История осенней любви. Жизнь сначала

Владимир Свердлов
(5-я часть)

Понедельник.
Ни для кого не секрет, что понедельник - день тяжёлый. Опять этот звонок, по которому ты должен за шкирку вытащить себя из кровати. Опять начинается очередная пустая никчемная неделя. Такая же, как предыдущая. Такая же, как та, что будет за ней. Эта, перед ней, после неё, и ещё одна - и нет очередного месяца. А там - годы. Сколько их ещё, сколько тонн углекислого газа я ещё выделю в атмосферу, приходя куда мне не нужно, но куда тороплюсь, чтобы не опоздать, где никто мне не рад, но натягивают улыбки и говорят "привет, как ты?", и я должен натягивать свою и отвечать "нормально". Сколько еще тонн еды я переведу, делая то, что никому не нужно, но все считают что очень важно и срочно?

Этот понедельник начался особенно противно. После вчерашнего падения с роликов болела нога. Из тюбика с зубной пастой с трудом выдавилась последняя капля. Бреясь в ванной, я порезался в нескольких местах, и глядя на своё лицо в зеркале, окончательно впал в состояние,  в котором на работу, да и вообще куда-либо, лучше не ходить.

Ровно в девять я бросил свою папку на стол, взял кружку и отправился на кухню. Я - программист и для бесперебойного функционирования меня нужно регулярно снабжать порциями кофе. А сегодня мне нужно что-то другое. Медицина все ещё никак не может придумать как делать людей счастливыми. Там, где лежат пакетики сахара и крема, должны ещё находиться пакетики счастья. Один пакетик - на полчаса. Принимать по необходимости, но не более четырёх в день.

Но не было таких пакетиков сегодня на кухне нашего офиса. Не завезли. Обнаружив это, я окончательно расстроился, и буркнув "ОК" на вопрос - хорошо ли я провёл выходные, отправился к себе. Хорошо ли я провёл выходные? Я сейчас расскажу, как именно и где я проводил свои выходные, если вы так хотите это знать, но вид людей, собравшихся около моего стола отвлёк меня от этого, несомненно интересного повествования.

Я не люблю неожиданно появляющихся около моего стола людей. Особенно по утрам. Особенно в понедельник. Не доходя до них, я сделал хороший глоток, выдавил на лице что-то, что можно при желании назвать приятной улыбкой и подошёл к ним. У клиентов проблемы. Поддержка не может их решить уже много дней. Они недовольны. Дело дошло до начальства. Когда я могу выехать в Сан Франциско?

Сан Франциско. Я думал, что день начался плохо. Я ошибался. Он начался очень плохо. Отвратительно. Хуже некуда. Как я поеду в Сан Франциско, где осталось столько моей памяти? Как я буду ночевать в отеле, там, где когда-то мы были вместе? Я вообще больше никуда не езжу и ни в каких отелях не останавливаюсь. И почему вообще я? Пусть едет Питер.
- Питер сейчас в Колорадо. Ехать больше некому. Удаленная диагностика не помогла. Вопрос надо решить за два дня. Все, что тебе нужно - проси.

Демонстративно ставлю недопитую кружку на стол, забираю папку:
- Я поехал собираться. Прилететь туда хочу до пяти. Дайте знать, что с билетами.

Сан Франциско.
Сан Франциско красив под заходящими лучами солнца. На холмах и окруженный горами,  он особенно хорошо смотрится через залив, с той стороны, куда идёт Золотой Мост.  Впервые за много лет я куда-то еду. Впервые за много лет я достал фотоаппарат и набор оптики. Впервые за много лет я везу с собой треногу. Сегодня вечером - полная луна. И на рентованной машине я еду из аэропорта через город, из города через Золотой Мост и там, сразу за мостом, поворот налево на дорожку, ведущую на холмы над городом. Туда, где когда-то стояли батареи береговой обороны. Место, удобное для военных, чтобы разрушать, открывает замечательный вид на мост, на залив, и на город на востоке. Вид в ту сторону, откуда через короткое время появится луна, холодная и равнодушная к земным заботам и страданиям, но по какой-то иронии возведенная в вечный символ любви и мечтаний.

На площадке уже стоит народ, уже распаковали и собрали технику. Уже заняли лучшие места. Пристраиваюсь с краю и достаю своё нехитрое имущество - старенький фотоаппарат и маленький штатив, хороший для путешествий, но лёгкий и шаткий. Рядом со мной у девушки техника, вызывающая уважение. Один радиоуправляемый пульт стоит больше чем все, что я привёз. Вроде все готово, осталось ждать. Звонит телефон.
- Привет, Антон.
- Нет, я сейчас в Сан Франциско.
- Думаю через пару дней.
- Давай в конце недели.
- Хорошо, договорились. Давай, пока.

Убираю телефон. Девушка рядом со мной поворачивается. В вечернем свете, даже и после стольких лет, я узнаю ту, кто нарезала вокруг нас круги на коньках в Лэйк Плэсиде, кого с ушибленной ногой мы поддерживали за руки в Нью Йорке, кто с обгорелым носом смотрит с фотографии из Флориды. Ту, кто фотографировала нас во все наши моменты - под цветущими вишнями в Вашингтоне, дома, на лыжах, на море, везде. Всегда - вдвоём, всегда - обнявшись, всегда - с ней, прижавшейся ко мне. Ту, кто сфотографировала нас с пригубленными бокалами Мадам Клико рядом с ворохом голубой оберточной бумаги и раскрытой пустой коробочкой на столе в тот самый момент, когда от счастливого вскрика вздрогнула горящая на столе свеча. Чья фотография - ещё не постановочная, ещё не для показа, казалось должна была хранить нас - с ней, прижавшуюся ко мне навсегда.

В темнеющем воздухе за минуты до восхода полной луны на холме напротив Сан Франциско передо мной стояла Ксения.

Один в отеле.
Я  давно уже не останавливаюсь в отелях. Одному регистрироваться, получать ключи, подниматься с чемоданом в номер... Одному кипятить чай, садиться за пустой стол и вспоминать всю ту веселую суету, которая всегда сопровождает  счастливых людей, внутренней памятью видеть какую-нибудь милую безделушку,  превращающую безличный типовой номер в место пусть временного, но незабываемого пребывания, слышать голос: "Давайте праздничать"... Голос, которого уже не услышишь, и который быть может  в этот самый момент говорит эти самые слова, но другому и в другом месте - это слишком тяжело. Слишком тяжело.

В ночь полной луны в отеле в Сан Франциско интернет работал на полную мощность. Вентилятор компьютера уже давно шумел не переставая, кредитная карта доставалась и убиралась не один раз. Организм, с утра не получавший никакой еды, терпеливо молчал и переключил все ресурсы на мозг. Мозг горел от возбуждения, поглощая, сопоставляя и анализируя информацию - найденную и купленную. Наконец, все точки свелись в одну картину.

Я набрал номер.
- Пожалуйста, один билет до Вашингтона на завтра.
- Да, прямой.
- Мне там нужно быть не позже девяти вечера.
- Не имеет значения.
- Не имеет значения.
- Спасибо.

Дело сделано. Я встал и долго терпевший организм робко напомнил о себе. В мини-баре, как и ожидалось,  ничего приличного не было. Где-то заказывать какую-либо еду уже было не то что слишком поздно, а скорее, слишком рано. Маленькая плитка шоколада и карманная бутылочка джина - извини брат, потерпи ещё немного, до завтра, вернее, до сегодня.

Работа, которая меня кормит.
Ровно в девять я у клиента. У нас час, даже меньше. Поэтому давайте сразу к делу. Клиент крайне недоволен и тянется к телефону. Но я тверд.  Вы конечно можете позвонить и вам пришлют кого-то вместо меня, но сейчас людей нет, вам придётся ждать непонятно сколько.

В очень простых выражениях мне объясняют - что будет, если мой приезд не решит проблемы. Мне все равно. Я сажусь за терминал. Жму кнопки. Система запускается. За спиной тяжёлое дыхание. Я его не слышу. Внутри меня громовыми раскатами таймер отсчитывает минуты. Вдруг я обращаю внимание на маленький пульсирующий прямоугольник в правом нижнем углу.
- У вас динамическая лицензия?
Тяжёлое дыхание за спиной прерывается.
- Не знаю. Я не уверен. А что это?

Я не слушаю. Сбрасываю бумаги в папку, натягиваю куртку и выходя:
- В спецификации чётко обозначено, что лицензия должна быть статическая.
Из коридора слышу как за спиной по нарастающей поднимается шум, каким-то образом складывающийся в крик:
"А подать сюда Ляпкина-Тяпкина"!

Полёт.
Я не знаю зачем я туда лечу. Я не знаю цели поездки, чего я хочу добиться, и что вообще я там буду делать. Я даже не знаю - смогу ли я её увидеть, найду ли её. Вся моя жизнь здесь учила меня что для всего должен быть план. Чётко обозначенные шаги - конкретные, выполнимые, и с измеряемым успехом. Такие, что в любой момент я могу любому объяснить какой у меня основной план, какие могут быть риски, и что я собираюсь делать в случае если этот план окажется под угрозой. Как в любой момент на работе я должен быть готов ответить - когда я закончу этот кусок кода, когда я его закончу так, чтобы он работал, и когда я его закончу так, чтобы он работал правильно, так же в любой момент - на работе или дома, днем или ночью, я должен был готов ответить Ире что я буду делать если придётся выбирать кому помогать - своему сыну или её дочери, если придётся выбирать кого лечить - её или родителей. Кому я отдам последнюю тысячу долларов. И в любой момент мой ответ должен был быть единственно правильным. Но несмотря на жестокие уроки, моя голова упорно отказывалась строить планы жизни. Расписывать таблицы, расставлять индексы приоритетов, согласно которым потом будет рассчитываться кому, как, и в каком объёме оказывать какую помощь. В моём мозгу программиста такие вопросы выбрасывали пульсирующий красный прямоугольник с текстом - "Системная ошибка. Пользователь попытался провести запрещённую операцию. Система остановлена". Сколько раз пользователь игнорировал этот текст и пытался нажимать на кнопки в любой, уже бессмысленной последовательности!

Северная Бетезда сильно изменилась за эти годы. Новые комплексы. Через лесок, где когда-то ходили олени и квакали лягушки, провели дорогу. Поменяли движение. Но я все-таки узнавал те места и каким-то чутьем сворачивал куда надо. Вот въезд в комплекс, где мы жили столько лет. Вон полянка между домами над которой летом летали светлячки. Вот это большое дерево, под которым она обычно парковала свою машину.  А вот и машина. Стоит там же. Взглянул на окна - горят. Значит дома. Я выключил мотор и, положив руки на руль, поднял пальцы. Нет, не дрожат. Посидел, прислушался к себе. Нужно ли мне то, что я собирался сейчас сделать? Может - развернуться и исчезнуть пока не поздно? Коснулся ключей, еще вставленных в зажигание. Сердце ушло вниз, побыло там секунду и вернулось назад. Я решился.

Она открыла внутреннюю дверь и замерла. Мы стояли, разделенные наружной стеклянной дверью и не говорили ни слова. Наконец она увидела что я в летней одежде, совсем по-Калифорнийски, и впустила меня.
- Ты же совсем замёрз.
Только тогда я понял что я действительно дрожу всем телом, так, что руки не могут развязать шнурки на ботинках. Здесь в декабре настоящая зима.

Она несмело подошла ко мне и подставила щеку. Я легонько ткнулся в неё холодными губами.
- Ты весь ледяной, как так можно?
- Я только что с самолёта. Дашь мне умыться?
- Конечно. Иди, я сейчас принесу полотенце.

Я прошёл в туалет на первом этаже и включил воду. Внезапно я вспомнил. Закрыл дверь и поднял крышку бачка. То, что я чинил, до сих пор на месте и по-видимому до сих пор работает. Интересно, монетка на полу, та самая, на счастье - она так же в той же щели или нет? Может , за эти годы была замечена и выковырена чтобы не портила пол?

Я открыл дверь. Она ждала с полотенцем. Успела переодеться в коротенький халатик - тот самый, салатового цвета.
- Есть хочешь?
Я вспомнил про свои обещания организму -
- Очень. Я практически два дня без нормальной еды.

Я ел суп и она смотрела на меня. Поколебавшись, поставила ногу на ступеньку. Я опустил глаза, и она чуть заметно отвела коленку. Да. Все та же абсолютная власть. Власть, данная природой, власть перед которой ничего не устоит потому что это - сама жизнь. Сопротивляться ей - сопротивляться самой жизни. Почему же она тогда одна? Что-то изменилось? А с другой стороны, уверен ли я, что она одна, что что-то изменилось? Но тогда - почему она в таком положении? Впрочем, это уже не важно.

Мы молчали. Те слова, которые она могла мне сказать, я знал и так. А мой голос был бы наверно чужой в этом доме. Я доел суп и встал.
- Спасибо, Ира. И спасибо тебе за все.
Она сначала не поняла, но я уже направился к выходу.
- Ты что, уходишь?
- У меня самолёт.
- Ты вот так вот уходишь?
- Да. Спасибо тебе за все.

Машина ещё не успела остыть. Я выехал из комплекса, встал на обочине и по телефону заказал отель. Я уже не боялся быть в отеле один. Уже не боялся. Завтра я куплю обратный билет, а сейчас достал симку, сломал её пополам и выбросил в окно. Надо начинать жить. Уже пора.

На столе у пустой тарелки я оставил конверт. Чека в нем хватит, чтобы сохранить дом. Который она всегда боялась потерять. Из-за которого она не поехала тогда ко мне. Теперь она его не потеряет. Ксения опять сможет приезжать на каникулы.

Завтра у меня самолёт.