Подмосковный поселок Калининец Наро-Фоминского района, как и Мулино в Нижегородской области, был тем перевалочным пунктом, куда стекались команды контрактников со всей России, чтобы отправиться отсюда в одну из частей, воевавших в Чечне. Здесь они начинали свой путь, чтобы спустя полгода вернуться домой на своих двоих, или в цинковых солдатских гробах. Тут им выдавали со складов камуфляж, брезентовый ремень с закрашенной звездой, вещмешок, в простонародье «сидор», и сапоги. Если зимой, - то еще ватники и бушлат. Иногда и камуфлированный свитер, если в вещевой службе не зажмут (у Алексея Ивановича в Наро-Фоминске старшина роты их пропил). Про остальное, - спальники, котелки, ложки, - говорили, что на месте выдадут. Не то, чтобы им верили, просто выбора не оставалось. К несчастью, армейская посуда изготавливается из алюминия, то есть из цветного металла, а посему каждому запросу выслать в район боевых действий партию котелков или фляжек, в тыловых службах были просто рады. Говорят, что вагонами высылали каждый раз, - жаль, что ни один не дошел, - что поделать, война. Вот и приходилось лично мне есть мельхиоровой посеребренной ложкой, а некоторые вынуждены были пользоваться даже золотыми.
Отсюда на воинских Уралах их везли до ближайшего вокзала, чтобы потом всю партию доставить до станции Прохладная Северо-Кавказской железной дороги. Потом, - пару часов на электричках до станции Моздок, затем пешком или опять на машинах километров семь до военного аэродрома. Далее несколько бортов в день на Ми-26 до Ханкалы, чтобы оттуда вертолетами или колонной подбросить к месту дислокации воинской части. Обратный путь был тот же. Иногда кому-то выпадала удача сесть в Моздоке в самолет до подмосковного Жуковского, но эти рейсы были только два раза в неделю, - кажется, во вторник и в пятницу, - лично мне, ни разу не удалось.
Возвращались партиями по двадцать человек, - стандартный «полетный лист», - больше Ми-8 поднять не может. На эти двадцатки выписывали одну общую воинскую плацкарту. Однако, как правило, зачастую народ соблазнялся на заманчивые предложения таксистов, устраивавших на них охоту. Схема была стандартная и отработанная. Тех, кто согласился, рассовывали по нескольким такси, легковым или может быть даже по мини-автобусам, и везли прямо в Подмосковье. По дороге, - все забытые блага, - шашлыки, девочки, пиво. Все включено. Где-то на подъезде, по сотовому телефону звонили в финансовую часть, и на этих солдат составляли отдельную ведомость. Деньги, как правило, боевые за пару месяцев, им выносили вне всякой очереди прямо в машины в конвертах. За все это они отстегивали всего лишь пять тысяч рублей, - эти деньги потом делились между таксистами и «финиками». Альтернативный вариант, - по воинской плацкарте впроголодь, доедая остатки сухпайка, выданного всего на три дня, и потом пару дней, а то и больше, простоять в очереди. Каждый выбирал свой вариант.
Мне повезло, - я попал в партию, которую направляли в «пятнашку», то есть в 15-й мотострелковый полк 2-й Таманской гвардейской дивизии. С одной стороны, - это была часть, которая, собственно, и располагалась здесь же, а значит, и деньги потом можно было получить именно здесь. А главное, - в то время этот полк практически в полном составе воевал в горах, а, значит, «боевые» еще платились, - в этом нас заверяли все те немногие офицеры, что здесь попадались. Последнее обстоятельство немаловажное, - по слухам, на равнине уже некоторым частям «боевые» или не платились вообще, или начисляли лишь частично, то есть не за все дни.
Вернуться обратно, и отстоять долгую очередь за деньгами, которая могла растянуться на несколько суток, контрактники мечтали те полгода, когда время измеряется не днями, а часами. Выдавали наличными, - только в 2001 году додумались оформлять документы для получения заработанного в отделения Сбербанка по месту жительства, - процесс выдачи пошел побыстрее, практически исчезли очереди, а главное, - снизилась криминальная обстановка вокруг. Мало того, что выдавали не всю сумму сразу, а частями, - например, только за пару месяцев, так еще на внезапно разбогатевших солдат, карманы которых распирались от наличности, буквально устраивали охоту. Говорят, по весне в Наро-Фоминском районе много «подснежников» нашли. Поэтому, чтобы вырваться живым после возвращения с Чечни из этого подмосковного леса, сохранить свое здоровье и деньги, необходимо было держаться толпой, или нанимать такси, и желательно еще на территории воинской части, а не за КПП, где постоянно дежурили специально для этого частники, с которыми лучше не связывались. Идеальный вариант предлагали неплохо подзаработавшие в то время местные прапора и офицеры, - за 500 рублей (тариф в то время фантастический даже для Москвы) они довозили до ближайшего вокзала или метро. Дальше, - сами.
Кто-то пытался обмануть судьбу и просочиться мимо КПП и уйти лесом. При мне на одного такого, пролезшего через дыру в заборе, напали сидевшие в засаде солдаты-дагестанцы, разбили ему голову и отняли боевые за два месяца. Если не на прапорах верхом, то только толпой и на маршрутном такси или автобусе до станции Голицино, - оттуда два часа на электричке до Киевского вокзала. Впрочем, иногда подходили и к толпе, - случалось и такое. Ивану Васильевичу, который рассчитывался в середине лета 2000 года, повезло дважды. Во-первых, накануне его возвращения посадили «финика», то есть начальника финансовой части, а новый с перепугу выдал всю сумму сразу, которая положенная со всеми возможными выплатами и целиком. То есть 250 тысяч, включая «горные», - как правило, всем остальным, включая меня, только 180 тысяч, да и то частями, - каждый раз приходилось приезжать заново и снова отстаивать эту очередь. Во-вторых, очередь продвигалась быстро, и в итоге за КПП они вышли практически всей партией, - человек двадцать. То есть, полукриминальные частники-таксисты, которые словно коршуны поджидали у входа свою добычу со своими вечными присказками «такси-девочки», ничего от них не поимели.
Тем не менее, по его рассказам, как только они вышли за КПП, сразу же к ним подошла пара накаченных ребят, которые, глядя в сторону, поставили их в известность, что чтобы «ничего не случилось», лично им нужно «отстегнуть» по десять тысяч рублей. И это они додумались сказать парням, которые прошли через штурм Грозного, через Аргунское ущелье и которые рубились с боевиками в рукопашных. Тут же все эти двадцать человек окружили их, и стали с любопытством их расспрашивать, - с какого цирка сбежали эти два клоуна? Когда дискуссия затянулась, и эти два отморозка все не могли понять, что сегодня им не повезло, один из контрабасов развязал свой вещмешок, достал оттуда молоток, аккуратно подошел к одному из них, и ударил в висок. То есть, вообразите, какой народ скаредный, - заработали по четверть миллиона, но все равно с собой везли сворованный в части молоток, - в хозяйстве сгодится же. И пригодился же. Когда же один накаченный «гопник» упал замертво, до второго как-то сразу дошла вся реальность окружающего его бытия и перспектива очень скоро быть разорванным на куски и затоптанным в асфальт.
- А я это… А я ничо… а я и не знаю, кто это, пацаны!
- Ну, мы это, мил человек, пошли, пожалуй?
- Дда, дда, конечно… без базара, пацаны.
Но рано или поздно, они разбредались по мелким группам, и становились легкой добычей для всякого рода криминальных элементов на вокзалах и автостанциях, особенно если начинали на радостях пить спиртное. По словам Алексея Ивановича, одному чуваку в Наро-Фоминске так вот налили где-то, - «братан, да я сам в Афгане служил», - тут же предложили какую «девочку» за углом, но когда он очнулся, то кроме лежащей рядом арматуры ничего не нашел. Их вычисляли на раз по неистребимому запаху костров, въевшемуся в одежду, черными от земли руками, особому «солдатскому» загару только рук и лица, и осоловевшим от внезапно доступных им благ взглядам. Их поили клофелиновой водкой проститутки, с них вымогали менты и их безжалостно обсчитывали продавцы.
Летом офицеры рассказывали, и даже клялись что это не байка, одну историю. Дескать, служил один парень, подписавший контракт еще в самом начале войны. Вместе с полком он вошел в Чечню через перевал Харами, а потом штурмовал Черноречье. То есть, собрал самый Ад. Ну и уволился он один из первых. Рассчитали его, - все как положено. Получил на карман деньги, которых сроду в руках не держал, и которые бы ему за всю жизнь не отложить. И, прежде чем вернуться в родной колхоз, решил он отметить это дело в столице, «в самом лучшем ресторане». Уж не помню, куда там его шофер довез, - то ли в «Метелицу», то ли в «Арлекино», - тут показания путаются. Но в одном все пересказы сходятся, - в описании финала. Конец был весьма логичный. На другое утро появился он, небритый и непохмеленный в кабинет начфина, единственного старшего офицера, оставшегося в расположении:
- Я собираюсь подписать контракт с Вашей частью, - выговорил он.
«Финик» много повидал на своем веку. Но такое зрелище предстает взору в первый раз только однажды, поэтому он несколько секунд изучающее рассматривал вчерашнего контрактника, прежде чем дать согласие:
- Нет преград для патриота!
И с первой же партией его вернули обратно, а этот ответ нафина, как и фраза «возвращение через Арлекино» стали популярными в нашем полку мемами.
Тех, кто вернулся живой с этой войны, ждало всё, что угодно, но только не транспаранты встречающей их Родины, - как-то об этом путинская администрация не позаботилась. Нигде и никогда мне не попадались мне радостные слова крупными белыми буквами по кумачу. Чай не в дикой Америке, где так вот, оркестром встречают возвращающихся с места боевых действий. Впрочем, вру, были и у нас военные музыканты, если таковые были в гарнизоне, куда возвращался цинк, - живым же музыка не полагалась. Зато каждый мент от Моздока до Москвы обыскивал их на каждом шагу, ища «оружие, боеприпасы и наркотики». Нередко можно было увидеть такую картину, - парня, явно оттуда, останавливает на улице пара милиционеров, обыскивают до нитки прямо на улице, и тут же, повторно еще раз. Дескать, это «прошмонал» один, а второй еще не исполнил свой мусорской долг. Знаю одного лоховатого паренька, служившего в комендатуре, чью жену я потом совершенно случайно трахнул (сама меня пьяного в постель затащила), с которого так вот осетинские менты сняли три тысячи рублей за «слепую печать», - мол, фальшивые документы. Так вот, вся эта мусорская мразь, которая залетала на те Юга исключительно на 45 суток, - поохотиться, попить водку и попариться на блокпосте, и встречала нас. Там я частенько развлекался тем, что ловил на своей радиостанции волну, на которой они переговаривались, и слушал их пьяный ментовской бред, прерываемый чеченскими радиохулиганами, которые ставили им песни барда Тимура Муцураева.
Вообще, трудно конечно представить, чтобы на их разводки за какую-то там «слепую печать» могли взять хоть копейку с моего друга Алексея Ивановича. Приведу один весьма характерный пример. Как-то возвращался он оттуда, и прихватил с собою по случаю то, что может в хозяйстве пригодиться, - гранаты там, взрывчатку, пистолетов пару. И как на грех, в этот раз спешил, и поехал не колонной, когда оттуда можно вывести что угодно, - у нас даже как-то попытались вывести коллекцию конфискованных автомобилей, а решил бортом на удачу. Теоретически, это можно было осуществить, - на последний рейс, в 16 часов ФСБшники почему-то никогда на моей памяти в Ханкале не «шмонали», - возможно, к этому времени у них заканчивался их ненормированный рабочий день. Не знаю, на что он рассчитывал, но нашли у него. Обрадовались даже:
- Пацан, это «трешка»!
- Да у меня денег с собою нету, - улыбнулся Алексей Иванович.
- Нет, ты не понял, - три года тебе за это.
Ну, и стали они глумиться и потешаться над ним, дескать, расскажи нам, как ты собирался дома использовать пластит и гранаты, - поди рыбу глушить?
- Да нет, знаете ли, сосед-гнида из подъезда достал уже меня. Вот, планировал взорвать его, - и тут Алексей Иванович улыбнулся своей светлой фирменной улыбкой, от которой всем вдруг стало плохо, - почему-то ему сразу поверили.
- Слышь, братан, езжай-ка ты домой, что ли. Мы тебя отпускаем. Только вот лично мой тебе дружеский совет, - ты по приезду не в магазин, ни к соседке за самогоном, а сразу к доктору обратись. Он тебе поможет. То есть я все же надеюсь, что случай не такой уж и запущенный.
А еще по возвращению домой их ждала ненасытная родня, разочарованная тем, что вернулся живой, а значит, им не полагается положенные 200 тысяч «за цинк». В очереди на КПП у ворот, на которых изображено число «15», мне рассказали про то, что случилось с телом Генки из Прохоровки, погибшего у нас на батарее, - они с Саней за еду помогали чеченцам ремонтировать школу, а по возвращению их вместе с гражданскими расстреляли наши же спецназовцы в засаде. Случай довольно известный, - потом, в Прохладном меня об этом расспрашивали парни из Черехи, и даже один офицер в госпитале Бурденко. Про эту новость как-то нашел упоминание в архиве одной новостной ленты. Так вот, поскольку это случилось буквально за пару дней до конца контракта, то жене полагалась довольно внушительная сумма, - и боевые и гробовые. Ну, а она за эти полгода нашла себе другого, и жила уже с сожителем. Деньги она получила. Все. А забирать тело отказалась. Или вот другой случай рассказали. Решил навестить один парень родню своего погибшего товарища. Утешить их как-то, ободрить. Выпить с ними, наконец. Приехал к ним в город. Идет по улице, и на ходу придумывает, что им скажет. Как в глаза посмотрит. И вдруг шум какой-то. Чем ближе к адресу друга его погибшего, тем сильнее. Оказывается, это и спустя пару месяцев родня грызется между собой, - дядья всякие, тесть с тещей и прочие. Все выясняют, кто ему роднее и ближе всего был, а значит, кому из них на срочный ремонт, или там, на насущную покупку машины какую долю гробовых нужно дать. А на кладбище, - ни ограды, ни креста приличного, - недосуг всем. Все делят, все спорят.
Всякое бывало. Вон я вот с завистью слушал рассказ Ивы из Репьевки, как его маманя встречала после полугодовой отлучки. Поставила ему ведро самогона, а он и прилип к нему с кружкой. Она всё: «Сыночек, живой!», а он знай себе черпает. Мне вот так отчим не обрадовался, например. Ну, а круче всего было возвращение Валеры к себе на Тамбовщину. Он в Майкопской служил в первую компанию. Артиллеристом в дивизионе, потому и выжил. Вернулся в родную деревню ночью как снег на голову, по обыкновению никого не предупредив. Ну, там, пока до родимой хаты добрался, пару девок по пути зацепил, кого-то там с гармошкой сбоку. Уже и отхлебнул что-то там на ходу.
- Погодите, - говорит, - я сейчас, только шмотки дома брошу.
Стучит в дверь. Выходит бабка его. Посмотрела на него так внимательно, вздохнула, перекрестилась и зашла обратно. А мороз на улице, между тем, невелик, а стоять не велит. Стучится опять. Мать на этот раз выходит. Та же реакция. Только перекрестилась и уже повернулась, собираясь зайти в дом, как его на мат пробило:
- Э, да Вы что здесь? Совсем уже расслабились?
- Сыночек, родной! – ну, тут и вся родня выскочила.
Оказывается, прислали цинк с его телом. С кем перепутали, - Бог весть, но похоронили честь по чести. Ему собственная могила понравилась, - даже памятник убирать не разрешил. Рассказывал, что потом каждую Пасху любил у себя на могиле выпивать. Столик поставил, скамейку. Чтоб все как у людей.