Твое синее платье. Мои потертые челси. Битые витражи нашего последнего пристанища. Кто-то играет на саксе этажом выше. Быть может, это сам Бог? Я говорю о небе? Не смеши. Пусть Бог. Но этажом выше. Я всегда думал, что он значительно ближе, чем принято об этом думать.
Твое синее платье. Мои потертые челси. Кто-то играет на саксе. И тысячи разноцветных солнечных бликов от витражей. Алый, зеленый, лиловый. Тебя поглощают цвета. Я молюсь на тебя. Ты – на цвета.
Мне и этого более чем достаточно – МЫ ВМЕСТЕ. Цвета я пойму через тебя.
Твое синее платье. Мои потертые челси. Скинем все в коридоре. Дальше…
Пустота.
Не смейся. И я не буду.
Пустота.
Правда. Пустота. Сродни чистоте белого листа.
Цвета проявятся после. Я о том, что до.
Твои книги. Мои пластинки. Наши заметки на кирпичных стенах. Наши заметки ютятся с заметками тех, кто был здесь до нас. Кто-то отчаянно учился умирать. Как?
«Я не знаю, что бывает после. Я плохо представляю, что было до. Я предпочитаю обозначить это так: ПУСТОТА. Понятно и даже надежно».
Так мы узнали о ней.
Рисуешь пастелью. Пастели – твое. Аккорды – мое. Мы неплохо делим на два все, от тел до континентов. Америка, чур, моя. Впрочем… Забирай. Все одно. Карты, земля. Главное, делится на два. А что после… Я не знаю, как не знали и те, кто был до.
О чем думаешь, когда тает палочка корицы в кофе, остывает пицца, а по потолку гуляет звездное небо [проектор]?
Я вспоминаю тех, кто был здесь до нас. Я не знал их лично, но нашел фотографии после переезда. Сутками рылся в коробках на чердаке.
Помнишь, как мы решили не закрашивать стены? Читать про их цели и прописывать свои. Пустота. Никто еще не обманул ее, но, как следует из их заметок: все жили с ней рядом.
Забавно, правда? Жить. Здесь и сейчас. И думать о ней, как о чем-то близком. Как о чем-то родном и близком; не то, что обозначает пространство до и после, а что есть всегда.