Дональд Бартельм
(перевод с английского)
Над нашим другом Колби нависла угроза, и уже давно. Причиной тому было его поведение. И теперь, когда он зашел слишком далеко, мы решили его повесить. Колби возражал: «... и это лишь потому, что я зашел столь далеко?» Он этого и не отрицал, однако не предполагал, что за это кто-то будет его вешать. Зайти столь далеко, по его словам, мог любой из нас. Не слишком обращая внимание на его возражения, мы уточнили, какую музыку он бы предпочел услышать последний раз в жизни. Он сказал, что не задумывался над этим, но еще примет верное решение. Для меня и других не было секретом, что Говард (а он - дирижер), не может нанять музыкантов и начать репетировать, не убедившись, что справится с музыкальным произведением. Колби признался, что всегда был без ума от Четвертой Симфонии Айвза. Но Говард нашел в этом лишь способ оттянуть время, ведь, не секрет, исполнить этого композитора с листа почти невозможно. Для этого требовались недели репетиций, к тому же штат оркестра и хора мог превысить отведенный на музыку бюджет. «Будь реалистом», - сказал он Колби, и тот ответил, что попытается придумать что-нибудь не столь изнуряющее.
Хью волновался о корректности текста на пригласительных открытках. Что, если одна из них попадет в руки кому-нибудь из влиятельных людей? Повешение Колби без сомнений было противозаконным, и если кто-то наверху заранее узнает об этом плане, то вероятно, поспешит прислать своего представителя, чтобы все испортить. Однако я был уверен, что, даже при всей незаконности предстоящих событий у нас было на это полное моральное право, потому что он, будучи нашим другом, принадлежал нам во всех смыслах, даже если после всего зашел столь далеко. Мы согласились с тем, что текст открытки должен быть таким, чтобы даже нельзя было догадаться, что это и есть приглашение на казнь. Мы решили обозначить событие как «Прощальное представление мистера Колби Вильямса» - милая фраза из специального каталога, которую предстояло напечатать на бумаге кремового цвета. Магнус сказал, что печать открыток берет на себя, однако нашей заботой должны стать напитки, которые Колби оценил, конечно, как приятный момент, вот только чтобы они не были уж слишком дороги. Но мы по-доброму возразили: «Цена не имеет значения…», потому что, как бы все не складывалось, мы все равно остаемся его близкими друзьями, даже если не сможем собраться вместе.
Сколько во все вложено чувств, и сколько добрых слов…
Колби спросил, нельзя ли ему также выпить перед событием? Мы все хором ответили: «Конечно!»
Следующим вопросом стала виселица. Мало кто из нас разбирался в особенностях их конструкции, но Томас, архитектор по образованию, сказал, что перелистал множество старых книг и начертил эскиз. И еще он вспомнил о такой замечательной и важной детали, как люк. Исходя из его грубых подсчетов, с учетом труда и материалов все должно было обойтись нам примерно в четыреста долларов, если не больше. «Слава Богу!» - воскликнул Говард. – «Это будет не палисандровое дерево - нет, а всего лишь добротные сосновые брусья! Расчеты Томаса верны!» Виктор спросил, не будет ли неокрашенная сосна выглядеть, как сырая древесина, и Томас ответил, что если ее заморить под темный орех, то особых проблем не возникнет.
Я сказал, что если даже на виселицу уйдет не больше четырех сот долларов, то к этому добавится еще и стоимость напитков, наем музыкантов, и это еще не все. Так, почему бы нам не воспользоваться обычным деревом - красивым дубом, тополем или вязом? И заметил, что, когда мы будем это делать, то уже наступит июнь, все деревья покроются листвой, что внесет в само действо еще и «природную» патетику, вернув нас в строгие традиции, особенно поддерживаемые на Западе. Томас, изобразивший виселицу на тыльной стороне конверта, напомнил нам, что снаружи повешение может не состояться из-за угрозы дождя. Виктор сказал, что ему как раз нравится идея акта повешения на свежем воздухе, может быть, на берегу реки, но заметил, что это несколько далековато от города, и могут возникнуть проблемы с прибытием гостей, музыкантов, и остальных в столь отдаленную сельскую местность… а затем обратно в город.
И тут все посмотрели на Гарри, занимающимся прокатом грузовых автомобилей. Гарри сказал, что может предоставить достаточное количество лимузинов, чтобы позаботиться о логистике, но платить должны будут сами водители, которые, отметил он, могут и не быть друзьями Колби, и не требовать оплаты за их услуги. Водитель – это нечто большее, чем простой бармен или музыкант. Он сказал, что у него уже есть десяток лимузинов, используемых по большей части для похоронных процессий, и очевидно можно достать еще где-то дюжину машин, обзвонить друзей и товарищей по бизнесу. Он также заметил, что, если мы проводим мероприятие на открытом пространстве, на воздухе, то было бы неплохо позаботиться о тенте или навесе, чтобы как минимум иметь возможность укрыть священников и оркестр, потому что, если во время повешения пойдет дождь, то наше мероприятие будет выглядеть чуть ли не угнетающе. И, по его словам, он не находил особой разницы между виселицей и деревом, что должно стать выбором самого Колби, ведь это он будет повешен. А Колби сказал, что не каждый раз все проделывают такой путь, чтобы стать свидетелями столь экзотического зрелища, поэтому мы не должны выглядеть перед всеми жестокими хищниками. Говард же весьма остро настаивал на том, что все уже оговорено, так что значения не имеет – виселица это или дерево. Колби поднял вопрос о приглашении специалистов по поджогу. Но Говард возразил, утверждая, что это будет лишь одним из эгоистических происков Колби, вроде предсмертной сигареты – для него хватило бы последнего горячего душа или ванны, чтобы обойтись без всяких закулисных проделок, превращающих казнь в дешевый театр. Колби сказал, что сожалеет о своем предложении, и его выбором будет дерево. Томас в отвращении смял все наброски виселиц, на которые у него ушло слишком много времени.
Затем возник вопрос о висельнике. Пит спросил, так ли мы в нем нуждаемся? Потому что, если воспользуемся деревом, то отрегулировать на нужную высоту петлю можно будет самим, и Колби лишь спрыгнет со стула, стола или с чего-нибудь еще. Со стороны, сказал Пит, он очень и очень сомневается в том, что можно найти какого-нибудь вольнонаемного специалиста по повешению, который смог бы в нужное время приехать. Не секрет, что в последние годы у нас в стране такая казнь применяется крайне редко, а, значит, придется пригласить палача из заграницы, например, из Англии, Испании или откуда-нибудь из Южной Америки. И даже при этом трудно быть уверенным, что это профессионал, настоящий висельник, а не какой-то там голодный на деньги любитель, который запорет работу и опозорит нас перед всем честным народом. И мы согласились с тем, что Колби всего лишь спрыгнет, лучше даже не со стула, потому что какой-нибудь старый кухонный стул или табуретка никак не впишется в пейзаж рядом с красивым цветущим деревом. Томас, которого не пугают новшества, предположил, что будет лучше, если Колби будет стоять на большом резиновом шаре диаметром десять футов. Он считает, что это обеспечит успех казни, потому что шар в любом случае выкатится из-под него, даже если тот вдруг откажется прыгать. Он напомнил нам, что в отличие от нас обычный висельник в одиночку не разыгрывает ужасный жребий ответственности за успех в деле Колби, и это при всей его неуверенности в том, что Колби не упадет духом и в последнюю минуту не опозорит себя и своих друзей. Ко всему, резиновый шар десять футов в диаметре обойдется весьма недорого, став своего рода страховкой от непредвиденных провокаций, гарантией того, что тот повиснет на… проволоке.
Когда речь пошла о проволоке, Хенк, который за все это время не проронил ни слова, вдруг заговорил. Он выразил мысль: не лучше ли будет, если вместо веревки использовать провод? Намного эффективней и, в конце концов, даже более гуманно к обреченному на повешение. Но Колби вдруг позеленел от возмущения, за что я его не осуждал, потому что повешение на проволоке вместо веревки может показаться до невозможности противным. Одна лишь мысль об этом кого угодно вгонит в дрожь. Хенк показался мне неблагодарным – сначала тихо сидел, а затем вдруг начал говорить о проволоке, уже, когда мы пришли к выводу, что Колби должен аккуратно спрыгнуть с шара (замечательная идея Томаса), то я поспешил возразить: «...проволока никуда не годится, потому что может повредить дерево. Под всем весом Колби натяжение будет большим, а, значит, проволока перережет ветку или сдерет с нее кору, и это во время набирающих силу призывов к бережному отношению к окружающей среде... мы ведь этого не хотим, не так ли?»
Колби послал мне благодарный взгляд, и заседание подошло к концу.
В назначенный день все прошло как никогда гладко. Звучала музыка. Колби, в конце концов, предложил стандартный материал. Это был Эльгар. Ховар и его музыканты играли от всей души. Дождя не было. Приехало много народу, и даже шотландского виски, привезенного утром, оказалось слишком много. Большой резиновый шар был выкрашен в ярко-зеленые цвета и блестел на солнце, хорошо вписываясь в сельскую обстановку. Мне запомнились два момента: благодарный взгляд самого Колби, посланный мне, когда я высказался о проволоке, и сам факт того, что до этого кроме него никто еще так далеко не заходил.