Осенью 1997 года моя торопливая жена решила купить квартиру. Я сначала не хотел влезать в эту кабалу, но в конце концов выматерился, плюнул и, не глядя, подписал документы на покупку жилья. Ипотечная ссуда была расписана на тридцать лет и ежемесячно съедала (и сейчас съедает) одну четвёртую часть наших скромных доходов. А доходы те были весьма скудными так как благодаря свалившейся на маленький Израиль миллионной толпе беженцев из СНГ работу найти было очень не просто.
Бесконечные походы по рабовладельческим конторам, собеседования, обещания позвонить и ожидание этих звонков всё же иногда приносили результаты. Кроме того я раз в неделю должен был отмечаться на государственной бирже труда. Вот там-то, очень доброжелательно относившийся ко мне русскоязычный служащий, ультраортодокс Миша дал мне направление на фабрику, которая занималась забоем, обработкой и расфасовкой кур. После собеседования с очень серьёзным начальником, который назвал себя доктором Хириком, я был принят контролёром на транспортёрную линию. Мимо носа, со скоростью 70 штук в минуту пролетали подвешенные на крюки, ощипанные куры. Половина крюков через один была помечена синей изолентой, вторая половина – красной. Курицы на крюках с синей изолентой были мои. Я должен был обнаруживать патологию на внутренних органах птичек, кожные заболевания и механические повреждения, и указывать на них сидящим далее женщинам с ножами. Женщины удаляли повреждённые крылья и ноги, а больные печёнки я отрывал и выбрасывал сам. С другой стороны конвейера, напротив женщин, отрезавших курам битые конечности, опираясь на жёлоб из нержавейки, восседал ультраортодокс. В его задачу входил контроль за соблюдением кошрута. И он его таки блюл! От непосильной работы, каждые десять – пятнадцать минут, голова его начинала клониться всё ниже и ниже, пока не упиралась в жёлоб. Тогда какая-нибудь весёлая работница с размаху била по нержавейке мусатом. Рав подпрыгивал, тряс пейсами и неутомимо трудился ещё некоторое время.
И здесь «повезло» мне с коллегами, а может быть виноват был я сам, не умея налаживать отношения с женщинами и не имея привычки гнуться перед начальством, а кто не гнётся, тот, как известно, ломается. Рядом со мной, контролируя продукцию, помеченную красной лентой, сидела ветеринарный техник Ольга. Она же возила меня на работу и обратно на своей машине за плату, равную цене автобусного билета. Ветеринарным врачом, тоже была дама.
Скажу откровенно, не всё у меня стало получаться сразу. Когда же я немного освоился, Ольга взяла привычку уходить на перерывы, потрепаться с подругами, лучшей из которых и была ветврач Аня. Тогда, вместо 35 летящих мимо меня кур, я должен был видеть 70, и, естественно не успевал. Я долго молчал и всё же не утерпел, высказался, хоть и без применения ненормативной лексики, но вполне конкретно. И началось …
Чтобы оценить состояние внутренних органов птичек, я рукой в перчатке выворачивал их наружу и, почти каждый раз слышал за спиной голос доктора Ани,
- Чё ты курЕй за кИшки дёргаешь?!
А тут ещё моё дурацкое пристрастие к поэзии …
Перенимая бесценный опыт,
Мечтая, чтоб вкусно было кому-то,
Я ковыряюсь в куриных жопах.
Семьдесят куриц в одну минуту.
Стих был зачитан коллеге Оле, после чего на работу я стал ездить автобусом, а доктор Аня жрала меня неутомимо. Проработав на конвейере три месяца, я понял, что орнитология и ветеринария – это не моя стезя…
Следующим местом моей трудовой деятельности была маленькая фабрика на окраине Ашкелона, на которой сколачивали деревянные поддоны для перевозки грузов. Здесь мне понравилось. Никаких (простите) женщин, в цеху пахнет деревом, свежими стружками и опилками, мужики – ровесники, плюс – минус 5 лет.
Для начала я был приставлен к станку, который выжигал клеймо фирмы на одной из частей поддона. Работа доставляла истинное удовольствие. Я наслаждался запахом дымка, так как ещё в детстве любимым моим занятием было выжигание на фанере, выпиливание и токарная работа по дереву. Недели через три меня перевели на другой, более сложный станок. На этом полуавтомате сколачивались «ноги» для будущих поддонов и экипаж его состоял из трёх человек. Маленький, щуплый мужичок долго изучал меня, а потом спросил, кося под казака,
- Откель будешь, станичник?
- Из Казахстана.
- Из какого Казахстана?
- Из Южного.
- И я из Южного! Из какого города?
- Из Чимкента.
- Ух ты! И я из Чимкента!
- Оп-па! УРЮКИ! Раздался голос третьего члена экипажа!
- А сам-то ты откуда?
- С Алтая, из Барнаула.
- Тоже не Сан-Франциско!
Вот так я и познакомился с Юрой Кравченко, бывшим главным штурманом чимкентского авиаотряда и Серёгой, бывшим полковником авиации.
Поставив крест на своём зоологическом прошлом, я обрёл, наконец, душевный покой и тихо радовался восьмичасовому рабочему дню, двум выходным, минимальной, но стабильной зарплате, пятнадцати минутам езды от дома и общению с нормальными мужиками. Казалось бы, что ещё нужно человеку в возрасте под пятьдесят, начавшему жизнь с нуля в чужой стране? Но кто-то там, наверху, думал иначе …
(продолжение следует)