Мой первый и последний марафон

 КИСЕГАЧ
или
Мой первый и последний марафон…

Кисегач – что это? Смотрел недавно сериал «Интерны», и там прозвучало это непонятное, жёсткое слово. Оказалось, что это фамилия одного из персонажей сериала – главврача той больницы. Но оно, это слово, напоминало мне ещё что-то… а что не вспоминается. Что же это такое? Вскоре случилось ещё одно событие, которое расставило всё по своим местам – космос атаковал Землю в Челябинской области. Вот эти недавние метеоритные события вокруг озера Чебаркуль и популярный сериал «Интерны», в котором извращённым сознанием режиссёра главврачу назначили фамилию – Кисегач, совместными усилиями открыли мою память, и там всплыла эта история, которая, возможно, будет вам интересна.
Вспомнилось: это ещё и название таёжного озера – Кисегач. Озеро это родниковое, холодное и чистое, расположилось среди заросших прекрасными лесами, невысоких гор на Южном Урале, неподалеку от недавно прославившегося на весь мир озера Чебаркуль.
Чебаркуль – там я служил. Точнее сказать, проходил срочную службу в рядах Советской армии в 1976-77 годах, в учебной дивизии, базирующейся возле маленького городка с названием – Чебаркуль. Случилось это после пяти лет моих, почти героических усилий, в результате которых я получил-таки высшее образование, успешно закончив «Сибирский металлургический институт» в г.Новокузнецке.
У нас в СМИ была своя военная кафедра, где для любимой армии готовили командиров танковых взводов. После прохождения обучения на той кафедре, всех полуофицеров-полуинженеров обещали непременно забрать в армию. В звании лейтенантов. На два года. А это много. Ведь обычные призывники-срочники в армии служили тоже те же два года. Зато те, кто имел высшее образование, но не имел при этом военного высшего, то есть – без военной кафедры, те служили рядовыми только один год.
Вот и принял я решение, уже отучившись один год на военной кафедре: один – лучше двух. А, может быть, и мимо того – одного года, удастся проскочить. Надежда моя основывалась на том, что в детстве, ещё в первом классе, я упал с велосипеда и раздробил локтевой сустав левой руки. Руку сложили, она долго сросталась и срослась криво, отчего не сгибалась до конца и разгибалась не полностью. Правда, это не мешало мне заниматься борьбой, и даже достигать кой-каких успехов. Вот я и рассчитывал – забракуют, мол, врачи – такой вот, был оптимист.
И в начале своего четвёртого курса, сходил я к врачам в призывную комиссию, показал им свою руку… и вот, вам, пожалуйста: не годен к строевой! С этого дня я перешёл на пятидневку, потому что в среду все парни нашего факультета шли на военку, на целый день, а я занимался самосовершенствованием. Бегал кроссы, ходил в спортзал, читал много интересных книг… и мне этот день очень-очень нравился. Я оброс длинными волосами (ведь было время битлов и роллингов), престал бриться… и стал сильно отличаться от своих однокурсников. И это меня тоже развлекало.
Однако всё хорошее когда-то заканчивается, вот, и закончился период моей счастливой беззаботной жизни. Мы получили дипломы и разъехались к местам своих распределений. О том, как распределялся, я уже рассказывал, и поэтому перейдём прямо к делу.
Приехал я в город Ижевск осенью 1976 года. Явился к месту будущей работы – на Ижевский металлургический завод, и поселили меня, как молодого специалиста в общежитие. Это было двухэтажное Г-образное здание в «соцгороде» - так назывался микрорайон города, застраивавшийся на заре социализма – отсюда и название, отсюда и возраст здания. И здесь началась моя самостоятельная трудовая жизнь – теперь за всё я отвечал сам.
Прошли-пролетели пять месяцев праведных трудов, где я осваивал премудрости взрослой жизни и своей профессии, когда я вдруг получил повестку в военкомат. Прихожу туда, куда меня позвали, а мне и сообщают, что я – призывник, и должен пройти освидетельствование медицинской комиссией. А я ведь сообщал вам, что занимался борьбой в те времена? Вот и решил я, используя свой опыт в сгонке веса, стать худым заморышем, чтобы эскулапы не догадались о моём здоровье по моему внешнему виду. И ведь было что скрывать: при росте 174 см мой боевой вес составлял 82-83 кг, лёжа я жал 125кг, тягу делал 190кг и приседал – 150 – а это о чём-то говорит.
Решил стать дохлым… и перестал есть. Зато стал много бегать кроссы…
Дневной рацион мой состоял из банки кабачковой икры и полбуханки хлеба. И так продолжалось около двух недель. Ко дню медкомиссии мой вес упал до 73 кг, и я, желая убедиться, что выгляжу достаточно измождённым и больным, пошёл искать большое зеркало…
Нашёл у кого-то, но, подойдя к зеркалу, чуть не заплакал: моя кожа по всему телу стала такой же тонкой, как на тыльной стороне ладони, и из-за этого все мои мышцы нагло повылазили отовсюду! Они появились даже там, где я их вообще никогда не видал, хотя и мечтал. Передо мной стоял Аполлон с кислым лицом и ненормативно раздутыми мышцами.
Ну, кто теперь поверит в плохое здоровье этого призывника, глядя на всё это? Что же делать?! Только «косить», и «косить» на руку! Да, ещё у меня очки – минус три диоптрия, а это тоже может оказаться весомым фактором.
Прихожу к врачам, меня осматривают, ощупывают и, наконец, задают вопрос: на что жалуетесь?
Вот! Вот, тот вопрос!
И стал я жаловаться на руку. И движения-то ограничены, и болит иногда, и вообще, вижу неважно… а мне и говорят:
- хорошо, пойдёте служить в стройбат!
- Не-не! – заблажил я, - Не надо в стройбат! Лучше в нормальные пойду!
И пошёл весной очкарик, в Чебаркульскую учебную дивизию курсантом.
Начались армейские будни. И каждый мой день – на грани фола. Я был сильно старше своих сержантов, много чего знал, был физически лучше развит и, видимо, поэтому меня постоянно пытались унизить и придавить. Ну, кто там был – тот знает, как это бывает. Однако я упирался изо всех сил, изо всех своих мозгов и со всем упорством. И вот по этому поводу, меня неоднократно пытались напугать…
Помню, мы не прошли ещё процедуру присяги (а это значит, что нам нельзя было доверять оружие), и все сержанты дивизии ходили «через день – на ремень», что означает, в переводе на нормальный: в сержантские караулы. Сидим как-то всей батареей в «красном уголке» - такая комната со столами и стульями, с увешенными плакатами стенами, сидим – учим устав. А сержанты наши в этот день должны были заступать в караул (охрана артиллеристских парков и складов полка). Вдруг дверь помещения с грохотом открывается и входят наши сержанты, все с автоматами, с подсумками – всё по форме, и с грозными ликами: прямо, в бой идёт небесное воинство!
Мы все вскочили – так положено при входе старшего по званию, и застыли по команде дневального: «Смирно!» Кто-то из старших сержантов гаркнул: «На выход бегом!!!» и все рванули в узкие двери, давя друг друга!
А я не спешил. Во-первых, в дверях сбилась большая куча народу, давящего и толкающего друг друга, а во-вторых, предполагал, что всё происходящее имеет ко мне прямое отношение. И предположение моё тут же подтвердилось – мне было приказано остаться.
Стою, жду расстрела. Страшно. Их много и все с оружием и рожи их предельно свирепые! Видно, акция спланированная и во время того «планирования», завели они друг друга до предела.
Наконец, все курсанты выбежали. Остались в кубрике: сержанты и я. У меня мелко и противно дребезжат колени, и ещё запотели стёкла очков – это бывает у меня перед намечающейся дракой, или когда очень страшно…
Снял и положил на стол очки. Стою, опустив голову, жду – что будет. Тут самый авторитетный из старших сержантов, «старик» по статусу, заговорил. Заговорил жёстким, прямо таки, жестяным голосом:
- рядовой Д…, почему не подчиняетесь сержанту Бердоносову? Почему пререкаетесь и не исполняете его приказов?
Я пытаюсь оправдаться. Начинаю что-то говорить, но меня прерывает громогласное – «Смирно!!!» Умолкаю. Понимаю, пришли не разговаривать со мной, а предъявить ультиматум. Но радует то, что не бьют. Ожидал от них другого. Стою, молчу, слушаю. А мне рассказывают, как они меня засушат, сделают из меня «сушёного Геракла», как я всю службу проведу в нарядах на кухне и по батарее. Впечатление, конечно, произвели. Но дрожь в ногах исчезла, и стало даже как-то весело. Вот и конец перечня кар завершен, и затем вопрос ко мне: «всё понятно?»
- Так точно.
А что тут скажешь, действительно: всё сказано на русском языке.
А вообще-то, зря они на меня наезжали. Виновником всех ситуаций был тот самый сержант Бердоносов – деревенский парень, от сохи, откуда-то с Алтая. Он, видимо, во мне увидал замечательную возможность поквитаться со всеми «начальничками», которые будут его гнобить всю жизнь до самой старости. Вот и использовал сержант своё «служебное положение» на 100%. Но ему не повезло – не по Сеньке шапка оказалась.
Дальше – больше. Этот сержант находил повод прицепиться ко мне, практически каждый день: то одно, то другое. Однажды он взял и отправил меня в столовую дивизии сразу на двое суток наряда. Помню, одни сутки я «отстоял» честно: без сна и отдыха чистил картошку, лук, мыл посуду и снова – чистил, мыл… Но, когда сутки закончились, я, точно зная, что по уставу нельзя в наряде находиться более одних суток, ушёл в самоход. Так мы называли самоволку. Время было летнее и мы с Вахрушевым – таким же бедолагой-штрафником и тоже призванным из Удмуртии, ушли в леса.
Вокруг нашей части в изобилии были южно-уральские леса: сочные, ярко-зелёные заросли с ягодой, грибами, сопками и болотами. Вот здесь, пока бродили эти «вольные» сутки, нам сподобило столкнулись с мишкой: ходили-бродили по какому-то болотцу, ели костянику и бруснику – наслаждались свободой изо всех сил, как вдруг где-то рядом зарычал-заревел медведь. Видно, мы не заметив того, приблизились к нему на его угодьях – вот он нас и предупредил. Помню, как Вахрушев подпрыгнул, мгновенно побелев лицом, и бросился бежать через чащу. А я, понимая, что от медведя не убежать, стал уверять мишку самым добрым голосом, что ухожу, что мне очень жаль, что мы его потревожили. Потихоньку-потихоньку и ушёл… А курсанта Вахрушева я увидел только на следующий день, в части. Самое удивительное в том событии, что наш самоход остался незамеченным никем в нашей части, и к моей радости, всё в тот раз обошлось.
Я не выпячивался и не говорил никому, что занимался борьбой, но, видимо, через штабных писарей, стало известно сержантам о моих спортивных увлечениях. Правда, было однажды, когда я вызвал на состязание весь свой взвод. Предложил им посоревноваться со мной "в выходе силой" на перекладину турника: я – скоко смогу в одном подходе, а они все вместе – суммарно. Они сначала засмеялись… ну и согласились. Начал я с выхода на две руки – сделал раз десять, потом перешёл на выход на правую руку – сделал ещё раз семь, потом перешёл на левую руку и сделал ещё несколько. А мои противники стояли и считали. Насчитали - 21 раз. Потом они стали делать, правда, из взвода многие вообще не смогли сделать силовой выход, но другие-то смогли. Они в сумме сделали 23 раза…
  Полагаю, по этой причине и не решались сержанты проверять на мне свои бойцовские способности. Но, с другой стороны, ведь и дисбаты (дисциплинарные батальоны) тогда работали исправно, и свои функции устрашения неизменно выполняли. Кстати, был момент, когда и мне, вполне серьёзно, в особом отделе обещали «командировку» в Инту, на севере Коми, за излишнюю говорливость на политзанятиях: поумничал я там – дурак переученный!
Однажды мой сержант опять оказался мной недоволен – уже не помню, что там произошло, но после отбоя дневальный разбудил меня, сообщив, что сержанты хотят со мной поговорить. Кто служил, тот помнит, как ценен сон в первые месяцы службы. Ну, я и рявкнул на дневального, и он убежал. Но я уже понимал: сейчас придёт сам заказчик и мстя его будет страшна. Поэтому лежал настраивался. Действительно, подходит сержант к моей койке и убедительно так предлагает: «пойдём-поговорим». Встаю, заталкиваю ноги в сапоги, иду.
Меня приглашают в туалет и там уже ждут трое «молодых» сержантов. Я знаю, что двое из них на гражданке занимались борьбой, понимаю – решились. Прохожу в туалет, встаю в дальний от входа угол, поднимаю руки – принимаю стойку боксёра, и молча жду.
А они этого не ожидали. Они, наверное, думали, что я стану пытаться оправдываться и съезжать на разговор. Удивлённые лица, вопрос:
- Ты чего?
- А вы – чего? – каков вопрос – таков ответ.
- Да мы с тобой поговорить хотим!
- Ну и говорите…
- Ты чего думаешь, мы не справимся с тобой?
- Может, и справитесь, но драться буду до последнего – предупреждаю! А потом, утром, если буду жив, пойду в госпиталь. А там спросят – что было? И скрывать ничего не буду!
А они мне опять старую песню: задушим-засушим. Стою, слушаю и молчу… ну вот и всё. Вот и поговорили. И пошёл я спать.
Начфизом полка был у нас капитан Танцюра. Настоящий начфиз: стройный, крепкий, всегда в хорошем настроении. Он прознал про меня, может из личного дела, может как-то иначе, но стал он, время от времени, вызывать меня на разные физкультурные мероприятия. Так, благодаря ему, меня вписали в сводный спортивный взвод дивизии по военному многоборью взводов. И мне пришлось даже на первенстве уральского округа по этому виду военно-прикладного спорта выступать, а там пять или шесть видов состязаний. Самый трудный для меня оказался кросс с полной выкладкой на пять километров, затем прямо с ходу – стрельба по мишеням, и после ещё один км бега. И всё надо делать максимально быстро, чтобы выиграть состязание. А как это возможно, если нас не готовили и не учили этому?..
Так, после третьего километра, мне пришлось забрать у кого-то из наших, совсем изнемогшего, его автомат и цеплять его рукой, чтоб дотащить до стрельбища. И таких было несколько, и бросить их нельзя – результат замеряют по последнему бойцу взвода, прибывшему к финишу.
Потом было плавание в бассейне, где я чуть не утонул от усталости.
Потом полоса препятствий на время, когда все орут и подстёгивают, а тебе надо бежать то по брусу в трёх метрах над землёй, то перелазить через «забор» в 2,5 метра, то через змейку и что-то там ещё… препротивное – и всё это надо перетерпеть в один несчастный день!
Этот капитан Танцюра умел строить подходцы. Не так, дак – этак. Он же меня уговорил бороться по самбо на первенстве нашей дивизии. Правда, там я неожиданно для себя, в своём весе занял первое место. Но, зная, что я не самбист, на первенство округа по самбо меня не повезли. Правда, в спортроту я всё же попал, когда уже был сержантом: победил на первенстве дивизии по классической борьбе – моя специализация. Затем, при весе 76 кг занял второе место в весе до 82 кг, на первенстве округа… и всё: вот она, мечта – осуществилась!
Уже июль подходил к концу, самая жара! Было воскресенье, мы только что вышли из столовой после завтрака. Хорошо! Солнышко светит, никаких тебе команд, никаких обязательных «мероприятий». Есть возможность отдыха – а это такое счастье в армии, где ты себе не принадлежишь 24 часа в сутки. Иду к казарме, на небе ни тучки, радуюсь солнышку – благодать! Смотрю, какой-то воин бежит в мою сторону, что это может означать?
Он меня спрашивает, ты – такой-то? Ну, я.
- Иди в штаб, тебя капитан Танцюра зовёт.
Иду. Думаю. Но никаких предположений.
А вот и штаб: П-образное одноэтажное здание, плохо оштукатуренное с кое-где отвалившейся облицовкой. Танцюра стоит возле штаба, ласково смотрит на меня… и у меня возникают недобрые предчувствия.
- Рядовой Д. явился! – докладаю.
- Слухай, Виталий, я сегодня собираю команду таких же спортсменов, побигим вокруг озера Кисегач. Там искупаемся! А озе-еро – блеск! Ты таких не видал…
Задумываюсь: очень заманчиво. Я забыл уже, что такое купание. Последний раз купался больше года назад, в лето сразу после завершения ВУЗа. В армии почему-то не приветствуется купание, и за всё это армейское лето ни разу нас не вывозили ни к озеру, ни к речке.
Осторожно спрашиваю: скоко километров пробежка?
Он отвечает будничным голосом – 35.
- Не-е-е, я стоко не могу! Не-не-не!
- А он мне: да мы там все такие, одинаковые, среди нас и бегунов-то нет.
- А кто будет – интересуюсь. Просто, из любопытства.
А он и давай перечислять. И все кого он назвал – не бегуны. Были там: один мастер спорта по «морскому многоборью взводов» - до сих пор не знаю, как он и где нашёл такой спорт. Ещё один – зав\бассейном – пловец, КМС. Два хохла с Украины, один перворазрядник по спринту, а другой – вообще не спортсмен, но здоровый, как лось. Сам Танцюра и ещё несколько мне малоизвестных персонажей.
А я ему: «Как же я побегу-то в сапогах и хебешке?»
И он меня купил, негодяй:
- да я вам спортивную форму дам. Всем.
- и кеды?
- и кеды!
Всё. Решено. Бегу! Не могу отказаться день провести вне части, не в униформе, без сапог, да ещё и искупаться!
Иду в бассейн (был у нас в дивизии бассейн на 25 метров), там все переодеваемся, и в путь! Небольшой группой во главе с Танцюрой, выдвигаемся на север, за пределы части. Примерно в ту сторону, где я бегал свою первую самоходку.
Побежали. Бежим легко, не спеша, по лесным тропинкам… которые становятся всё извилистей и бугристей. Бежим тридцать минут, сорок, становится жарко, хоть и бежим пока в тени. А кругом – замечательная красота: берёзы, сосны, кустарники, мох-трава – арома-аты!
Вдруг стал замечать, что красота уже не отвлекает от ощущений. А ощущения конкретные: что организм мой сильно хочет присесть, а лучше – прилечь! Но все бегут, и я бегу – куда деваться.
Ну вот, наконец-то, виднеется меж дерев озеро! Огромное! Синее-синее!
Я в восторге, щас, щас – купаться бум!!! Бум-бум-бум!
Оказывается – нет. Купание где-то там – на другой стороне озера. Танцюра, видно, тут раньше бывал: всё знает и бежит уверенно. Между прочим, и выглядит он лучше всех нас! А мне-то он до этой нашей пробежки казался стариком. Ему по моим прикидкам было тогда лет 38-40! Ах, где мои замечательные сорок лет…
Пока я переживал разочарование от случившейся отсрочки купания, во мне постепенно возникло и всё больше укреплялось подозрение, что до места купания я не добегу: берег здесь совсем дикий, то валуны, то песок, то выброшенные деревья и все, как специально лежат поперёк нашего пути. И через каждое надо прыгнуть или оббежать, или перелезть! И солнышко всё время в темя! А на небе ни одного облачка! Жара – как в Африке!
Я украдкой посматриваю на других несчастных сотоварищей моих – всем тяжко, все терпят. Ну и я буду терпеть! Танцюра, сволочь – хоть бы хны! Гад такой! Втравил нас в эту хрень! Бегу, матерюсь про себя, Танцюру ругаю – это помогает. Но не очень: при очередном перепрыгивании выкинутого на берег топляка, падаю на камни. Вскакиваю, матерюсь вслух – про себя уже не помогает, бегу дальше: с камня на камень, то между ними, то обегаем, когда валуны очень велики – тяжко-о, караул!
Замечаю, что и другие бегунцы, нет-нет да и споткнутся, нет-нет да и хлопнется кто из них – товарищев моих. А мне это душу греет: значит, не одному мне так-то тяжелёхонько!!! Бегу и жду: вот-вот, кто-то заноет. Ну не может быть, чтобы все вокруг жалезные были! А они, суки такие, молчат! Видать, купания ждут! Вон осталось то до той точки, куда указал гадский начфиз, версты две-три по камням и дурелому – надо и мне потерпеть…
И стал я себя уговаривать: надо терпеть, ни за что не сломаюсь, лучше сдохну на бегу, но самым слабым не буду! Так кто же первый заноет? Вот эта мысль стала меня занимать всё больше и больше! Я даже как-то переключился на неё и от этого кто-то внутри меня скулить перестал. Ничего-ничего, скоро ужо – вон он, тот берег. Токо надо обежать вот этот заливчик, который опять накинул нам пару километров, а потом надо пробежать во-он по тому песчаному бережку… кА-ак песчаному?! Там же по щиколотку будет, того песку… КА-АРА-АУЛ!!! Оглянулся, вслух или нет? Кажется никто не заметил – значит, про себя.
Что за гадство? Рядом море воды, а во рту – сахара! Ради чего мы тут уродуемся? Это не иначе – гордыня… только она может заставить такое терпеть. Ну вот, ещё чуть-чуть приблизился, тот берег желанный! Опять падаю… а вставать – смерть, неохота! Пришла мыль при падении, мерзкая такая и подленькая: может притвориться, что ногу повредил? Нет! Поймут! Беги, гад такой, дальше! Встаю, бегу, терплю, жду…
Ну, вот он берег, исполнения желаний!!! Вот он – долгожданный! Он высокий, порос соснами: аромат и прохлада – красота! Быстро раздеваемся и ковыляем в воду, ноги-то почти не идут. Прыжок – плюх! Ай-ай-я-яй!!!
Вода – лёд! Как так? Кругом +35, а вода – ледяная? Вылетаю пробкой оттуда. Возмущён! Разочарован! Плакать хочется – столько ожиданий и вожделений было… и вот, пожалуйста…
А Танцюра нам сообщает: мол, родниковое озеро, очень-очень чистое!
Собираюсь с духом, смотрю, как другие без энтузиазма, согнувшись стоя по колено в воде, брызгают на себя руками эту, так вожделенную нами воду.
А я прыгну! Прыгну! И прыгнул… и с воплем обратно.
Ну, как бы там ни было – добежал! Щас полежу минут двадцать и восстановлюсь… щас… ложусь, замираю. Ага, как бы не так!
Танцюра командует: всё-всё, побигим дальше! Как побигим, куда побигим? Передохнуть хотя бы 10 минут? А он – нет, и всё! Вперёд!
Вот гад такой! Хохол противный! Сука такая! и т.д. и т.п.
Ну делать нечего, с ним не поспоришь. Побежали дальше. Теперь бежим по лесу и дорожка неплохая. А вот, вообще, выбежали на отличную асфальтовую дорожку – от этого настроение стало реально подниматься. Одно плохо: дорога наша всё в гору, да в гору – это не есть гуд для таких уставших мальчиков. Ох, ты доля наша, солдатская…
Бигим, как наш хохол говорит. Но у меня нехорошее предчувствие. Не знаю что, но что-то не так. Какого чёрта всё время вверх-то бежим? На Гималаи что ли собрались? Ну да, Танцюра, наверное, знает, куда бигим… вот и бигим.
Однако, обкакался в этот раз наш хохол: прибежали! Впереди полосатый шлагбаум, а рядом дядька в знакомой форме и с автоматом в руках.
Выясняется, что мы бежим в другую сторону! А в Чебаркуль – обратно!
Про себя все материмся, но пока молчим. Разворачиваемся и чешем назад. Одно утешает – вниз бежать легко и приятно. Но всё хорошее кончается – есть такой закон. И этот спуск закончился, а гладенькая дорожка к ракетной позиции влилась в автомагистраль, ну или просто автодорогу. Она широкая, весьма ровная… но липкая! Над ней уже нет крон деревьев, Солнце жарит из зенита и ему всё равно, что зажаривать: дорогу или наши темечки.
На солнце невыносимо жарко, мы закипаем. Все становимся тёмно-красными, блестящими от пота – вода Кисегача вытапливается из нас. Ноги – шлёп-шлёп, цка-цка… дыхание хыр-хыр… а мысли: по-ошло оно всё…
Кто же первый сломается? Что вы, суки, молчите, подохнуть хотите?!!
Молчат, терпят. Как и я.
Всё думаю, помираю! Сил больше нет, внутри всё кипит и жить не хочу!
Но… во-о-от, оно!!! Заскулил один из земляков Танцюры, тот, что был перворазрядником по спринту. Начал он с того, что объявил вслух, что ему «на хер не нужон такой земеля!», и что он пойдёт дальше пешком, и пошли мы все на х… - такой вот оказался, дорогой товарищ наш. А радости-то сколько он мне доставил: я ведь помирать приготовился, а тут на тебе – подарок! Всё, ещё поживём!
Танцюра распорядился: идём пешком.
И очень хорошо! Мы все счастливы! Идём.
Но, оказалось, не долго наше счастье длилось. Через десять минут он, наш главный злодей и мучитель, командует:
- бегом марш!
И опять: цка-цка, хыр-хыр… бигим и бигим и все начинаем понимать: счастья нет и не бывает – всё – иллюзии…
Сколько мы уже бежим, сколько нам ещё бежать?.. никто кроме Танцюры не знает. А он утешает нас: скоро-скоро. Смотрю на него с ненавистью, и злоба моя растёт ещё и оттого, что этот «старик» бежит, как будто не было позади этих десятков сумасшедших километров. Как это ему удаётся? Необъяснимо!
И вдруг Танцюра оглядывается на шум догоняющего нас грузовика, и начинает семафорить водиле – голосует. Глазам своим не верю.
А машина останавливается, и оказывается, что она из нашей дивизии. А самое большое счастье в том, что она и едет туда, в дивизию.
Танцюра велит нам залазить в кузов!!! Всё! Выжили! И муки позади!
Версты три-четыре проехали – вот и шлагбаум, вот и знакомые казармы! Как мы по вас соскучились! Как здесь должно быть хорошо! Какое счастье!
Кое-как слазим из кузова, хромая на обе ноги бредём в бассейн: всё – дома. Присел, чтобы переодеться в форму… и заснул. Очнулся оттого, что замерз. Лежу скрюченный и разогнуться не могу – закостенел. Рядом такие же лежат. Но не все бегунцы. Некоторые раньше очухались.
Кое-кое как разогнулся наполовину (позвоночник так и остался согнутым, а ноги в тазобедренных суставах недоразогнулись процентов на тридцать) одеваюсь. Выползаю на Солнышко, присаживаюсь на скамью – греюсь, как варан после зимовки – напитываюсь теплом.
И дал я себе слово: никогда больше, более ста метров за раз, не бежать!!!