нем снега.
Снега?
Ольхейя, уже было подошедшая к гостю, замерла.
Снега?!
Пораженная, она протянула руку и коснулась меха на капюшоне куртки. Мокрый! На пальцах женщины даже остались прохладные капельки.
Она опустила взгляд вниз, на маленькую лужицу подле ног незнакомца. Растаявший снег! Снег!
Не будь Ольхейя Ольхеей, она бы уже села от шока. Все еще не в состоянии поверить в происходящее, она схватила человека за плечи , развернула к себе, и, даже не заботясь, что тот может подумать, потрогала его холодный лоб. А потом, сдернув капюшон и шапку, теплые уши и жесткие короткие волосы.
Живой! Самый настоящий живой человек!
И вдруг этот живой человек обмяк в её руках: последние силы покидали его.
Ольхейя, хоть и выглядела пожилой, не растерялась и крепко обхватила человека, без особых усилий протащив его через всю комнату к кровати. Удивление пришлось оставит ь в стороне. Она ловко стянула с него куртку, меховые сапоги, штаны, теплую рубаху, оставив мужчину средних лет (навскидку, не больше сорока) в одном исподнем, и укрыла его одеялом.
В бадье она быстро нагрела горячей воды с травами, слегка разбавила её снегом, чтоб не сварить гостя, и, прежде чем опустить его ноги туда, обтерла оголенные участки тела губкой, смоченной в этой воде.
- Вот, посиди чуток, - сказала она ему, хотя и знала, что её слова для него сейчас – бессмысленное бормотание.
В баню бы его, но где баню-то взять?
Ольхейя засуетилась дальше – готовила горячий отвар, который чуть позже аккуратно ложечка за ложечкой скормила незнакомцу.
Она не была уверена, что он выживет. Ведь она не была знахаркой и, на самом деле, имела довольно смутные представления о том, что делать с человеком, который был на грани полного обморожения и смерти. Но умереть он должен. Хотя бы потому, что нашел её, и он живой!
Это казалось ей невероятным. Столько зим, лет, вёсен и осени в её дом стучались люди. Почти всегда просили помощи, она менялась от сезона. Чаще всего люди приходили зимой. Что заставляло их идти в лес в такую погоду, Ольхейя не знала. Да её это и не волновало. Люди приходили и уходили. Плакали и угрожали. Не верили и впадали в отчаяние.
Они находили её, только когда были уже мертвы. Их души просили прибежища, а тела лежали где-нибудь далеко от дома. Ни один живой не мог увидеть её дом, а уж тем более постучаться в него. Ни один.
Кроме него.
Он был живее всех живых. Пока.
Он заснул быстро. Буря выжгла из него всё. Ночью на него напал жар, и Ольхейя не отходила от несчастного ни на секунду, надеясь, что остатки её и без того скудных знаний ему помогут.
Жар не спал и на утро, когда небо очистилось, и за окном наступила тишь да благодать.
Жар не спал и к следующему вечеру, когда на небе снова собрались черные тучи.
Лишь к утру путнику стало легче, и ни разу Ольхейя не отошла от его кровати.
И вот в тот час, когда женщина уверенно могла сказать, что он будет жить, она и задумалась: а что с ним делать?
Живому нечего делать в Царстве Смерти. Но как-то он сюда попал: специально или случайно.
Он еще был слишком слаб, поэтому Ольхейя не задавала ему никаких вопросов. Пройдет еще пара недель, прежде чем он окрепнет настолько, чтобы продолжить свой путь. Который уже незачем продолжать, если он следовал ему в Жизни. В Смерти этот путь приведет в никуда.
Однажды, под вечер, под её окном раздался шум. Гость уже спал, как младенец. В общем-то, он весь был как младенец: лишь спал, да ел, разве что не орал, и тихо постанывал иногда.
Ольхейя выглянула наружу и увидела троих леших. Заметив её взгляд, они сразу стушевались, но самый храбрый все же сказал:
- Отдай.
Что отдать, Ольхейя и не спрашивала. И так было ясно. Живым духом, с каждым часом набиравшемся сил, тянуть должно было сильно. А когда он совсем здоров станет, весь лес провоняет его Жизнью.
- Нет, - одними губами сказала она.
Лешие засуетились, но отступать не захотели.
- Отдай, - на этот раз сказал другой.
Настырные.
Ольхейя подошла к двери, распахнула и выглянула на улицу. Заметив это, лешие взвизгнули и убежали в чащу.
Об этом она и не подумала. Этак скоро весь лес соберется у её дома. Жизнь тревожила их.
Ольхейя задумчиво посмотрела на гостя. И как же его вывести отсюда? Она знала одну тропу, которая вела в Царство Жизни, но она вела вглубь леса, и прежде чем он дойдет до конца, он несколько раз станет душой.
Но сейчас он даже до порога не дойдет.
Только через пару дней Ольхейя ощутила, что гость накопил достаточно сил, чтобы выдержать пару бесед. Он уже несколько раз благодарил её, каждый раз забыв, что делал это раньше, в полу беспамятстве. Но теперь, хоть он был бледен, почти прозрачен, чувствовал он себя гораздо увереннее.
По крайней мере, его голос уже не дрожал и не сбивался, когда он благодарил её в очередной раз.
- Куда ж ты пошел в такую погоду? – спросила она.
Он нахмурился и сразу помрачнел.
- Нужно было. Срочно.
- Нужно было? Срочно? Ты едва жив остался.
- Но, к счастью, я встретил Вас, и Ваше гостеприимство спасло меня, - он неуклюже еще раз отвесил ей поклон.
- Поверь, лучше бы ты умер, - она прищурилась, наблюдая за его реакцией.
Реакция была, но не совсем такая, которую Ольхейя ждала.
Незнакомец напрягся, и его рука машинально потянулась к бедру, туда где должно было быть его оружие. Но оружия там не было.
- Вы ведьма? – отрывисто бросил он, оглядывая комнату.
Ольхейя догадалась, что он искал вещи, в которых пришел.
- Нет, не ведьма, - ответила она, кряхтя, поднялась с кресла и подошла к шкафу. Достав оттуда сверток, она кинула его на колени.
Гость быстро и выверено обыскал свою одежду, но того, что ему было нужно, не нашел. Видя, как темнеет его лицо, Ольхейя сказала:
- Это все, что было с тобой в ту ночь.
Но он ей не поверил, потому что тень с его лица так и не сползла.
- Я благодарен тебе за своё спасение, - чеканя каждое слово, проговорил он, - но верни то, что ты забрала у меня, иначе пожалеешь, что меня спасла.
Ольхейя хмыкнула и задумалась: вряд ли он бы так за своё оружие переживал. Может, было что-то еще, более важное? А может, и не было. В делах людских Ольхейя давно уже не смыслила.
- Могу поклясться чем угодно, - ответила она, все еще задумчиво, - что при тебе не было ничего, кроме того, что ты держишь в своих руках. Быть может, ты обронил это в пути?
Тень сошла с его лица, и взгляд сделался испуганным и отчаянным.
Что бы не было у него, потеря этой вещи оказалась для него непереносимой.
- Скажите, что вы шутите, - пробормотал он, - Скажите, что вы украли. Только не говорите, что я мог где-то потерять!
Ольхейе вдруг стало жалко его, но врать она не стала, а потому вновь повторила:
- Я не брала.
Он закрыл лицо ладонями, что-то бормоча, и его отчаяние выплескивалось из него, словно вода из переполненного ведра.
- Что ты потерял? – сжалилась она. – Может, я смогу помочь?
- Не сможете, - он покачал головой, все еще закрывая лицо руками. – Никто не сможет.
И правда. Если он потерял это в мире Живых, она ему не поможет. Но если в мире Мертвых, то шанс есть. Если какой-нибудь леший и морок не забрал вещицу себе.
Ольхейя махнула на это рукой, и решила больше не тянуть время.
- Скажи, как тебя звать?
- Олев, - ответил он, даже не задумавшись. Не врал.
- Куда ты шел, Олев? – задала Ольхейя следующий вопрос.
На этот раз он задумался, но ответил:
- В лес. В самом его сердце должен быть старый храм, и я шел к нему.
Ольхейя не знала, есть там храм или нет. В Царстве Смерти все остается таким, каким и было, и там, где стоят большие людские города, в Смерти по-прежнему стелятся поля, луга или леса.
- Что тебя заставило так спешить к нему и пойти в ту пору, когда часты бури?
Он снова помолчал немного, прежде чем ответить:
- Потому что в другое время туда идти бессмысленно.
Бровь Ольхеий невольно изогнулась, но Олев этого не заметил, а потому и не продолжил свою речь.
- Олев, ты хоть знаешь, где ты? – наконец, спросила она.
Ей удалось его удивить своим вопросом.
- В Вашем доме, в лесу, - ответил он осторожно, чувствуя подвох.
- И тебя не удивляет, что одинокая пожилая женщина живет посреди леса?
- Удивляет, - честно признался он. – Но Вы спасли меня, и это уже не имеет значения.
Ольхейя вздохнула. Она столько раз говорила душам, что они мертвы. Она каждую реакцию уже знает назубок. Но еще ни разу ей не приходилось говорить живому, что он в Смерти.
- Ты в Царстве Смерти, Олев. Здесь нет и не было того храма, к которому ты так стремишься, здесь нет то деревни или города, откуда ты пришел.
Он был в таком же шоке, в котором была она, когда поняла, что перед ней живой человек.
- Вы шутите?
Она скорбно покачала головой.
- Ты как-то вошел в этот мир, уж не знаю как. Буря скрыла тебя от жителей леса, и тебе повезло добраться до меня до того, как буря закончилась. Не веришь? Выгляни в окно. Ты не увидишь ни одной птицы и ни одного зверька, зато увидишь пару леших.
Он, все еще в сомнении, привстал, заглянул в окно и сразу же сел.
- Скажи мне, куда ты шел и зачем, и возможно, я смогу тебе помочь, - вновь сказала она.
Олев все еще колебался. Но потом лицо его сделалось твердым и решительным, и он ответил:
- Вы узнали моё имя. Я не врал Вам. И теперь я хочу услышать Ваше, так же, без вранья.
Он обращался к ней, как к ведьме. Времена идут и меняются, но у ведьм до сих пор должна была остаться их маленькая слабость: настоящее имя. В прежнее время даже глупый крестьянин, вызнавший имя ведьмы, имел над ней власть. Имя ведьме было необходимо, но иметь его было опасно.
Но Ольхейя не была ведьмой. Люди могут думать что угодно, но ведьмы – тоже живые, и им тоже не место в Царстве Смерти.
- Ольхейя, - сказала она.
Реакция была предсказуема. Сначала – недоверие, но чем дольше он смотрел ей в глаза, тем больше верил. И в конце концов, с испугом на лице упал на колени.
- Встань. Встань сейчас же! – прикрикнула она. – Меня уже давно не было на вашей земле, чтоб бить лбом у моих ног. Если вернешься назад, даже не думай молиться – я здесь живых не слышу.
Она потому-то и ушла, чтобы не слышать.
Он медленно поднялся, в таком смятении, что Ольхейя пожалела о сказанной правде. Ничего не поменялось.
Но, удивительно, больше он ничего предсказуемого не сделал и не сказал. Ему, конечно, потребовалось время, чтобы справиться с собой, но когда он оправился от потрясения, то сразу начал свой короткий рассказ:
- Восемь лет назад я потерял жену. Я – Ловчий. Я знаю, что таким нельзя заводить семью, но не выдержал. Можете не говорить мне, что я дурак, я знаю. Теперь знаю. А тогда мне было все равно. Мы были молодые и наивные, верили, что любви все нипочем.
Но однажды она пропала. Мы ехали через лес, через другой лес, заснули вместе, но проснулся я один. Её не было, как будто она встала на минуту и ушла навсегда. Все вещи её остались на месте. Я не нашел ничего, ни клочка ткани, ни волоса – ничего.
Но однажды я случайно узнал об одной ведьме. Шептались, что она умеет находить пропавших людей. Так про всех ведьм, конечно, говорят, но об этой твердили как-то особенно. Словно действительно умела.
Я отправился к ней, и обменял её жизнь на помощь. Я хочу если не найти жену, то хотя бы знать, что с ней случилось тогда, и есть ли шанс её спасти. Ведьма сказала мне взять то, что чаще всего прикасалось к телу моей жены и отправиться в Лютень в Северный Лес. В его сердце стоит храм, древний, как сама жизнь. В том храме я должен позвать душу одной ведьмы, которая приходит туда только в Лютень, и отдать ей вещь жены. И уже душа мне все расскажет. И я пошел. Буря началась неожиданно, я не успел к ней подготовиться, и лишь случайно вдалеке увидел свет вашего дома. И пошел к нему.
Он замолк, и посмотрел на Ольхейю, но та молчала, обдумывая, а потом спросила:
- Ты давал в руки той ведьме вещь жены?
Он кивнул.
- Это был кулон. Он остался со мной, потому что Мори убирала его в сумку в дороге, чтобы не бросался в глаза. Ей так было спокойнее. Ведьма чем-то посыпала его, сказала, это поможет душе взять вещь.
Ольхейя вновь задумалась.
Много ли поменялось в том мире? Раньше ведьме не нужно было посылать человека на край света, чтобы помочь понять, что случилось с пропавшим. Знала ли она что-то такое, что не пожелала ему сказать? Или просто отправила от себя подальше, решив, что в такой месяц он в лес не сунется.
Но это все равно не объясняет, как он попал сюда. Если ведьма не лгала, это душа должна была прийти из мира Смерти в мир Жизни, а не наоборот.
Ольхейя молчала долго, и Олев тоже ничего не говорил. Внезапно её осенило, и, немного волнуясь, она спросила:
- Ты держал кулон в руке, когда шел?
Витавший в своих мыслях Олев вздрогнул от неожиданности, но ответил мгновенно:
- Да.
Ольхейя удовлетворенно кивнула.
Что ж, теперь понятно, как он, живой, оказался здесь. Но рассчитывала на это ведьма или нет – неизвестно.
Души не могут взять предметы жизни в руки. И поэтому ведьма посыпала кулон пылью, которая делает предмет осязаемым для духа.
И вот человек шел, и в руках его был кулон, покрытый пылью. Над его головой сияло солнце или стояли тучи, но день был тихий. И вдруг ниоткуда вырывается порыв ветра, наверняка сбивает его с ног, открывается щель между Жизнью и Смертью, и, ослепленный снегом, человек вступает прямо в нее.
Нет. Не так.
Буря была сильна, но она никак не могла коснуться кулона за гранью. Только если б кто-то помог хотя бы одной снежинки упасть в щелочку и коснуться пыли на кулоне. Но щелочки не появляются просто так, их можно только создать.
А кто может создать щелочку? Кто вообще может разорвать грань где угодно?
- Ты, Ловчий, многих ли ведьм убил за свою жизнь?
Он призадумался, потом качнул головой:
- Много.
- Ты, небось, личность у них известная.
Он слегка улыбнулся и пожал плечами, промолчав.
- И доверился же ведьме. Не побоялся, что обманет и отправит на верную смерть?
- Я ложь, Госпожа, за версту чую. Не лгала. Мое слово – Закон. Мы именами поклялись, что я её не трону, а она мне поможет.
Ольхейя снова призадумалась.
- Раз ты личность у них известная, думаю, любая ведьма знала, что у тебя жена есть. А раз так, есть у меня мысль, что та ведьма кое-что знала о твоей жене, раз отправила тебя на край света.
Олев вскинул голову и посмотрел на женщину.
- Что эта могла знать о моей жене?
- Да что угодно, друг мой. Только вот что складывается: в Смерть ты как-то попал, но живой. И кулон потерял, хотя наверняка в буре его спрятать . И ко мне попал, хотя шансы невелики были. Может, есть вещи, которые знать тебе не следует?
Он напрягся, готовый отрицать все и вся. Ольхейя подняла руки, заставляя его замолкнуть.
- Послушай, что я тебе скажу. Чем дольше ты здесь находишься, тем больше нечисти про тебя прознают. Пока под моим домом вертятся лишь лешие, на которых я прикрикнуть могу. Но очень скоро сюда придут те, которые меня не боятся. И договориться с ними очень сложно, можно сказать, невозможно. Ты живой здесь – как гора смердящих трупов там. Тебе не место здесь, и чем быстрее ты уйдешь, тем больше у тебя шансов вернуться в Жизнь. И Живым.
Ольхейя качнула головой.
- Мне жаль твою любовь. Но ты правильно сказал, что ты дурак. Возможно, твою жену убили ведьмы. А возможно, - она повысила голос, чтобы перекрыть его гнев, - она ушла сама, когда пелена с глаз спала. А возможно, - уже тише добавила Ольхейя, видя, как растеряно смотрит Олев, - ни то, ни то не происходило. И тогда лучше и не знать. Может, ведьма и пыталась тебе помочь. А может, она хотела убить тебя с твоего же, так сказать, позволения. Так что брось, Олев, забудь. Ты все равно потерял кулон, и если ты потерял его здесь (что скорее всего так и есть), ты уже не найдешь его. Никогда.
Он совсем потерялся. Ольхейей было жаль его, но другого выбора она не видела. Ей не хотелось, чтобы спасенный с таким трудом человек, умер из-за чьей-то глупой выходки.
Она не стала ему говорить, что люди никогда не исчезают бесследно. Если бы девушка ушла сама, она бы хоть что-то, да забрала с собой, ведь они явно были далеко от ближайших селений, раз спали посреди леса. Если бы её убили ведьмы (даже если б сначала забрали), остались бы следы борьбы. Да и он, Ловчий, почувствовал бы их рядом прежде, чем бы они успели скрыться с добычей. А это значит, остался третий вариант, тот самый, который лучше не знать.
Уговорить бы его только уйти. Может, силы в Ольхейе еще остались, но их не хватит тащить упирающегося человека через весь лес.
Она смотрела на него и ждала. Трещинка. Еще одна трещинка. И он сдался.
- Ты выведешь меня отсюда? – голос его звучал глухо и безжизненно.
Ольхейя протянула Олеву нож. Неказистый: неровное лезвие, рукоятка – так обычный сучок. Но появляться в лесу, в Жизни, без хоть какого-то оружия не стоит – она это знала. Тем более, что там, в Жизни, этот нож станет очень силен, будет стоит целого меча.
Он поблагодарил её кивком.
- Только пообещай: добудешь другое оружие, избавься от него. Кинь в огонь, это выжжет из него Смерть.
Он снова молча кивнул.
Они стояли на краю тропы. Она обрывалась в пропасть, из которой доносился тихий вой ветра. Он не боялся этой пропасти, и это радовало Ольхейю, потому что времени становилось все меньше: стайка безобидных леших могла с легкостью привлечь кого-нибудь посерьезнее.
- Спасибо за то, что меня спасла, - хмуро сказал он, но Ольхейя расслышала в этих словах искреннюю благодарность.
- Не за что.
Она поколебалась, и все же коснулась рукой его лба. Не так, как при первой встрече, иначе. Сказать, что он был поражен, и вся его мрачность исчезла – не сказать ничего.
- Иди с Миром и Благостью, - произнесла она слова, которых не произносила уже много веков.
- Да будет Воля твоя Услышана, - ответил он, заученно, но искренне.
Ольхейя улыбнулась ему в последний раз, и он шагнул в бездну, растворившись в ней с легким сиянием.
Леших тут же словно ветром сдуло. Запах живого исчез, как будто его и не было. Ольхейе хотелось бы поверить, что Олев послушал её, и теперь идет обратно домой, но сомнения грызли её. Ловчие во все века были упрямыми созданиями.
- Я прослежу за ним,- раздался шелестящий голос.
Ольхейя подняла глаза и увидела бесплотную берегиню, лишь отдаленно по очертаниям напоминающую девушку.
- Так вот кто его сбежавшая жена, - протянула она.
Берегиня задрожала.
- Не выдавай, - испуганно прошелестела она. – Не выдавай.
- Никому я не скажу, - отмахнулась Ольхейя. – Но в следующий раз меня в это дело не впутывай. Тоже мне, нашла, как проблему решить! А ка бы убила?
Берегиня вновь задрожала, но Ольхейя махнула рукой и поспешила назад, к своему домику.
Вот уж кто мог бы подумать, что берегиня совершит такую глупость. И как её только угораздило влюбиться в живого? Причем именно влюбиться, а не очароваться, как это делают русалки или полудницы. Побалуются, подурманят, пока не убьют случайно или не надоест и забудут. А эта – влюбилась! Вот уж точно, меняются времена.
Ушла почему? А либо устала – жить в мире Жизни тяжело. Либо пригрозили его убить, чтоб бросила свою глупость. Вот и ушла.
Бросила дурака. И чуть не убила, пытаясь его оградить от правды. Что б с ним было, коли он узнал, что был женат на берегине? Целовал берегеню? Простите, возлежал с нечистью?
Хорошо, хоть не родила. Это что ж в мире будет, коли там ребенок-полукровка?
Но сомнения роились у Ольхейи. Времена ведь меняются. Быть может, не зря ведьма его отправила сюда, а не стала говорить сама? Ведь наверняка знала. Коснувшись кулона, не знать не могла.
Эх, все же меняются времена. И не к добру.