Я пил клюквенный морс и представлял, что это старинное изысканное вино. Вы спросите почему? Да, потому, что мне всего девять лет, я тайком вырвался на террасу полюбоваться летними сумерками и сижу, укутавшись в теплый плед, в плетеном кресле. Мне тепло и уютно. Уже давно погашены последние свечи и, дом потихоньку отходит ко сну вместе со своими жильцами. Я вдыхаю летний ночной воздух и погружаюсь в воспоминания. Так я называю свои мечты...
Узкая тропинка уводит меня в горы, я одинок и свободен, и только ветер поет мне песню о горе Фудзи. Мое кимоно вторит голосу ветра, и я бреду, обретая свой путь, свою веру и свою свободу. Я стар, моя голова седа и, в который раз, я повторяю свое восхождение, как залог своего я. Сколько раз рисовал я эту гору, сколько раз вторил я ветру и каждый раз поражался ее красоте.
Я шел и думал о том, что моя жизнь похожа на каждое из моих восхождений и, когда я поднимусь – цель моего путешествия будет достигнута... я любовался всем, что встречалось мне на пути, всем тем, что я больше никогда не напишу, и всем, что я видел сегодня, как в первый раз. Мне хотелось, что бы Моя Жена видела все это моими глазами и, я верил, что Она видит. Я рисовал только для Нее одной. Только Ей предназначалась эта красота и эти линии: шум молодого бамбука и утренний туман рисовых полей и, каждое из моих восхождений на эту гору. Я отдавал Ей свои шаги и хруст дороги под моими ногами, и дуновение ветра, которое развивало мою седую бороду, и виды Фудзи, которые открывались мне, как Оги.
Юмико покинула меня тридцать лет назад. Она завершила свой путь у подножия этой горы. Растаяла вместе с утренним туманом... Ушла... унося с собой, мое обещание рисовать, рисовать снова... рисовать для Нее. Тогда Она сказала, что возьмет все мои картины с собой и, будет ждать меня на вершине горы...
Я шел к Ней и улыбался... зная, что меня ждут маленький уютный домик, японский сад, картины и моя Юмико... что Она, как и раньше, приготовит мне чай и мы будем долго молчать об одном и том же, следуя древнему ритуалу. Я нес Ей краски, которые уже никогда не лягут на холст или бумагу, которые растворятся вместе со мной в утреннем тумане на вершине Фудзи, но до нее еще было далеко. Я был стар и каждый свой шаг я наполнял воспоминаниями. Я думал о том, как много раз встречал рассвет на этом склоне и никогда не узнавал его, и о том, что природа ликовала, встречая меня в последний раз.
Стало прохладно, воздух был густым и тяжелым. Запах красок, которые я взял Ей в подарок наполнил воздух. Мои ноздри широко раздувались, боясь пропустить хотя бы один оттенок. Я остановился, перед небольшим домиком, таким знакомым и таким родным. Я снял гэта и первые лучи солнца коснулись вершины, до которой я так и не дошел, но отлично видел в одной из складок моего загадочного Оги.
Я прошел через дом в тот долгожданный Японский сад, о котором мечтал всю жизнь, в нем одновременно существовали растения из разных времен года, которые жили, подчиненные моей фантазии и сменяли друг друга, повинуясь моим художествам.
Наконец, я мог не следовать канонам, рисуя послойно все времена года на одном холсте, который напоминал о прошлой жизни.
Я был маленьким мальчиком, сидящим на террасе странного уснувшего дома с бокалом сока на небольшой и массивной стеклянной столешнице, которая покоилась на плетеной основе...
Мальчишка мирно спал, укутавшись в плед, а вокруг него струился лунный свет, который освещал стену комнаты за его спиной и шелковый свиток, на котором красовался Японский сад, в котором Я пил чай со своей Юмико...
А утром этот мальчуган нарисует гору, на которую этой ночью я взошел в последний раз и все, что открылось взгляду Юмико, встретившей меня с первыми лучами восходящего над Фудзи солнца...
Мать бережно поправила Николкино одеяло. Его только под утро уложили в кровать, подивившись, как крепко спит их мальчуган... Она подошла к столу, на котором лежала папка с рисунками сына, и стала бережно листать их, любуясь утренним туманом вместе с которым однажды утром ушла Юмико, многочисленными видами Фудзи и удивительным Японским садом...
10.05.2007