...Подожди, я только натяну свитер, устроюсь рядом с тобой в кресле. Ты прижмёшь меня к себе, а я расскажу тебе маленькую историю.
Не хватает только камина (ещё одна несбыточная мечта!), поэтому зажигаю свечу...
Глупо как-то, столько приготовлений, а история совсем короткая… Просто тяну время, не знаю с чего начать. Рискую. Ладно, начну с начала.
Когда нам было по семнадцать лет, Серёжа познакомил меня со своим другом. Мы стали дружить втроём... Шло время, через три года я, наконец, ответила "да" на Серёжино предложение, и летом мы поженились.
А через полгода случилось несчастье – друга не стало. Смерть в двадцать лет также нелепа, как и страшна.
Хоронили на Крещение. Зима была снежной и очень злой. Помню, было жутко холодно. Холодно до такой степени, что, казалось, кровь застыла во мне и острыми иголочками покалывает вены изнутри. Я не боялась, что в конце концов какая-нибудь одна, самая колючая, вопьётся на «трагичную» глубину – мне не грозила потеря крови. Замёрзшая, она не вытекает. К тому же, мозг уже ничего не соображал, и было вообще полуобморочное состояние.
Потом мы приехали домой и пили горячий чай. Странное дело, кипяток не обжигал губы.
Сколько мы просидели так, не двигаясь и не разговаривая, я не помню. Из оцепенения вывел звонок в дверь. Звонили долго и настойчиво. Так долго, что моторные функции моего тела вытолкали наконец меня в прихожую, и я резко открыла дверь, даже не спросив, кто там.
Шла перепись населения, на пороге стоял инспектор. Он деловито прошагал в комнату, привычным движением разложил какие-то анкеты, бумаги и прочую ерунду... Механически отвечая на вопросы, мы, вероятно, производили впечатление обкурившихся травой малолеток. Синие от холода, с тёмными кругами под глазами, насмерть перепуганные случившимся.
Смеркалось, серые невнятные тени ожили по углам, и обречённость, едва ступив на середину, мгновенно заполнила собой остальное пространство. И я вдруг ужаснулась мысли о том, что такой же инспектор через день придёт в семью нашего друга, также разложит свои листочки и равнодушно начнёт задавать вопросы его родителям, обезумевшим от горя.
…Закрыв за инспектором дверь, на ватных ногах я вернулась в комнату. Посмотрела в Серёжины глаза – и тут меня прорвало. Никогда больше я так не плакала, как в тот раз. И никогда больше он не утешал меня так. И было в этой страсти такое неистовство, такая жажда жизни, что кровь наконец запульсировала во мне, заставив трепетать маленькую голубую жилку. Я не знаю, было это «вопреки», или «за»… Но было – как последний раз в жизни.
Вот, собственно, и вся история.
Ты прости, не хотелось омрачать предрождественский вечер. Но накатывает, сам понимаешь… Памятник красивый отлили…
И вот я прихожу туда, вокруг – снег, ветер пронизывающий, а он стоит в одной рубашке. Ворот расстёгнут… Выпускаю из рук цветы и смотрю на него, мол, не холодно ли вот так… Зима всё-таки.
А его именем мы потом сына назвали.
Для чего я тебе это рассказываю? Чесслово, сама не знаю. Но ты обними меня крепче. Помоги. К несчастью, это не последняя печаль в моей жизни…
И стынь зимняя неизбывна.
06.01.2012