Жарко! Ослепительное крымское солнце просвечивает сквозь закрытые веки, окрашивая мысли в розовый цвет. Впрочем, мыслей не так уж много. И какие мысли могут быть у отдыхающего, в первый раз за последние четыре года растекшегося по горячему приморскому песку.
Я лениво приоткрываю глаза. Из морской пены вдруг появляется ослепительная блондинка в практически незаметном купальнике и сексуальной походкой направляется в мою сторону. Я спокойно проследил за ней взглядом, она же, не обращая на меня внимания, прошла мимо. Так, это не моя. А где же моя? Энергично покрутив головой, я внимательно посмотрел в сторону наибольшего шума. Так и есть. Моя ненаглядная Марина находилась в своем обычном состоянии – погоне. Нет, что вы! Она не служит в милиции, ни в коей мере не относится к налоговой инспекции, и уж тем более не является агентом по выбиванию алиментов из нерадивых бывших мужей. Она просто пытается не потерять из виду Юльку – трехгодовалое чудовище, имеющее честь являться нашей дочерью. Хотя Юлька, видимо, считает наоборот – это мы удостоились величайшей милости быть ее родителями. Иначе нельзя объяснить ее постоянное стремление обратить на себя наше внимание любыми способами – от крайне положительных, вызывающих у нас с Мариной слезы умиления, до радикально отрицательных, вызывающих слезы прямо противоположной направленности. А моя мама считает, что у нас просто подвижный живой ребенок…
Я полюбовался своей женой. В беге она прекрасна. Постоянные спортивные упражнения при поимке дочери лишили ее фигуру малейших недостатков, тренированные мышцы играли под кожей изящных рук, привыкших доставать Юльку из самых заковыристых уголков окружающей среды, волосы развевались по ветру, словом, Афина Паллада в купальнике. Догнав дочку, Марина спокойно направила ее в нужную сторону и, грациозно покачивая бедрами, направилась следом.
"Надо было хоть по попке шлепнуть," – автоматически подумал я. И тут-же сам себя одернул – ведь именно благодаря Юльке мы лежим здесь под жарким солнышком и отдыхаем. Впрочем, кто лежит, а кто и…
Разморенный солнечной лаской, я задремал. И вспомнил всю эту историю.
* * *
- Ну сделай хоть что нибудь! – заливалась слезами моя дражайшая половина, стоя возле ступенек железнодорожного вагона. – И как такое могло случиться?!
Я мог объяснить, что за те двадцать минут, которые понадобились ей для нанесения помады, туши и теней, мог исчезнуть незамеченным и весь поезд вместе с тепловозом, не говоря уже о нашей непоседливой дочке. В то время, когда я с жаром выяснял у проводника причину опоздания, оставив Юльку на попечение мамы, родительница "на секундочку" уткнулась в зеркало, а когда обернулась, девчонки уже не было.
- Она не могла дверь открыть! – убежденно бормотала Марина, в двадцатый раз заглядывая во все уголки купе. – Сделай хоть что нибудь!
Повинуясь этому ценному указанию, я в очередной раз обошел весь вагон. Пассажиры в очередной раз сочувственно покачали головами и вернулись к своим занятиям. Проводник в двухтысячный раз пожал плечами – не видел, мол, не выходила.
Этим поездом мы возвращались от родственников жены. Погостили у них три дня, передали подарки, выпили положенное количество рюмок чая "за встречу", "за дружбу", "на брудершафт" и отбыли восвояси, не успев толком надоесть друг другу. Наш город был первой крупной остановкой на пути следования поезда, дальше состав шел за границу, в страну так называемого "ближнего зарубежья". Выходя из вагона, мы столкнулись с двумя молодцами в форме – пограничный контроль и, чтобы не мешать им, проводник подхватил наш чемодан и вынес на платформу. "Спасибо," – сказали мы и обнаружили пропажу дочки.
… - Ну сделай хоть что нибудь! – снова произнесла жена.
- Надо вызывать милицию, - решил я и побежал к зданию вокзала.
Минут через двадцать, сорвав голосовые связки, отбив правый кулак об стол дежурного, я вернулся к вагону в сопровождении двух пацанчиков в милицейской форме. На поясах у них болтались резиновые палки и наручники. Они промчались по вагону, достигли такого же результата, как и я, то есть, никакого, стали рядом с вагоном и задумчиво почесали в затылках.
- Самим не справиться, - глубокомысленно произнес один из них. – Нужно вызывать таможенников. Они умеют искать. Ждите здесь!
Ободренные размахом разворачивающейся операции, мы как вкопанные, замерли возле наших чемоданов. Вскоре к нам подошел пузатенький человечек с широким лицом.
- Начальник таможенной службы, - представился он. – Имеете что-то сообщить нам?
- Дочка пропала! Здесь, в поезде… - залепетала жена. – Маленькая, три годика… В белом платьице… Только отвернулась – уже нет…
"Да, - угрюмо думал я, предоставив жене возможность самой вести разговор, - только отвернулась на двадцать минут, и уже нет… И сам хорош! Как будто не знал, что женщина перед зеркалом может прозевать атомную войну. И насчет беленького платьица она, кажется, погорячилась – после пяти минут в грязном вагоне оно будет отнюдь не белым…".
- Хорошо, - рассудительно говорил тем временем таможенник, - не беспокойтесь, стойте здесь и ждите. Если она до сих пор в поезде… - При этих словах лицо Марины вытянулось. – А я думаю, что она еще в поезде, мои ребята ее мигом отыщут. Через минуту они приступят.
И ребята приступили. Уяснив для себя внешность и характер пропажи краткими точными вопросами, на которые я постарался дать не менее точные ответы, ребята рассредоточились вдоль поезда и одновременно исчезли в недрах вагонов. Военная слаженность их действий обнадежила нас, и мы с надеждой вглядывались в темные проемы дверей. Время шло, то тут, то там выскакивали ребята, но лишь отрицательно качали головами. Мы качали в ответ, и они продолжали поиски.
Некоторое разнообразие в наше напряженное ожидание вносили какие-то тюки, сумки, кульки, которые выносили таможенники из поезда, подносили к нам и спрашивали:
- Это, случайно, не ваше?
- У нас дочка, - отвечала жена. – Маленькая… В белом платьице…
Ребята снова качали головами, складывали эти вещи недалеко от нас и исчезали. Мы пребывали в таком напряжении, что нас ничего не удивляло. Главное – найти дочку. Вот круглолицый начальник, сопровождаемый сразу тремя бойцами, пронес какой-то дипломат. Вот другой таможенник, нежно придерживая за талию, провел куда-то бритого парня с руками за спиной. "Плохо, наверное, пассажиру стало, - подумал я, - вот таможенник и ведет в медпункт. Молодец!".
Вдруг все забегали, засуетились, проводники вдруг как-то жалко заулыбались, прямо на перрон въехала черная легковая машина и остановилась рядом с соседним вагоном. Таможенные бойцы выстроили коридор от вагона к машине и на минуту все замерли.
- Нет! – вдруг истерично вскрикнула жена. – Не может быть! Она не может умереть! Ей всего три года!
Встрепенувшиеся было таможенники при последних словах Марины успокоились и вновь выстроили коридор. Опасения моей жены оказались напрасными. Какой-то тип в костюме вынес из вагона пестрый кулек, сел в машину и благополучно укатил. Суматоха спала. В молчании мы простояли еще минут десять. Наконец подошел начальник.
- В поезде ребенка нет, мои люди гарантируют. - Произнося эти грустные слова, он был увлечен какой-то своей мыслью и, поглощенный ею, радостно потирал ручки. – Разве что, кто-то вынес ее, - рассеянно добавил через минуту. Повернулся на каблуках и пошел, чему-то улыбаясь.
Страшное подозрение родилось у меня при последних словах таможенника. Я вспомнил проводника, который помогал вынести наши вещи. И вдруг отчетливо представил, как он с натугой приподнимает почти пустой чемодан, освобожденный от подарков родственникам, как пыхтя спускает его по крутым ступенькам и осторожно устанавливает его на платформу.
- Марина, - тихим голосом позвал я. – На счет три!
Жена удивленно уставилась на меня.
- Раз! – я подошел к чемодану, - Два! – я присел рядом с ним, - Три! – я рванул молнию обеими руками.
- Испугались! Испугались! – зазвенел над всеми шестью платформами радостный детский голос. – Папа испугался! Мама испугалась!
Юлька вылезла из чемодана, исполнила сложный танец и кинулась к маме. Взглянув на любимую, я вдруг понял, что значит плакать и смеяться одновременно.
* * *
Позади первые слезы, первый смех после обретения не терявшейся дочери, легкий ужин с все еще дрожащими руками, укладывание Юльки спать, проведенное нами без энтузиазма, а значит, затянувшееся до двенадцати. Мы с Мариной, наконец, расслабились, перетащили журнальный столик поближе к дивану в зале, поставили на него вазу с конфетами, открыли бутылку вина, улеглись и принялись успокаивать нервы глоточками густого кагора.
- После всего этого мне надо отдохнуть, - провозгласила вдруг Марина, рассматривая донышко опустевшей бутылки. – На море…
Я согласно кивнул. Таким образом вопрос об отпуске был решен. Никаких дач, огородов, никакой картошки, никаких кабачков, тыкв, яблок, тяпок и лопат. Да здравствует море чудесное! Да здравствует зарплата, которая позволяет на этом море отдохнуть. Да здравствуют люди, которые умеют добиваться такой зарплаты. Увы, я к этой категории людей не относился. По первоначальному раскладу моей месячной зарплаты хватит только на то, чтобы купить билет "туда", отпускных – половину билета "оттуда". Вторую половину можно занять у тещи с пенсии. Жена последнюю зарплату потратила на ту самую косметику, из-за которой и начался весь сыр-бор.
С этими грустными мыслями я на следующий день отправился на вокзал и довольно быстро отыскал огромное табло с расписанием движения поездов. Пристроив на колене блокнот, я начал выписывать подходящие поезда и искать теплое море поближе. С радостью я обнаружил, что и туда, и обратно можно проехать за одну зарплату, а за отпускные купить билет "туда" для супруги. Подогреваемый этими мыслями, я на крыльях понесся домой, чтобы обрадовать семейство полученной информацией. Семейство обрадовалось, прикинуло, что Марининых отпускных как раз хватит на недостающий билет "оттуда", что Юлька едет вообще без билета…
- А мне уши дадут? – вдруг спросила младшая часть семейства.
- !?!? – переглянулись мы с женой.
- Ну я же поеду "зайцем"! – снисходительно объяснила нам Юлька.
Мы пообещали, что дадут, и перешли к обсуждению второй части поездки на море – собственно отдыху. За что ехать мы уже решили, теперь надо решить, за что отдыхать.
- Я у родственников займу, - неуверенно произнесла Марина.
- А за что к ним доехать? – возразил я.
- М-м-м, да, - согласилась Марина. – А ты какие вагоны смотрел?
- Купейные, разумеется… С Юлькой в плацкартном…
- А может справимся?
Так я очутился на вокзале во второй раз. Я не менее внимательно просмотрел ставшее привычным расписание, заполнил цифрами еще одну страничку в блокноте. При условии плацкартного вагона у нас хватало денег даже на то, чтобы снять койку для одного человека. "Это уже лучше," - думал я, возвращаясь домой.
Первый телефонный звонок прозвенел около часу ночи. Аккуратно вытянув руку из под Марининых волос, я снял трубку.
- Алё!
- Привет, это Вовка! Как дела?
- Нормально, - сонно ответил я, пытаясь идентифицировать этого самого Вовку.
- Говорят, ты в отпуск собираешься? – бодро звучал голос в телефонной трубке.
- М-м-м, - неопределенно промычал я, роясь в памяти в поисках собеседника.
- А на каком поезде едешь?
- Еще не знаю…
- Ну, определяйся скорей, может, в один вагон попадем. Все, пока!
В трубке запищали короткие гудки.
- Что-то случилось? – поинтересовалась Марина, чуть встревоженная моим ошарашенным видом.
- Вроде нет. Кажется, номером ошиблись.
- Угу, - промычала она и смежила веки. Я тоже бухнулся на подушку.
На следующий день после работы я снова отправился на вокзал, в который раз посмотрел расписание, потоптался возле касс, но после длительного раздумья вернулся домой без билетов.
- Давай сначала найдем недостающие деньги на проживание, - объяснил я свой безрезультатный поход на вокзал.
Я вдруг посмотрел на Марину. Она страдальчески глядела на меня и лицо ее отражало крупное борение с самой собой.
- Милый, - несчастным голосом вдруг произнесла она. – Тут… Я тебе… На день рожденья… В общем, ты не обидишься, если вместо подарка тебе на день рожденья мы поедем на море?
- Нет, конечно нет! – воскликнул я, мгновенно оценив ситуацию. – А что ты хотела подарить?
- Не расстроишься?
- Говори уж.
- Электробритву. Эту, как ее… Аккумуляторную. С ней можно в отпуск ездить, - ответила она упавшим голосом.
Я живо представил свою давнюю мечту, тем более, что старая бритва уже работала хуже газонокосилки.
- Бог с ней, с бритвой, - бодрым голосом воскликнул я и нежно обнял жену. – Отпуск с тобой стоит десятка бритв!
Марина с сомнением посмотрела на меня, но ничего не сказала и уткнулась носом мне в плечо. Вопрос с финансированием поездки был решен. Зная, сколько примерно может стоить такая бритва, я восхитился Маринкиной самоотверженностью – столько времени копить такую значительную сумму и не проговориться.
Второй звонок разбудил меня в два часа ночи. Даже не разбудил – мы только легли после обсуждения будущей поездки.
- Алло! – томно прозвучало в трубке. – Это Света, ты должен меня помнить. Мы с тобой учились в одном классе, ты был в меня влюблен… Мы сидели с тобой за одной партой…
У нас в классе было четыре Светы, за десять лет я посидел за партой с каждой из них, как минимум, по два раза. И каждый раз до смерти платонически влюблялся в них. Они, правда, об этом не знали. Так какая же из них?
Тем временем глубокий грудной голос продолжал звучать из трубки, свободно достигая симпатичных ушек моей половины.
- Ты помнишь наши с тобой отношения? Какие они были глубокие, романтичные… - удивленно-возмущенный взгляд Марины, - как я у тебя списывала контрольные… - ехидная ухмылка жены, - как мы с тобой оставались наедине… - грозно прищуренные карие глазки буравят мою нежную душу, - и учили стихи Александра Маяковского… - ироничная улыбка и расслабленные мышцы лица жены показали, что она перестала принимать звонок всерьез. Но…
- А не хотел бы ты повторить полные огня ночи? – вдруг прозвучало в трубке, - наполнить жизнь горячим дыханьем страсти? Сесть на поезд и укатить куда глаза глядят? Изменить свою судьбу окончательно и бесповоротно?
- Да, хотел бы, - согласился я, увидев смеющуюся жену, энергично кивающую головой – соглашайся, мол.
- Так скажи мне номер поезда, на котором ты поедешь, и я встречу тебя своими объятьями, особенно, если ты не забудешь сказать и дату прибытия!
- У этого поезда нет номера, - певуче ответил я. – Нет и даты прибытия! Это поезд любви! Он уходит, когда хочется, и прибывает, куда надо.
- На каком поезде едешь отдыхать, дурень? – вдруг перешел на деловой лад томный голос.
- Не знаю, билетов еще не купил, - растерялся я.
- Ну, тогда я завтра перезвоню, жди.
- Сама дура! – крикнул я в трубку, но там уже звучали короткие гудки.
- Розыгрыш, - решила Марина и выключила свет.
На следующий день я совершенно забыл о дурацком звонке, предвкушая приятные события на отдыхе. Я спокойно получил отпуск со следующей недели, благо не отдыхал вот уже четыре года, получил отпускные, даже сумел стребовать давний долг с Витьки из соседнего отдела. Под этим праздничным настроением я закончил проект, который должен был сдать аж через десять дней. Даже помог Александре Павловне – пожилой сотруднице за соседним столом – рассчитать какую-то схему. Для этого, правда, пришлось задержаться на часик. Именно поэтому, приехав на вокзал около восьми вечера, я ткнулся в закрытую дверь предварительной кассы и, расстроенный, вернулся домой.
- Завтра купишь, - спокойно отреагировала жена, примеряя перед зеркалом старенький, еще девичий купальник. – С купальником что-то делать надо…
Конец фразы повис в воздухе, так как и я, и она знали, что с купальником все останется по старому – на новый просто не было денег. По примеру жены я вытянул из глубин шифоньера свои выгоревшие плавки, скептически приложил к себе и кинул обратно. Грустно. Одна Юлька веселится вовсю, предвкушая что-то необычное.
- Папа! Папа, а жить в домике я тоже зайцем буду? Мама, а море – это как у нас в ванной? Папа, а ты дашь мне в чемодан залезть? Мама, а почему на тебе такие маленькие трусики?
Вконец расстроенная этим вопросом Марина швырнула купальник в шкаф и пошла укладывать без умолку тарахтящую Юльку. Телефонный звонок раздался, как всегда, неожиданно.
- Слушяй! Дарагой! – загремел мембраной звучный голос с явственным кавказским акцентом. – Зачэм людей мучаешь? Да? Люди ясности хотят, да? А ты все нэт и нэт! Ты билет на поезд купил?
- Нэт, - автоматически ответил я. – Касса закрыта была, да? Тьфу, извините…
- Зачэм дразнишь? Зачем хароший людэй обижаэшь? Они боятся, нэ знают, с каким поэздом работать! Скажи мнэ, куда билэты взял?
- Да не взял я еще билеты, говорю ж вам – касса была закрыта. А вам, собственно, зачем мой номер поезда?
- Слушяй, дарагой. Я и так много потэрял! Еще одын потерявшийся дочка я не выдэржу – разорюсь савсэм. Так какой поэзд?
- Говорю ж вам, нет еще билетов, и денег почти нет…
- Дарагой, ты хотэл ехать на поэзде?
- Конечно, на поезде…
- У тэбя гараж есть? Какой номэр?
- Семнадцать… Я там картошку в погребе храню. Весной сажаю, летом пропалываю, осенью копаю, зимой храню. Очень удобно… - Я молол совершеннейшую чушь, прекрасно понимал это, но не мог остановиться.
- Слушяй! Картошка… Што картошка? Зачэм картошка? Фи… Завтра будэт тэбэ поэзд! Прямо в гараж придет поэзд! Ты какой поэзд хочэшь?
- Зеленый, - тупо ответил я.
- Будэт тэбэ зэленый, приходи толко… В гараж… Харашо?
- Хорошо, - ответил я и положил загудевшую трубку.
Всю ночь я не спал, ворочался, все думал, пытаясь разобраться в происшедшем. Лиц кавказской национальности я не то, чтобы не любил – немного побаивался. А тут такое… Да еще какой нахрапистый! Может, мафиози какой нибудь? Ага, наверное. Охотится за стратегическими чертежами секретного углепогрузчика микрорайонной котельной номер двадцать три, над которыми я работал. Может, хотят шантажировать? Но чем? И ради чего? Денег у меня нет, личного автомобильного концерна – тоже… Лишь под утро я забылся беспокойным сном.
Проснувшись ни свет, ни заря, я лихорадочно оделся и рысцой отправился в гараж. Ключ как-то с трудом пролез в скважину висячего замка, редко используемые ворота со скрипом распахнулись и я замер на полувздохе – все пространство ставшего вдруг тесным гаража занимала новенькая девятка цвета зеленый металлик. На капоте, завернутые в газетку, лежали номера, в замке двери висели ключи. Сквозь огромное ветровое стекло я увидел запаянный в пластик техпаспорт, лежащий на торпеде. Любопытство пересилило осторожность, я открыл дверь, взял документ и глянул на координаты владельца. Холодея от неожиданности, я увидел свои данные – фамилия, имя, отчество, адрес и т.д. Развернул газетку, сверил номера – совпадают.
Я сунул техпаспорт в карман и рванул в управление ГАИ с просьбой проверить эту машину на причастность к какому нибудь преступлению.
- Ваша машина? – удивленно спросил занятый майор, с трудом отрываясь от своих майорских дел.
- Нет, то-есть, да, - ответил я, подавая ему техпаспорт.
Он что-то ввел в компьютер, долго ждал. Затем вернул мне техпаспорт и попросил подождать минут сорок – он передал запрос в столицу. Эти минуты показались мне вечностью – кто-то решил меня подставить, думалось мне, испортить жизнь. Я предполагал все, что угодно, но одно знал твердо – в чем бы меня не обвиняли, я всегда буду говорить только правду. С этой мыслью я поднялся к майору, на всякий случай сложив руки за спиной.
- Что вы мне голову морочите? – напустился на меня милиционер. – Абсолютно чистая новейшая машина! Позавчера куплена в салоне "Автокросс", справка-счет на ваше имя. Вчера мы выдали на нее и техпаспорт, и номера. Катайтесь на здоровье!
"Раз все законно, значит это подарок – решил я, нашел свои старые права, оставшиеся еще с автокурсов ДОСААФ, вывел машину из гаража и лихо подкатил к подъезду своего дома. Минут через двадцать жена смогла закрыть рот, а Юлька выпотрошила багажник и вывалила все на асфальт. Присмотревшись, Марина снова открыла рот. Причем еще шире.
В багажнике были: пляжный зонт, импортная палатка, надувной матрас, компактные раскладушки, походный примус, удочки, бадминтон, четыре канистры с бензином (это при полном баке), и самое главное, отчего вообще моя жена потеряла дар речи – чуть ли не десяток купальников самых разных форм и расцветок, уйма другого курортного барахла, как мужского, так и женского.
Два дня мы приходили в себя, пытались выяснить, кто же это такой щедрый, но все тщетно. "И ладно, не сдавать же в милицию" – решили мы и стали осваивать чудо техники. Я обновил свои права, жена купила платье под цвет машины, я вспомнил навыки вождения, дочка приобрела опыт откручивания колес. В общем, решили ехать отдыхать на машине. Уж если дали и до сих пор не отобрали – а в том, что отберут, я не сомневался – грех не попользоваться по полной программе.
И вот мы в пути. На мне – майка-сеточка, широченные трусы-бермуды, босые ноги в моднейших сланцах уверенно давят на педали. Рядом жена – сарафан от кутюр, под ним купальник – мечта модниц, темные очки стоимостью в три года моей работы. На заднем сиденье разлеглась Юлька. Из детской скромности она предпочла отечественное – трусики от галантереи и мой носовой платок с узелками вместо кепки. Она довольна.
- Смотри, - вдруг говорит Марина, открывая бардачок. – Тут какая-то записка.
- Читай, - небрежно говорю я, легко придерживая руль.
- "Здравствуйте, - неуверенно начала жена. – Машина ваша, пользуйтесь на здоровье. С одним условием: чтобы ваш ребенок терялся только в пределах этой машины. И чтобы искали его, не выходя за эти пределы. Счастливого пути." Все, подписи нет.
Я вдруг вспомнил уйму сумок, тюков и сверточков, которые выносили таможенники из поезда.
- Видимо, там была контрабанда, - откликнулась на мои мысли Марина. – И в поисках Юльки таможенники на нее наткнулись.
- Ценная, - пробормотал я, вспомнив живой коридор к черной машине и штатского с пакетом. О том, что было в пакете, я боялся даже подумать.
"А за что ж тогда машина?" – вдруг возник резонный вопрос.
- А машину дали, чтобы мы случайно не поехали поездом со следующей партией… Помнишь, как они старались узнать номер поезда?
- Юлька! – воскликнул я. – Ну и удачно же ты потерялась!
Юлька меня не слышала – старательно водила босой ногой по девственно чистой обивке потолка.
* * *
…Я открыл глаза. Погоня за Юлькой перешла в новую фазу – Марина, переступая дрожащими ногами по ржавым перекладинам наблюдательной вышки, старалась добраться до нашей дочери, прочно обосновавшейся на самой вершине. Марина боялась высоты, но за Юльку она боялась еще больше, поэтому упорно лезла вверх. Малую толику уверенности добавляла лишь мысль, что чем выше она залезет, тем больше людей оценят ее прекрасную фигурку в модном купальнике от "Версаче".
Ситуация с вышкой была стара, как мир и не внушала опасений. Я встал, подошел к машине. Достал тюбик желтой краски и кисточку, купленные вчера в ларьке, подошел к правому переднему крылу и, реализуя все свои таланты художника, написал: "Юля". Отошел, полюбовался. "Она этого заслужила," – подумал я.
- Ой, папа! Это ты машину краской испачкал? – раздался вдруг звонкий голос, сразу поставив крест на моей карьере живописца. – Можно и мне попробовать? Я чуть-чуть!
- Можно, - ответил я, протягивая дочке кисточку. – Юлька, а не махнуть ли нам куда-нибудь самолетом? Может, вместо второго полета квартиру дадут?