Сидя на ветке

Елена Крапивка
Сидел на ветке пациент
одной лечебницы суровой,
грузинский делая акцент,
именовал себя - Суворов!

Он был счастливый человек,
и два крыла имел отменных,
и гладил он по голове
жуков и бабочек презренных.

И стали лестницу искать,
счастливые внезапным детством,
два санитара, чтоб не снять,
а чтобы вместе посидеть с ним.

Татьяна Риздвенко.

   - Доктор Питро-о-оф! - высунув голову в зарешеченное окно столовой,  противным голосом звала медсестра Верочка. – Вы снова круги нарезаете вокруг этой груши с Бабенко? Это не Ваш пациент, доктор Питро-о-оф! Уйдите, а то я пожалуюсь главврачу, и он отстранит вообще Вас от работы!
«Доктор Питрофф», только-только бродивший по парку на территории клиники, резко развернулся, увидел Веру, сердито заложил руки за спину и быстрым шагом удалился в сторону хоздвора.
    На крепкой раскидистой ветке почти осыпавшейся груши сидел тихий пациент Федя: он болтал ногами и, сложив кулаки трубочками, смотрел через них в сумрачное осеннее небо.

***
     Двадцатидвухлетний Федор попал в психиатрию после того, как его Галочка выпала из окна на четырнадцатом этаже. Милиция, проконсультировавшись с судебными психиатрами, удачно списала гибель девочки на суицид - «на фоне неустойчивого эмоционального состояния подростковой психики пострадавшей» (Галочке было всего семнадцать). Так никто за полгода и не узнал, что послужило истинной причиной этой трагедии.
    Федор не увидел тела своей погибшей возлюбленной, потому что, как только ему сообщили о том, что его Птички Галочки нет, с ним случился припадок, и «скорая» забрала парня в больницу. Когда он оттуда вышел, то все траурные мероприятия были уже закончены. Парень неделю терзал всех - друзей, своих родителей, Галиных -  вопросами о том, где его Птичка. Кто-то мог найти в себе силы сказать парню правду, кто-то просто плакал, кто-то предлагал сходить вместе на могилу. Но это никак не действовало на Федю. Сначала он сердился на то, что ему говорят неправду, потом стал чаще задумываться и молчать. В какой-то момент родители Федора стали замечать, что их сын, будто бы разговаривая с кем-то невидимым, стал повторять одну и ту же фразу: «Да-да, она улетела – Птичка моя». Он перестал ходить на занятия в институт, бродил по улицам, постоянно смотрел на крыши домов, часто подходил к деревьям и что-то внимательно рассматривал в их кронах. Обеспокоенные подозрительным состоянием сына, родители начали следить за ним и вскоре окончательно убедились, что с психикой у Федора не все в порядке. Психиатр порекомендовал пациенту покой, какие-то успокоительные таблетки, но родители настояли на том, чтобы сына обследовали в стационаре.
    Так Федя оказался в клинике.
Прогнозы, касающиеся его выздоровления, были туманными, а потому отцу пришлось принять тяжелое решение - оставить на какое-то время сына в стационаре. Мама плакала, всячески порываясь находиться с Федей рядом, но доктора убедили ее, что это невозможно. К тому же вывести парня из-под влияния навязчивой идеи - найти Галочку -  можно было, якобы, только медикаментозно и обязательно в условиях клиники.
     И потому пациент Бабенко основательно здесь поселился. Он был тихим, общительным и совершенно безобидным. Интерны, впервые видевшие и общавшиеся с Федором, поначалу даже удивлялись тому, почему он здесь находится. Так думал  и  молодой доктор Сергей Анатольевич.

***
    Сергей Петров вообще казался и сам странным: он иногда мог подолгу сидеть рядом с некоторыми пациентами и так же, как и они, тихо раскачиваться в одном ритме, или наоборот – ходить туда-сюда по коридору, или смотреть в одну точку на  крашеной стене. Коллеги-одногодки  сначала хихикали над новеньким коллегой, подтрунивали, а потом просто оставили в покое. Один лишь немолодой врач Юрий Петрович внимательно присматривался к новичку и иногда замечал негромко, улыбаясь в пышные усы: «Интересные метОды у парня…»
   Начальство поручало несложных больных Сергею Анатольевичу (хотя, какие «несложные» могут быть в психиатрии), а тот буквально старался влезть в шкуру не только своих пациентов, но и пациентов коллег.
   Узнав о парне, который каждый день ждет на дереве свою улетевшую возлюбленную, настырный доктор выклянчил историю болезни у медсестры, суетливо перелистал ее и, казалось, забыл обо всем прочитанном. Но с некоторых пор коллеги стали замечать, что Сергей Анатольевич стал чаще гулять в саду, где тихий Бабенко развешивал по веткам свои мелкие вещи: сначала носовые платки и бинтики,  потом больничные наволочки и даже домашние тапочки.
- Это чтобы Галочка увидела, куда ей садиться, - произносил Федя в пространство, будто отвечая на немой вопрос доктора Петрова, который в сторонке наблюдал за, казалось бы, совершенно осознанными действиями больного.
   Федор же не обращал внимания ни на кого. Его свободное от приема лекарств и процедур время состояло из того, что он гулял по желтеющему больничному саду, лазил по деревьям, развешивал «маячки» для любимой и все смотрел, смотрел в небо, будто ожидая, что вот-вот на фоне наплывающих шапок облаков проявится тонкий летящий девичий силуэт.

***
  Так прошел воздушный, дышащий полной грудью сентябрь: он вливался в зарешеченные форточки клиники ароматами спелых  яблок, дразнил и будоражил неспокойных пациентов своей неустойчивостью погоды, дымками, тянувшимися с дачных окраин, звуками топора и долетавшей издалека громкой музыки. За ним подкрался  рыжий и хитрый октябрь, который внес полную сумятицу в и без того сумбурные мысли не только больных, но и докторов, которые тоскливо поглядывали на желтеющие листья на деревьях и понимающе вздыхали, ожидая рецидивов у своих подопечных…
   Начало ноября в этом году выдалось на редкость теплым. Не все листья облетели в саду, даже трава не пожухла  у входа в клинику, солнце отчаянно ломилось с тусклые оконные стекла, пытаясь выхватить своими последними холодными лучами стертые лица больных, коснуться их блеклых и почти неосмысленных взглядов, разогреть на щеках  живой жизненный румянец. Предчувствие холодов и стылых ветров только намекало о скорой осаде  зимой печального дома…
   Но безобидный пациент Бабенко Федор Андреевич,  двадцати двух лет отроду, все ходил в пустой сад: он каждый день взбирался на старую массивную грушу,  садился на самую крепкую ветку и смотрел, щурясь, в небо. И так каждый день.

***
   Доктор Петров, озираясь, подошел к дереву. Расстегнув полы халата, поддернул брюки, вскинул руки вверх, зацепился широкими ладонями за нижнюю ветку и, решительно подтянувшись, уселся на нее. Федя сидел на соседней ветке чуть выше и по-прежнему глазел в небо в свой «бинокль».
- Что, снова нет? – не глядя на больного, спросил Сергей Анатольевич.
Парень не ответил.
- Погода нелетная, - уточнил доктор.
Федор никак не отреагировал на его слова.
- Холодно, - глядя куда-то уже в абсолютно пустое пространство, заметил врач. - Осень…
Федя поёжился, но по-прежнему молчал.
- Птицы все улетели на юг, – вдруг произнес Сергей Анатольевич.- Все, - с некоторым нажимом на слове повторил он.
Федор едва заметно повел головой на голос доктора.
- Они вернутся. Только весной.
- Что? – едва слышно с верхней ветки послышался вопрос Феди.
- Я говорю: весной вернутся. Птицы – в теплых краях…  Не прилетит она в этом году.
Сергей Анатольевич поднял голову вверх, чтобы увидеть глаза Федора.
Сначала ничего нового для себя он не заметил: пространство чужого безумного мира с центром, словно мишенью, в зрачках. А потом… вдруг… едва уловимо… Метание невесть откуда взявшегося, почти недоуменного, смысла на самом дне глаз…
- Что? – снова спросил Федя.
- Она не прилетит, - осторожно повторил доктор.
- Она… Я… - испуганно задрожал больной.
Ему едва хватило сил, чтобы удержаться на ветке. Но руки доктора уже крепко ухватили его  за рукав  - Сергей Анатольевич перебрался к пациенту на верхнюю ветку.
- Тихо…тихо…тихо… - только и произнес врач и приобнял Федора, чтобы тот не потерял равновесие.
- Ее больше нет… Ее больше нет… - уже навзрыд все повторял одно и то же тихий пациент Бабенко.
    А доктор, в белом халате со свисающими расстегнутыми полами, будто ангел с опущенными крыльями, гладил его, как маленького, по голове и улыбался…

***
    Федор Бабенко больше не лазил по деревьям, не звал Птичку Галочку, и через две недели его выписали из клиники под домашний присмотр.
Уходя, он спросил,  где тот доктор, который сидел с ним на дереве и помог прийти в себя. Лечащий врач молча кивнула в сторону сада, где доктор Петров рисовал с каким-то пациентом в четыре руки ноты на свежем снегу…



Рисунок - из сети.