Данное произведение распространяется в электронной форме с ведома и согласия автора на некоммерческой основе при условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия автора НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
О КЛАДАХ 2-11-7-1. НЕ НАЙДЕННЫЕ СОКРОВИЩА. СОКРОВИЩА ЧИНГИСХАНА. ТАЙНА СОКРОВИЩ ЧИНГИСХАНА. ПОХОРОННО-ПОМИНАЛЬНАЯ ОБРЯДНОСТЬ МОНГОЛОВ.
Похоронно-поминальная обрядность монголов.
Правитель центрально-азиатского государства древности и средневековья - восприемник и проводник благой небесной силы (харизмы), необходимой для нормальной жизнедеятельности общества и природы. Благодаря этой силе нормализуются отношения между Небом и Землей, высшими и низшими, своими и чужими, предками и потомками, гармонизируются природные процессы, важные для людей, ведущих кочевой образ жизни и в сильной степени зависящих от погодных условий, плодородия степей и т.п. Анализ представлений средневековых монголов о сакральном характере верховного правителя с едва ли не исчерпывающей полнотой осуществлен
Т.Д. Скрынниковой. Автор перечисляет объекты, в которые воплощается харизма и которые становятся вследствие этого культовыми: "голова (череп) и волосы, пояс, стрела, кость, знамя (копье, пика), трость, кнут, барабан, антропоморфные изображения, дерево, гора, захоронение и т.д.".
Известное выражение "каждая гора стала онгоном" из "Сутры поклонения звездам, Небу" Т. Скрынникова объясняет сохранением воздействия харизмы погребенных в горах правителей, в пользу чего, по ее мнению, свидетельствует употребление глагола онголох ("делать онгоном") в значении "похоронить". Это слово встречается в "Алтан тобчи" Лубсан Данзана и одноименном сочинении Мэргэн-диянчи (XVII-XVIII вв.). (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
В связи с изложенным хотелось бы обратить внимание на любопытный факт, засвидетельствованный выдающимся средневековым армянским историком и религиозным деятелем Киракосом Гандзакеци, когда в качестве онгона служили кости монгольского полководца Чармагуна - в 1231-1241 гг. главнокомандующего монгольской армией, стоявшей в Северном Иране. После смерти его останки по приказу хана монголы не предали земле, а возили с собой, "так как муж тот был очень удачливый и даровитый". Возможно, тем самым талант и удача умершего полководца остались покровителями войска…
Точно так же монголы в дальних походах не расставались с войлочными онгонами, которые осуществляли их спиритуальную защиту в чужих землях. (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
"Голова или череп сохраняют свою регулирующую функцию как вместилище харизмы в разных случаях: при жизни и после смерти, в своем социуме и в чужом. Поэтому харизматический череп, принадлежавший правителю, сородичи старались сохранить, а головы поверженных врагов герой нередко подвешивал к упряжи своей лошади. Очевидно, они не только служили наглядным свидетельством воинской доблести, но и умножали его силу. Собирание вражеских черепов, знамен, стрел, а также возведение балбалов символизировало присоединение и использование харизмы чужих родов1. Таким образом, получается, что чужие предки вследствие этих ритуальных действий фактически начинали служить потомкам своих убийц. Но тогда это может означать, что либо харизматические останки становятся неподвластны духам умерших людей и изливают содержащуюся в них благодать на любого, кто ими завладеет", либо духи оказываются связанными в своих действиях, раз останки попали в чужие руки…
(Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Дополнительным аргументом в пользу сделанных предположений могут послужить слова Джамухи, побратима, а впоследствии врага Чингисхана, сказанные перед казнью: "Если можно, мой друг, то, предавая меня смерти, казни без пролития крови. Когда буду лежать мертвым, то и в земле. Высокой Матери нашей, бездыханный мой прах во веки веков будет покровителем твоего потомства. Молитвенно обещаю это". Отсюда следует, что, даже покинув этот мир, человек высокого происхождения продолжает осуществлять свою сакральную миссию, но при условии, что его останки захоронены подобающим образом - "в высокой земле", т.е. в горах. Второй вывод: посмертная протекция может распространяться на представителей другого рода. Отсюда возникает новый вопрос: если кости знатного лица-иноплеменника являются вместилищем харизмы, не могли ли монголы пытаться использовать их именно с целью извлечения этой небесной благодати? (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
У народов Центральной Азии существовало представление о множественности душ человека. Одна из них отлетает на небеса. Другая остается витать над костями умершего, пока они не истлеют. Вероятно, она обладает какими-то признаками сознания и представляет опасность для живых, и едва ли может служить покровителем людей. Наконец, третья душа становится духом и странствует по земле. Можно полагать, ее странствия не выходят за пределы родовых земель.
В традиционных монгольских и тюркских культурах Центральной Азии и Южной Сибири, уходящих корнями в родовой строй, одним из доминирующих было представление, что духи предков продолжают "населять" принадлежащую роду территорию. Их обиталищем обычно мыслились вершины "родовых" гор: духом-"хозяином" горы, как и всей родовой земли, становилась реальная или мифическая личность, первой, согласно легенде, пришедшая в эти края, освоившая их и положившая начало роду, поэтому и сами эти горы нередко считались "прародительницами".
"Хозяином" мог стать прославившийся своими магическими способностями шаман, удалой богатырь, но иногда и чужеземец, погибший здесь, или олицетворенная природная стихия. Независимо от своего происхождения, "хозяин" контролировал подвластную ему территорию, покровительствуя членам рода и обеспечивая нормальное протекание локальных природных процессов. Чем большей силой он обладал, тем шире была сфера его влияния, выходящая порой за границы родовых земель… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Известны духи-"хозяева" горных хребтов, целых горных систем (Алтай, Хангай, Саяны и пр.), географических и историко-этнографических областей, государств. Поэтому не приходится удивляться тому, что Чингисхан стал после смерти "хозяином" всей Северной и Южной Монголии, т.е. тех территорий, где правили его потомки.
Кажется бесспорным, что духу умершего человека в различных культурах приписывалась отрицательная реакция на осквернение его могилы. Вера в это дошла до наших дней, и даже сейчас находятся люди, убежденные в том, что, например, нападение фашистской Германии на СССР спровоцировал никто иной, как Тимур Тамерлан, чью гробницу археологи вскрыли как раз в июне 1941 г. Такое святотатство возбудило воинственный дух прославленного полководца, и исполнилось произнесенное им заклятие, согласно которому всякий, кто нарушит его покой, навлечет на себя неминуемую гибель… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
В некоторых случаях духи предков, обиженные на то, что потомки не уберегли их захоронения или святилища от поругания врагом, отказывали им в своем покровительстве, что имело безусловно отрицательные последствия.
Чтобы ослабить род, покорить его или заставить покинуть обжитое пространство, полагали достаточным (а если род был могущественным, то единственно возможным) осквернить или уничтожить родовую святыню. Тогда рассерженные духи - обитатели этой святыни - лишали людей своего благословения и покровительства, без чего те под натиском врагов были вынуждены уходить на другое место. Таким путем, согласно легендарным сведениям, отраженным в китайских летописях, китайцы расправились с уйгурами. Получив обманным путем доступ к священному камню уйгуров, они раскалили его, а потом полили уксусом. Камень распался на куски, которые были унесены с сакрального места. Среди уйгуров после этого начались несчастья, спустя неделю умер их предводитель, и им пришлось уступить земли китайцам. Аналогичным способом расправился со своими недругами эпический Гэсэр-хан, хитростью побудив их сделать из священного камня особые доспехи. А с целью уничтожения враждебных ширайгольских ханов, он принес на их священной горе, очевидно, являвшейся родовой, жертву шелковыми полотнищами и произнес:
"Искони была ты благословением и счастием для ширайгольских ханов, а теперь будь ты, гора, благословением для меня!".
В этой связи интересно заметить, что сами духи не могли отстоять свои святилища, были не в силах покарать коварных врагов, что резко отличает их от воинственного духа Чингисхана. (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Несмотря на определенное сходство взглядов на фигуру правителя в дальневосточной и центрально-азиатской концепциях власти, оно кончается, когда речь заходит об его останках. На Дальнем Востоке "мандат Неба" и, следовательно, благая небесная сила, передаются его наследнику, а тело прежнего правителя лишается сакральных свойств. В Монголии тело монарха содержало харизму и после смерти, поэтому, умерший правитель продолжал служить проводником этой небесной силы.
По-видимому, это было одним из оснований тщательно оберегать останки монгольских ханов от возможного осквернения или уничтожения в специально устраиваемых труднодоступных запретных местах - хоригах, которые охранялись сильными отрядами. Ханские останки погребали в горах, чтобы они находились ближе к Небу - источнику благой силы.
Видимо, правилом было скрывать местонахождение могил. Они никак не маркировались на местности, зарастали травой и деревьями и спустя немного времени их уже невозможно было распознать… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Достаточно подробное описание способов захоронения монгольского нобилитета XIII в. (но не ханов) оставил Плано Карпини:
"Когда же он умрет, то, если он из знатных лиц, его хоронят тайно в поле, где им будет угодно, хоронят же его с его ставкой, именно сидящего посредине ее... Иной также способ существует для погребения некоторых знатных лиц. Они идут тайком в поле, удаляют там траву с корнем и делают большую яму, и сбоку этой ямы делают яму под землею, и кладут под покойника того раба, который считается его любимцем. Раб лежит под ним так долго, что начинает как бы впадать в агонию, а затем его вытаскивают, чтобы он мог вздохнуть, и так поступают трижды; и если он уцелеет, то впоследствии становится свободным, делает все, что ему будет угодно, и считается великим в ставке и в среде родственников усопшего. Мертвого же кладут в яму, которая сделана сбоку, вместе с теми вещами, о которых сказано выше, затем зарывают яму, которая находится перед его ямой, и сверху кладут траву, как было раньше, с той целью, чтобы впредь нельзя было найти то место"… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Иногда труп сжигали. Вплоть до принятия монголами буддизма существовал обычай погребения с телом знатного лица его слуг, наложниц и других людей, а также различной утвари и лошадей. Предполагалось, что все это потребуется умершему на том свете, условия существования в котором мало чем отличаются от земных… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Рубрук также подтверждает практику сохранения в тайне монгольских могил.
Таким образом, далеко не случайно могила самого Чингисхана не обнаружена до сих пор, несмотря на многократные попытки и использование современной аппаратуры. В таком важнейшем источнике, как "Сокровенное сказание монголов", сказано лишь, что Чингисхан "взошел на небеса". Само место его захоронения уже в XVII в. вызывало среди монголов разногласия: "Подлинный труп его, как говорят некоторые, был похоронен на Бурхан-Халдуне. Другие же говорят, что похоронили его на северном склоне Алтай-хана, или на южном склоне Кэнтэй-хана, или в местности, называемой Йэхэ-Утэк". Согласно "Алтан тобчи" Мэргэн гэгэна, тело Чингисхана похоронили в районе реки Чивмэ, причем летописец признается, что местонахождение этого места неизвестно, а по китайской хронике "Юань-ши" - в долине Циняньгу. Могилу сына Чингисхана Угэдэя "Юань-ши" локализует в той же долине. Вероятно, из этого же источника почерпнул сведения о захоронении внука Чингисхана - Хубилая в Циняньгу автор "Истории рода борджигин" Ломи. Монгольский историк Галдан в своем сочинении "Эрдэнийн эрихэ" (1841 г.) утверждал, что останки Чингисхана покоятся в "Ехэджоуской окраине", в небесном дворце, называемом "Цомцого". П. Балданжапов считает, что Цомцого идентичен местности Баян-Чонхук, где расположено святилище Чингисхана Эджен-хоро… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
В 1920-х гг. возникло предположение, что могилу "Потрясателя Вселенной" следует искать на территории нынешнего Хэнтэйского аймака в местности Гурван-нуур ("Трехозерье"). Другим предполагаемым местом было Шарилын дугуй ("Могильный круг") на горе Гоноон нуруу, близ истока р. Цэнхэр (территория сомона Цэн-хэр-Мандал Хэнтэйского аймака)37. Монгольский ученый X. Пэрлээ по верхнему течению р. Керулен, берущей начало в Хэнтэе, обнаружил топонимы, вероятно, связанные с историей создания Ике-Хориг ("Великое запретное место"), где, как полагают, покоятся кости Чингисхана и его потомков - Мункэ, Тулуя, Хубилая и некоторых других представителей ханского рода. Согласно мнению X. Пэрлээ это запретное место создавалось путем расширения так называемой "Земли предков" ("Йэкэсэ гажар"), представлявшей собой кладбище предков Чингисхана. Теперь оно включает три заповедных территории: "Северные", "Средние" и "Узкие" запретные места ("Хойт-хоригуд", "Дунд-хоригуд" и "Мухар-хоригуд"). Там до последнего времени погребали местных жителей. Есть мнение, что "Земля предков" находится "к северу от Алтай Хана и на южном склоне Кэнтэй Хана", примерно 49° северной широты и 110° восточной долготы, впрочем, факт захоронения там самого Чингисхана не подтвержден… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Бурятский исследователь Ч.Д. Гомбоин, интерпретируя Их-хориг скорее как философское понятие, чем географический объект, тем не менее локализует его в предгорьях Малого Хамар-Дабана в Бурятии, однако признает, что поиски там пока ничего не дали.
Согласно Марко Поло, «Всех великих государей, потомков Чингисхана, знайте, хоронят в большой горе Алтай; и, где бы ни помер великий государь татар, хотя бы за сто дней пути от той горы, его привозят туда хоронить. И вот еще какая диковина: когда тела великих ханов несут к той горе, всякого, кого повстречают, дней за сорок, побольше или поменьше, убивают мечом провожатые при теле да приговаривают: "Иди на тот свет служить нашему государю!"... Когда умер Монгу-хан, так знайте, более двадцати тысяч человек, встреченных по дороге, где несли его тело хоронить, было побито»… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Подводя итог выше изложенных мнений, мы склонны согласиться с мнением Рашид ад-Дина, который уверенно называет Бурхан-Халдун как место ханского некрополя. Во-первых, персидский историк мог получать информацию из надежных источников, в том числе от самих монголов. Во-вторых, этот горный кряж находится на родине Чингисхана, и с ним связаны немаловажные обстоятельства жизни великого завоевателя. Здесь имел место знаменитый эпизод из жизни молодого Тэмучжина: преследуемый врагами, будущий объединитель Монголии скрывался в зарослях, покрывающих эту гору. Враги шли по следу, искали его по таким местам, где и "сытому змею не проползти", но, видимо, Вечное Небо благоволило Тэмучжину, и гора не выдала его. Когда преследователи ушли, он совершил ставшее хрестоматийно известным поклонение Бурхан-Халдуну и "потомкам потомков" своих завещал делать это. Как передает Рашид ад-Дин, «Чингиз-хан [сам] выбрал это место для своего погребения и повелел: "Наше место погребения и нашего уруга будет здесь"… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Дело обстояло так: однажды Чингиз-хан был на охоте; в одном из этих мест росло одинокое дерево. Он спешился под ним и там обрел некую отраду. Он сказал: "Эта местность подходяща для моего погребения! Пусть ее отметят!" Во время оплакивания люди, которые тогда слышали от него эти слова, повторили их. Царевичи и эмиры, согласно его повелению, избрали ту местность [для его могилы]. Говорят, [что] в том же самом году, в котором его там похоронили, в той степи выросло бесчисленное количество деревьев и травы. Ныне же лес так густ, что невозможно пробраться через него, а этого первого дерева и места его [Чингиз-хана] погребения [совершенно] не опознают. Даже старые лесные стражи, охраняющие то место [курукчиан], и те не находят к нему пути»… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Упоминание здесь одинокого дерева представляется нам далеко не случайным. Дерево в мифологизированном мировоззрении - та же "ось мира", соединяющая Верхний, Средний и Нижний миры, что и гора, и поэтому оно тоже может служить своего рода "антенной", принимающей небесную благодать и передающей ее на землю. Нам остается только предположить, что упомянутая Рашид ад-Дином "отрада", которую обрел под этим деревом Чингисхан, являлась нечем иным, как естественным следствием восприятия в себя этой небесной силы… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Возможно, ханскую могилу зарыли ночью и гоняли по ней лошадей, чтобы и следа не осталось, - этот обычай персидский историк XIII в. Джузджани считал общеизвестным в те времена. Среди монголов существует поверье, что после прогона табуна по могиле Чингисхана, рядом на глазах верблюдицы зарыли ее верблюжонка, и по ее крику находили то место. Поверие уходит корнями в юаньскую эпоху, когда было зафиксировано в сочинении "Цао-му-цзы". Его отголоски можно видеть в желании третьей жены Алтан-хана тумэтского - Молон-хатун, потерявшей в 1585 г.
любимого сына, совершить сопогребение 100 мальчиков и 100 верблюжат, чтобы повторить жертву, принесенную при похоронах Чингисхана. Крик верблюдиц должен был послужить поминальным плачем по ее сыну. Это намерение не было исполнено до конца, так как едва не привело к бунту подданных, когда 40 мальчиков уже было предано смерти (без пролития крови, что указывает именно на ритуальный характер их заклания)… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Существует точка зрения, что тело Чингисхана спрятали в пещере на Бурхан-Халдуне.
Изредка встречается иной взгляд на маркировку чингисханова захоронения. Например, С.С. Уолкер, ссылаясь на сообщение Journal of the Royal Geographical Society, November, 1903, говорит об огромной каменной пирамиде, сложенной над могилой Чингисхана на одной из вершин Хэнтэя. Однако нам неизвестно, чтобы монголы вообще насыпали над могилами каменные пирамиды в средние века и в новое время. Скорее всего, речь идет о древнем святилище типа обо, которые сооружались на горных вершинах и перевалах в честь духов-"хозяев" этих гор… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
В соответствии с более поздней, буддийской классификацией существует четыре разновидности обо.
Одна из них - "обо монарха, воздвигаемое на вершине горы". Упомянутая каменная пирамида могла иметь какую-то связь с культом Чингисхана, но необязательно – с его могилой. В Монголии в позднее средневековье обо сооружали не над могилой представителя знати, а рядом с ней (большое обо сложной звездчатой конструкции было сложено в Цэцэн-хановском аймаке после погребения первого властителя этого аймака). Отождествление обо с могильным курганом в русском переводе свода маньчжурских законов для монголов "Цааджин бичиг" (XVII в.) не представляется нам достаточно убедительным: "Если кто-то пожелает соорудить умершему обо (могильный курган), то пусть сооружает. Если кто-то пожелает похоронить умершего по монгольскому обычаю, то пусть это делает каждый по своему усмотрению… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Охранять Великий хориг Чингисхана был поставлен тысячник Удачи из племени лесных урянкатов, принадлежавший к нойонам тысяч левого крыла. Считается, что он происходил из рода простых рабов (уталу бугул). Вполне правдоподобными кажутся сведения Рашид ад-Дина, что в Великом хориге были похоронены также потомки Чингисхана - Тулуй, Мункэ, Хубилай и представители их родов, тогда как хориги других родов, ведущих свое происхождение от Чингисхана, находятся в других местах. Это закономерно: Тулуй, как младший сын, наследовал земли своего отца Чингисхана (так называемый коренной юрт, или "Исконное владение великого нойона"); он считался "хранителем очага". Поэтому трудно представить место его последнего пристанища где-либо за пределами родовой земли, на которой как раз и располагается Бурхан-Халдун… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Хориг, как место упокоения ханских останков, должен был располагаться только на "своей" земле, священной родине, чтобы ханы и после жизни продолжали служить ей, аккумулируя и передавая небесную благодать. Сначала монголы соблюдали это правило неукоснительно. Тело Чингисхана было доставлено на родину из разгромленного тангутского государства Си Ся, примерно за 1600 километров. Тело Мункэ везли из-под большой китайской крепости Дали Шанк (Дяо-юй-шань) близ города Хэ-чжоу (совр. Хэ-чуань) в провинции Сычуань, при слиянии рек Фоу-цзян и Цзя-лин-цзян. Его оплакивали в разных станах четыре дня, а потом отправили на Бурхан-Халдун. Смерть Мункэ отсрочила гибель Южной Сун: осада с Хэ-чжоу была снята и монгольские войска ушли на север… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Когда тело Чингисхана везли в родные кочевья, его сподвижник Кулугэтэй-багатур, по преданию, произносил поражающий современных исследователей своей поэтичностью плач по Чингисхану. Возле горы Муна-хан повозка с телом великого завоевателя увязла в болотце, и ее никак не могли сдвинуть с места. Даже когда запрягли в нее "аргамаков всех пяти народов", то и это не помогло. Народ забеспокоился, и тогда Кулугэтэй-багатур, совершив поклонение, обратился к Чингисхану с речью,
чрезвычайно насыщенной символикой сакральной родины. Он напомнил хану, что там, на его священной родине, его ждет "правильно устроенный народ", любимая жена, сыновья и все родичи его и сподвижники, Арал в Кэрулэнской степи, где он воссел ханом, его "священные земли и воды", и т.д. Только после этого двинулась повозка, и "до великой ханской земли тогда [его] провожали", а здесь захоронили его одежду и чулки… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Оказывается, ступицы повозки увязли в этих местах не случайно. Проходя этими землями на завоевание Си Ся, Чингисхан залюбовался ими и произнес повеление:
"Вот убежище, когда в государстве непорядки.
Вот кочевье, когда в государстве мир,
Вот раздолье для медведей и оленей".
Оно-то и оказало теперь магическое воздействие. В этих словах нетрудно увидеть намек на пригодность Муна-хана для создания заповедника-хориги, а мистическое происшествие с повозкой могло означать, что его функции, скорее всего, должны были выходить за рамки охотничьего заказника. Возможно, кто-то из сподвижников усопшего хана истолковал его слова как желание быть похороненным на Муна-хане (такое предположение высказано издателем и переводчиком анонимной "Алтай тобчи" Боуденом), и в летописи иносказательно повествуется об имевшем место споре, когда тело "Потрясателя Вселенной" провозили мимо этой горы. Учитывая давние трения между Чингисханом и его братом Хасаром, можно предположить также, что сторонники последнего настаивали на создании хориги именно здесь, ссылаясь на волю Чингисхана и желая, тем самым, лишить Монголию его посмертного покровительства. На такую мысль наводит текст и "Алтан тобчи", написанный Лубсаном Данзаном, и анонимной "Алтан тобчи".
Муна-хан локализуется в районе Урат, в Ордосе. Хотя эта гора не стала последним приютом Чингисхана, она приобрела статус общемонгольской святыни. В монгольском шаманском сочинении "Сутра кобыльих брызг" предлагается совершать возлияние кобыльим молоком различным божествам, буддам и духам-"хозяевам", а также рекам и горам, среди которых именуется и Муна-хан. Она упоминается также в "Молитве святому Чингису"… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Существуют и буддийские обрядники почитания Муна-хана, автором которых считается Ваджрабхадра: "Почитание и моление могущественнейшему Муна-хану", "Могущественный Муна-хан" и др. Как видно уже из их названий, божеству-хранителю этой горы приписывается исключительная сила; разумеется, оно покровительствует буддизму. По предположению Доржи Банзарова, под этим божеством допустимо понимать дух самого Чингисхана.
Далее Лубсан Данзан приводит сведения, подтверждающие особый аксиологический статус ханских останков. Однако они нарушают все построение, так как наводят на мысль о святилище Чингисхана "Восемь белых юрт", которое находится, как известно, достаточно далеко от родины Чингисхана - в Ордосе:
"С тех пор его вечный прах, вернувшись оттуда.
Стал опорой для ханов и дзайсанов.
Стал святыней всего народа,
Стал вечными устоями — восемью белыми юртами"… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
После того, как под власть монголов попали огромные территории Евразии и захваченные земли были разделены между Чингисидами, монгольскую знать начали хоронить в улусах, не отвозя в Монголию. Что это могло означать? Возможно, завоеванная земля, бывшая до того "чужой", приобрела статус "своей", вследствие чего ее посмертная ханская протекция не только оправданна, но и, согласно средневековым монгольским представлениям, необходима. Хан должен быть похоронен в своей орде.
Улус следующего после Чингисхана великого хана Угэдэя располагался к западу от "коренного юрта", которым владел Тулуй. Останки Угэдэя захоронены на высокой горе, на которой лежат вечные снега и где берут начало притоки Иртыша.
Анализ персидских названий стекающих с нее рек (они приводятся в труде Рашид ад-Дина) и сопоставление их переводов у В.В. Бартольда и Раверти позволили Дж. Бойлю заключить, что могилу хана следует искать на склонах высочайшей горы хребта Саур-Му-шу-шань (Музтау, 3816 метров над уровнем моря). Через перевал Саур возможно пролегал путь Плано Карпини, и здесь он мог видеть "куст", посаженный за упокой души Угэдэя. Этот "куст" Дж. Бойль без сомнения считает точной копией того леса, что вырос на Бурхан-Халдуне… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Прославленный полководец Кайду - внук Угэдэя, сын Хашина - был признан главой всех монгольских царевичей Средней Азии. "Во многих отношениях, этот последний хан Центральной Азии был также последним из монголов", - писал о нем Р. Груссе, имея в виду его приверженность старым степным обычаям в противоположность его заклятому врагу Хубилаю, ставшему на китайский манер "Сыном Неба", или растворяющимся в исламской культуре хулагуидам. Его останки, а также прах некоторых скончавшихся до него царевичей, захоронены "в очень высоких горах под названием Шонхорлык, [что] между реками Или и Чу". Дочь Кайду, известная своей независимостью и воинственным характером Хутулун-Чаха, охраняла "заповедное место погребения отца".
Когда в 1271 г. внезапно умер соперник Кайду - правнук Чагатая Барак, Кайду приказал похоронить его на высокой горе. К сожалению, каких-либо деталей этого события Рашид ад-Дин не раскрывает, и местонахождение этой горы неизвестно.
Ханское кладбище правившей в Китае монгольской династии Юань находится, по словам A.M. Позднеева, в горах Да-цинь-шань в районе Хух-Хото (ныне – центр Автономного района Внутренняя Монголия, КНР)… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Изменение похоронной обрядности монголов происходило поэтапно, но все же достаточно быстро. Благодаря Рашид ад-Дину мы можем более-менее детально проследить эту трансформацию на примере династии хулагуидов, правивших в Иране и Закавказье. Сам Хулагу был похоронен в 1265 г. на горе Шаху в северо-западном Иране. Эта гора возвышается более чем на 300 м над соленым озером Урмия. Там устроили большой "заповедник" - хориг. Согласно обычаю, смерть Хулагу держали до поры в тайне (монгольские войска блокировали дороги). Так же монголы поступили, когда скончался великий хан Гуюк, приказав всем людям оставаться там, где они были. На горе Шаху находилась крепость Шахутеллэ, служившая впоследствии хранилищем ханских сокровищ. Когда в 1282 г. умер сын Хулагу Абага-хан, его тело доставили в эту крепость и затем похоронили рядом с отцом. Супруга Абага-хана, пережившая мужа на четыре года, нашла последний приют в другом месте -
на горе Седжас. Там же был погребен и его сын - Аргун-хан. По предположению В.В. Бартольда, монгольское название этой местности следует читать как Оир ("Лес"), так как места для ханских захоронений выбирали в лесу или около примечательного дерева… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Таким образом, до сих пор речь шла о традиционном монгольском способе захоронения знатных особ на возвышенном месте (гора), где организуется охраняемая территория - хориг. Возможно, как и в Монголии, сначала никаких наружных примет могил здесь не оставлялось, хотя бытует версия о сооружении часовни над могилой Хулагу. Во всяком случае, можно видеть определенную "эволюцию" похоронной обрядности: прежде всего, ханские останки не отправляют в Монголию, а хоронят на месте; далее, в качестве хориги используется сначала одна гора, потом другая; на последней, по всей видимости, уже существовали ритуальные постройки… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
После падения династии Юань, в период феодальных смут в Монголии охрана прежних хориг, по-видимому, совершенно прекратилась, и представители "золотого", т.е. ханского, рода по каким-то причинам перестали их посещать и даже утратили память об их местонахождении. Можно предположить, что окончательное забвение святилища на Бурхан-Халдуне произошло во второй половине XV в., когда с берегов Толы, Керулена и Орхона центр монгольской политической жизни вновь сместился на юг - на этот раз в районы Чахара, куда передвинулась и ставка всемонгольского хана. Местом паломничества чингисидов стал мемориальный комплекс Эджен-хоро в Ордосе. Именно там потомки обращались к духу Чингисхана и получали от него подтверждение своих притязаний на власть. Этот комплекс, известный под названием "Восемь белых юрт", представляет собой реликварий самого Чингисхана, его четырех жен и семьи его сына Тулуя. Он был основан еще Хубилаем.
В 1956 г. вместо юрт там сооружен храм.
Ранние описания этого места удивляют резким противоречием между легендами и действительностью. Согласно преданиям, при приближении к святилищу постороннего человека из его носа, ушей и глаз начинала течь кровь, а если он все же успевал добраться до святилища и осквернял его, то тут же падал замертво.
Широко известен эпизод гибели ойратского князя Тогон-тайши, пытавшегося в 1439 г. узурпировать власть в Монголии. Его непочтительное отношение к духу Чингисхана в Эджен-хоро стоило ему жизни. Рассказ об этом событии содержится в нескольких монгольских летописях… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Отсюда мы вправе ожидать неприкосновенность и первозданную
чистоту Эджен-хоро как минимум до расстояния полета стрелы. Однако в начале XX в. там царила чрезвычайная неухоженность и запущенность.
Старательно заботясь о неприкосновенности останков своих ханов, монголы в то же время уничтожали кости правителей враждебных государств, вероятно, с целью ослабить силу их рода и прервать контакт чужой земли с Небом. Несмотря на понятие монголов о своем хане как об единственном легитимном ставленнике Неба на земле, обычай раскапывать захоронения и сжигать останки правителей других государств позволяет допустить мысль, что монголы не исключали возможность непосредственного и постоянного их контакта с Небом. Насколько нам известно, они не пытались поставить себе "на службу" кости правителей, не успевших или не пожелавших изъявить покорность монгольскому хану. Кроме того, противник не мог считаться вполне обезвреженным, пока оставались целы его кости. "Просто убийство наиболее опасного врага не дает герою уверенности, что тот не вернется вновь и не нашлет на него беды. Поэтому только когда герой сожжет кости врага в огне и сотрет остатки их в прах, он может считать, что его враг полностью уничтожен"… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Согласно сообщению Ибн ал-Асира, в Мерве монголы сожгли гробницу сельджукского султана Санджара (1118-1157) и перерыли его могилу, ища деньги. Возможно, на самом деле их целью были не только деньги или другие сокровища султанской усыпальницы, но и останки самого Санджара. Возле города Туса в Хорасане монголы разгромили мавзолей Харун ар-Рашида. В Багдаде они предали разрушению захоронения аббасидских халифов. Не останавливались монгольские завоеватели и перед разорением христианских могил, особенно если было известно, что в них покоились знатные люди.
Последний правитель империи Цзинь - Нинъясу (Ай-цзун, правил в 1224-1234 гг.) отрекся от престола и покончил с собой в осажденном монголами г. Цайчжоу (совр. г. Жунань в провинции Хэнань). Захватив город, монголы потребовали выдать его голову, но китайцы, бывшие в то время союзниками монголов, ответили отказом, ссылаясь на то, что труп императора сгорел в пожаре. Трогать его могилу китайцы не хотели, и вместо головы Нинъясу монголам передали руку какого-то другого человека. Монголам пришлось с этим смириться. По другой версии, китайцы скрылись вместе с прахом Ай-цзуна, не желая выдавать его монголам… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
В сочинении Тао Цзунъи, жившего в период правления последнего императора Юань Тогон-Тэмура (1333-1370), "Нань-цунь чжо-гэн лу" ("Записки, сделанные во время перерыва в пахоте в южной деревне") рассказывается о раскопках монголами могил сунских императоров. Сведения об отправке послов на розыски этих захоронений содержатся также в "Гуй-чжай вэнь-цзи" ("Собрание сочинений Гуй-чжана"), написанном Оуян Сюанем, который служил в Академии истории. Однако, возможно, на этот раз осквернителей интересовали именно захороненные с императорами драгоценности, а не их кости, причем руководил раскопками буддийский монах Ян Лиен Шэнь-Чиа, назначенный инспектором по делам буддийского учения в Южном Китае. По "Юань ши", в 1285 г. он приказал своим подчиненным вскрыть захоронения и ограбить стоявшие над ними храмовые постройки. Было добыто много драгоценностей, которые пошли на постройку буддийских храмов… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Сведения совсем иного характера сообщает Марко Поло о решении, вынесенном Хубилаем в отношении некоей царской усыпальницы в г. Мян, находившемся, по-видимому, на реке Иравади в Бирме. В этом городе в отдаленные времена правитель приказал соорудить над своей могилой две башни из золота и серебра. Построены они были ради его возвеличивания и во спасение его души. Завладев городом, монголы послали хану сообщение о ценности этих башен и спросили, следует ли их разрушить, а золото с серебром отправить к нему. Хубилай, якобы знавший о причине возведения башен, распорядился их не трогать, демонстрируя, тем самым, уважение к останкам того правителя. "И все это нисколько не удивительно: татары от мертвого добра не берут", - резюмирует знаменитый венецианец. В свете того, что нам известно о монгольских захватнических войнах, это как раз-то и удивительно, хотя Хубилай, испытавший на себе сильное влияние китайской культуры, мог бы считаться для той эпохи весьма гуманным монархом, и теоретически был способен на такой жест… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Видимо, зная о том, как монголы поступают с могилами врагов, сын последнего хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммада, Джалал ад-Дин, прославившийся упорной борьбой с монгольскими завоевателями, перенес прах своего отца в крепость Ардахн, представлявшуюся ему безопасным местом. Он возложил руководство строительством на старшего конюшего Мукарраб ад-Дина, который омывал тело хорезмшаха Мухаммада. Секретарю ан-Насави пришлось писать соответствующие грамоты на имя Мукарраб ад-Дина. "И клянусь жизнью, что я писал эти грамоты неохотно и считал их мнение неразумным. Я поведал ал-Мукаррабу некоторые свои мысли и открыл ему кое-какие тайны: ведь я знал, что его труп (хорезмшаха -
Ю.Д.) - да прохладит его Аллах освежающим ветром - не был сожжен татарами только потому, что к нему трудно было добраться. Они уже сожгли кости всех погребенных султанов, в какой бы земле они ни находились, так как они считают, что все эти султаны [имеют] общего предка и одного рода. Даже кости Иамин ад-Даулы Махмуда ибн Себюк-Тегина - да помилует его Аллах - были извлечены из его могилы в Газне и сожжены… Татары, покончив с султаном [Джалал ад-Дином] на границах Амида, …осадили упомянутую крепость (Ардахн), захватили останки [султана Мухаммада] и отправили к ал-хакану (Угэдэю. - Ю.Д.), а тот сжег их".
Последнее обстоятельство…, по-видимому, указывает на ритуальный характер уничтожения останков враждебных правителей, причем этот своеобразный ритуал должен был проводить сам великий хан. Думается, что только человек, сам являющийся носителем харизмы, мог успешно нейтрализовать ее в другом лице, живом или мертвом… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Создали ли монголы оригинальные погребальные традиции или что-то заимствовали?
Способ захоронений киданьских императоров сильно отличается от монгольского и тяготеет к китайской похоронной обрядности.
Императорские мавзолеи киданей располагались на крутых горных склонах в верхней части лощин, ориентированных чаще на юго-восток и окруженных высокими горными хребтами, которые местами были усилены искусственными валами.
Вход в лощины закрывался воротами, от которых к мавзолеям прокладывалась дорога. Первый киданьский император Абаоцзи (907-926) был похоронен на горе Муешань, и над его могилой возвышалось ритуальное сооружение.
Описание кладбища императоров Ляо оставил Ху Цяо - начальник уезда Хэян в области Тунчжоу, побывавший у киданей: "Подъехали к большим горам-воротам, образуемым двумя высокими горами… тут находилось императорское кладбище… Из вождей различных племен могли войти только несущие жертвенные сосуды. Когда они вошли на кладбище, ворота закрыли. На следующий день ворота открыли, это называется паочжанъ. По окончании церемонии я спросил, что это за церемония, но все хранили ее в тайне, и никто не согласился рассказать о ней". Таким образом, места погребения не только не скрывались, но и благоустраивались. Вместе с тем, доступ посторонним был туда запрещен… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Чжурчжэни - исконные враги монголов, также едва ли могли повлиять на монгольскую обрядовую практику, ибо тоже испытали сильное китайское влияние.
«Императорские погребения - мавзолеи китайского типа - впервые стали строиться при Хай-лин-ване одновременно с открытием храма императорского предка. До этого чжурчжэньские племенные вожди-царьки и цзиньские императоры Тай-цзу и Тай-цзун находили последнее пристанище в "Роще охранителей государства" (Хуго-линь) в Шанцзине». Чжурчжэни тоже имели представление о важной посмертной роли монарха, но, в отличие от монголов, они не только не стремились разрушать некрополи своих врагов, но даже предусматривали суровое наказание для тех, кто осмелился бы потревожить императорские останки: "Уже в то время вера в могучую силу духа умершего укоренилась столь прочно, что в разгар войны с киданями чжурчжэни заботились о сохранности киданьского императорского кладбища. По указу 1123 г. велено "тех, кто будет грабить и разрушать кладбище государей Великого Ляо, предавать за это преступление смертной казни".
Иначе происходило захоронение вождей исторических предшественников монголов в центрально-азиатских степях - древних тюрок и уйгуров, могилы и поминальные комплексы которых узнаются по курганам, стелам, каменным бабам и т.п. атрибутике… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Более прямые аналогии монгольским обычаям можно установить с погребальными церемониями хунну и сяньбийцев. Относительно первых известно, что "для похорон [у них] есть внутренний и внешний гроб, [с покойником кладут] золото и серебро, одежду и шубы, но [они] не насыпают могильных холмов, не обсаживают могилы деревьями и не носят траурных одежд". А когда в 405 г. скончался предводитель одного из сяньбийских племен - Мужун Дэ, "в ту же ночь было сделано свыше десяти гробов, которые вынесли через четверо городских ворот и тайно зарыли в горных долинах, так что местонахождение его трупа осталось неизвестным". Ши Лэ - правитель династии Поздняя Чжао (созданной в IV в. на севере Китая другим кочевым народом - цзе) тоже был погребен ночью в горной долине. После этого подготовили ритуальные предметы и устроили фиктивные похороны. Мать Ши Лэ также была предана земле тайно в горах, а через некоторое время было совершено жертвоприношение девятью комплектами жертвенных животных и захоронен пустой гроб… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Вернемся непосредственно к монголам. За лаконичным описанием весеннего посещения "Земли предков" женами Амбагай-хана в "Сокровенном сказании" угадывается обычное ежегодное родовое жертвоприношение духам предков. Представляло ли строгий секрет то место, где покоились предки, и осуществлялась ли его охрана, нам неизвестно. Возможно, в обоих случаях следует ответить отрицательно.
Д.В. Дубровский полагает, что тайный характер монгольских захоронений - инновация середины XIII в., продиктованная необходимостью оберегать могилы от магического осквернения во враждебной инокультурной среде в странах, завоеванных монголами, где они составляли малочисленную корпоративную группу. По этой же причине останки ханов и других высокопоставленных лиц транспортировали для погребения на родину.
Одним из простейших методов для сохранения святынь, к числу которых, безусловно, принадлежали и могилы предков, в особенности - знатных лиц, правителей, было сокрытие кладбищ от посторонних, а также их охрана. Затем, по мере подавления врагов, упрочения своего положения и расширения территорий, можно было не только прекратить практику создания "заповедников", но и, напротив, делать могилы правителей местом паломничества. Такую роль играл, например, квази-некрополь Чингисхана в Эджен-хоро… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Захоронения монгольской знати в горах совершались и до начала завоеваний XIII в. Достаточно вспомнить, например, слова правителя племени кереитов Ван-хана: "Ведь я уже стар.
Я до того одряхлел, что пора мне восходить на вершины. Когда же я в преклонных летах взойду на горы, на скалы, кто же примет в управление весь мой улус?" А что касается необходимости скрывать места погребения племенных вождей от врагов, то и в те времена она должна была быть ничуть не менее актуальной: "Звездное небо поворачивалось - была всенародная распря. В постель свою не ложились - все друг друга грабили. Вся поверхность земли содрогалась - всесветная брань шла".
Монгольский хан - наместник Неба на земле. Эту мысль настойчиво внушал Чингисхану Тэб-Тэнгри, которого чаще всего считают шаманом, хотя, возможно, он таковым и не был. Захоронение Чингисхана, а равно и следующих великих ханов, должно было отвечать этому высокому космологическому статусу и находиться вне досягаемости не только врагов, но и простых смертных. Величие же улусных ханов не могло соперничать с величием всемонгольского хана, а кроме того, оно, за немногими исключениями, с течением времени постоянно снижалось как в военно-политическом, так и в идеологическом отношении… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Если монгольские завоеватели хоронили улусных ханов на захваченной земле, то, тем самым, они признавали ее "своей" не только и не столько в правовом, сколько в сакральном смысле. Посредством организации хориг они позволяли небесной благодати изливаться на нее и "конденсироваться" в останках хана…
В последующие века на монгольскую похоронную обрядность значительное влияние оказал буддизм. По буддийским понятиям, душа воплощается по закону кармы, невзирая на кровное родство. Это делает бессмысленным почитание духов предков. После выполнения буддийского похоронного ритуала «в могиле ничего не остается – главную душу отправили в "чистые земли" будд, первоэлементная основа тела растворилась в дхармах бытия, через 49 дней душа переродится среди живых». Тем самым отпадает необходимость в совершении регулярных обрядов на родовых кладбищах.
В Монголии в соответствии с буддийскими предписаниями полагалось предавать умерших одной из мировых стихий - земле, огню, воздуху, воде или дереву, исходя из астрологических данных покойного… В действительности, обрядность шла по пути упрощения, и труп, как правило, после совершения обрядов оставляли в степи, где его вскоре уничтожали хищники. Оставляя умершего на съедение хищникам, родственники проявляли о нем своеобразную заботу,
так как верили, что чем быстрее его плоть будет уничтожена, тем скорее он возродится к новой жизни, а помимо этого, покойный приобретал еще одну религиозную заслугу, послужив пищей для страждущих живых существ. Одновременно родственники заботились и о себе: посредством уничтожения трупа, они избавлялись от связанных с ним спиритуальных опасностей… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Буддийские ламы принимали меры по десакрализации родоплеменных божеств-покровителей посредством "обращения" их в буддизм и последующего обезличивания, а тех из них, кто "не желал" отзываться на мирную проповедь, подавляли магическими приемами. Так как обожествленный Чингисхан почитался как гений-хранитель "золотого рода" борджигинов и чтился также простыми монголами128, а тем более требовал кровавых жертвоприношений, его личность не могла остаться без внимания буддийских проповедников. В популярном изложении Е.И. Кычанова, встреча двух традиций протекала в Эджен-хоро следующим образом: «в древности Чингис-хану приносились и человеческие жертвы. Кровожадного Чингиса смирил тибетский панчен-лама. Оставшись в юрте один на один с прахом великого хана, этот живой бог перепоясал высохшее тело хана красным кушаком и сказал: "Отныне ты должен быть милосердным и не убивать живых людей! В жертву тебе должны приносить лошадей, а не людей!" Затем он запер раку тремя замками, а ключи увез с собой. С тех пор дархаты-хранители сами не знали, что лежит в усыпальнице хана»… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Алтан-хан тумэтский, с чьим именем связывают начало второй волны распространения буддизма в Монголии, скончался в 1582 г., спустя всего четыре года после исторической встречи с главой буддийской секты гелугпа Соднам Джамцо, которого он удостоил звания Далай-лама. Когда Далай-лама прибыл в ханскую ставку Хух-Хото по приглашению сына Алтан-хана Сенге Дугуруна, он спросил последнего, где покоится прах его отца. Узнав, что он по монгольскому обычаю был предан земле (источник не уточняет, было ли это в горах или в долине), Далай-лама счел это совершенно недопустимым и сказал: "Как вы могли такую редкую драгоценность бросить в землю? Необходимо изъять его из земли и замуровать в субурган". Сенге воздвиг в Хух-Хото серебряный субурган, поместил туда прах отца, а Далай-лама освятил это сооружение… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Ламам приходилось считаться с древними обычаями. В частности, останки знатных лиц по-прежнему старались поместить ближе к Вечному Небу, т.е. на вершинах гор. В недавнем прошлом в Западной Монголии умерших людей "белой кости" сжигали, из пепла и глины делали пирамидки и относили их на вершину горы. Иногда в горах погребали высших буддийских иерархов. Например, в Эрзинском районе Тувы настоятеля монастыря камбу ламу (монг. хамбо лама) похоронили высоко в горах в уединенном месте.
Во владениях Цэцэн-хана, на горах Йэхэ и Бага Тогос-хан-ула располагались места для погребения знати, находившиеся под охраной специальных стражников. В могилы клали много золота и серебра. Некрополь нойонов Сайн-нойонского аймака (точнее, то, что от него оставалось), находившийся в горах Хангая, в урочище Арсалан-магнэ, посетил П.К. Козлов в 1925 г.: "Поднявшись по очень крутой звериной тропке выше границы леса, мы оказались на каменистом безжизненном плато, частично укрытом снегом. Почти у самого плоского гребня хребта, на высоте 2740 м, на покатой луговой площадке мы увидели 12 могил. Некоторые были плотно выложены каменными плитами с небольшим квадратом из дерна посередине, в центре которого покоился большой камень. На одной могиле, по-видимому более древней, центральный камень частично погрузился в землю, здесь же были видны остатки провалившегося сруба. Шесть могил стояли за деревянным забором. Другие шесть могил ограды не имели. Некоторые могильные холмы были украшены деревянными моделями субурганов, на ограде висели писаные изображения божеств: Будды, Дархэ и Цзонхавы. По словам местного населения, эти могилы являются усыпальницей тринадцати поколений ханов, управлявших и владевших хошуном Сайн-нойон. До 1922 года могилы охранялись постоянными сменными дежурными. Сейчас стража отсутствует, ограда разрушается, исчезают также и писаные бурханы"… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Н.Л. Жуковской удалось исследовать единственный сохранившийся до наших дней в Монголии некрополь, где покоились останки пяти нойонов Дзасактухановского аймака (ныне это местность Шарилийн-цагаан-чулуу в сомоне Цэцэрлэг Хубсугульского аймака на севере Монголии)… В 1929 г. некрополь подвергся разрушению, но ламы продолжали свою службу в течение еще некоторого времени.
Факт разорения кладбища нойонов глубоко символичен. Можно даже предположить, что это было сделано не столько в надежде отыскать среди костей что-то ценное, сколько из желания отомстить "угнетателям". Так или иначе, согласно традиционному мировоззрению кочевников, окрестности Шарилийн-цагаан-чулуу, а также Арсалан-магнэ и прочих мест захоронений лишились своих сверхъестественных покровителей и той благой, упорядочивающей силы Неба, которая изливалась через их останки.
Уничтожение и осквернение могил предков - шаг к десакрализации среды обитания, к ослаблению удивительного феномена традиционной кочевой культуры народов Центральной Азии, получившего название "духовной оседлости". Земля, переставшая в сознании людей представляться священной и патронируемой духами, в том числе духами ушедших поколений, лишившаяся притока небесной силы, легко становится жертвой неумеренной эксплуатации. Именно это и имело место в Монголии в XX в. Поэтому происходящее сейчас возрождение древних традиций, включая культ Чингисхана в качестве общемонгольского покровителя, можно расценивать как позитивный экологический фактор. В этой связи заслуживает внимания протест части монгольского общества против дальнейших поисков могилы Чингисхана, а тем более раскопок, если она все же будет найдена… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
На примере похоронно-поминальной обрядности монголов мы видим попытку практической реализации одного из базовых принципов внутренней и внешней политики центрально-азиатских номадов, помещавших своего верховного правителя в центр мироздания. Правителя ставит Небо, и, подобно тому, как существует только одно Небо, под ним может находиться только один законный, наделенный небесной харизмой монарх. Расширение монгольской империи, по-видимому, должно было означать в представлениях монголов раздвигание границ упорядоченного мира: куда достигали копыта монгольских коней, туда простиралось и благословленное Небом пространство, ибо теперь на него распространялось мироустроительное влияние великого хана. Даже покинув этот мир, он заботится о своих потомках, народе и земле. Его священный прах не должен быть потревожен, иначе на землю придет беда.
Если улусных ханов хоронили уже не в Монголии, это могло означать не просто закрепление монгольской власти на завоеванных землях, но также и духовное ее освоение: в улусе появлялся сакральный центр, от которого благая сила растекалась по земле, ставшей для монголов "своей". Разумеется, статус земли не мог поменяться, пока в ней сохранялись могилы прежних владык, и монголы вели с их останками не менее ожесточенную войну, чем с войсками их потомков… (Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Примечания:
Балбалы - камни, которые древние тюрки ставили на поминальных комплексах своих вождей. Символизировали убитых покойным героем врагов. Существует также точка зрения, согласно которой балбалы служили "маркерами" пути покойного на небо, почему они ориентированы, как правило, на восток.
Во время дунганского восстания в 1870-х годов реликварий Чингисхана не избежал разграбления и осквернения.
По-монгольски хориг - "запретное", "заповедник". Тюркский эквивалент - гурук или курук. Как известно, монгольские феодалы пользовались правом объявлять запретными те или иные участки своих владений, отводившиеся под кладбища или охотничьи угодья, куда пресекался доступ простых людей.
Возможно, предназначение раба - "перенести" своего господина в иной мир. "Перенос" мог осуществляться, когда раб впадал в бессознательное состояние, но еще оставался живым, т.е. принадлежал одновременно обоим мирам. Впрочем, есть мнение, что, согласно монгольским шаманистическим представлениям того времени, душа покойного покидает мир живых на крыле птицы.
Каждый народ, широко использовавший лошадей в качестве транспортных и боевых животных, стремился обеспечить своих
умерших воинов лошадьми и в загробном мире.
Ущелье - это, выражаясь языком физической географии, отрицательная форма рельефа, а центральноазиатская похоронная обрядность требует положительных форм (горы, холмы или искусственные насыпи – курганы).
Бурхан-Халдун - сакральный центр средневековых монголов.
Монголы хоронили умерших на южных склонах гор, где древесная растительность поставлена в очень жесткие условия существования и с трудом конкурирует со степными травами. Внезапное появление леса могло произойти, если степной покров либо был нарушен каким-то стихийным воздействием (оползень и т.п.), либо
был намеренно уничтожен и на его место посажены деревья. Но и этого недостаточно. Если за молодыми посадками не осуществлять определенный уход, степь вскоре вернет утраченные позиции. Возможно, этим занималась стража хориги.
Имеется указание, что сам Хасар бы погребен на горе Йэкэ ула, но где она находится, не выяснено.
По мнению известного монгольского историка Сумба-Хамбо (XVIII в.), унизительная версия о смерти Чингисхана от жены убитого монголами в 1227 г. тангутского императора Шидургу распространялась сыном Хасара.
В период маньчжурского господства, монголы всегда хоронили умерших князей в их владениях. Если князь умирал где-то в чужих краях, его везли в его владения, исключая лишь тех, кто умер в Тибете или Утайшане - священных для буддиста местах.
Если в традиционных культурах Центральной Азии родовая территория воспринимается ее обитателями как сакральный центр мироздания, то с принятием буддизма этот центр переносится на гору Сумеру - "мировую ось" буддийской космологии, а священны-
ми странами становятся Тибет и Индия.
Осквернение могил военных или политических противников случалось в Азии и за ее пределами еще в древности. Много фактов на этот счет можно найти в работе: Дмитриев С. В. Практика разорения могил в политической культуре тюрко-монгольских кочевников.
Мавзолеи китайских императоров сооружались с целью воспроизвести блеск и величие, которыми императоры наслаждались при жизни. Выбор места для строительства определялся исходя из принципов геомантики (фэн шуй). От проникновения посторонних мавзолеи защищала высокая стена, но их местонахождение отнюдь не составляло тайны.
В царствах Древней Кореи захоронения приравнивались к помещению семечка в землю: смерть считалась шагом к новой жизни. Поэтому в формах курганов угадывается символика цветка.
Слово "скалы" (монг. Qaldut) могло быть именем собственным и означать священную для вождей кереитов гору, которая, возможно, позже была известна под именем Qaldun-un Jiriiken (Сердце Калдура). Ее локализуют в долине р. Толы к западу от Улан-Батора.
В философии буддизма отрицается наличие индивидуальной души; ее место занимает совокупность дхарм.
Обретя черты демиурга и культурного героя, Чингисхан даже считался у монголов божеством-землеустроителем. В этой ипостаси он якобы объезжал землю и силой мысли творил пригодные для жизни людей угодья.
(Дробышев Ю. И. «Похоронно-поминальная обрядность средневековых монголов и ее мировоззренческие основы», «Этнографическое обозрение», 2005 г., № 1).
Продолжение: http://proza.ru/2013/03/14/2129