Четырнадцать Часть 9

Альтаф Гюльахмедов
''Четырнадцать''
Часть 9


   ''Исступленно мечется он во мраке своего заточения,
     ощупывает изодранными в кровь ладонями угрюмые, холодные стены,
     бьется грудью о камни, стенает и ропщет...
     но не желает встать на колени, пасть на брюхо
     и червем выползти в щель.
     Ибо сильный духом есть.
     Ибо Человек''!
               



Колесники

***

Он вдруг остановился и резко упал, слившись с травой.

- Ложись! – приказал он, и она начала было складываться, любопытно оглядываясь, и тогда он подсек ее рукой под колени и тут же прижал к траве.

- Тссс! – грозно прошипел он. – Колесники!!!

Раздался монотонный визгливый металлический скрип покореженного и перекосившегося обода. Он раздвинул куст травы перед собой и показал ей на дорогу.

По дороге двигалась странная кавалькада… человек десять на велосипедах в касках, с копьями и луками… с мечами. У скрипящих и визжащих драндулетов их бежали три собаки, высунув длинные языки и позевывающих на ходу.

К счастью они были с подветренной стороны и псы Колесников ничего не почуяли.

Колесной гвардии нужен был порядок на дороге – вот они его и соблюдали. Их мало интересовало то, что происходит по долинам и по взгорьям. Им были опасны только те, кто, собравшись в орду, пойдет напролом, а одиночки, гуляющие по зеленке, соответственно, не были уверены в своих силах и особой опасности не представляли. Можно было бы конечно говорить об их некоторой самоуверенности, но, как-то поразмыслив на эту тему, он понял, что Колесники в принципе правы. Одиночки вроде него самого могли, конечно, причинить некоторый вред и, к примеру, снять пару бойцов колесной братии, но и только. Их тут же ждала бы облава, при помощи тех же собак и перспектива торчать на колу возле Моста… там целая изгородь с расползшимися останками неудачников, пытавшихся беспошлинно проникнуть на тот берег.

А большой отряд должен был где-то питаться и, следовательно, оставлять следы и запахи… не скроешься в смысле.

Она послушно лежала прижатая его рукой и продолжала лежать еще некоторое время после того как Колесники проехали за поворот дороги и он уже снял с ее шеи руку. Чем-то она напомнила ему как-то виденную сцену того, как здоровый кот поймал кошечку и, оседлав ее визжащую, прижал лапой голову и, оскалившись и зажмурившись, неторопливо и победно удовлетворялся. Кошечка тогда затихла, остановив как в стоп кадре свое крайнее возмущение и стремительность когтисто опасного сопротивления.

''Тьфу''! – он затряс головой, словно пытался вытрясти из себя наваждение опасно чувственных ассоциаций.

-Вставай! – приказал он внезапно севшим голосом.

Она присела глядя в сторону, и начала резкими движениями выдирать из копны волос застрявшие травинки. Судя по всему, они сейчас думали об одном и том же.

- Руки не забудь вымыть! – бросила она язвительно, и он, после секундного замешательства, понял, о чем она и демонстративно вытащив флягу, стал лить на руку и вытираться об грязную штанину.

Еще через пару секунд в спину ему ударил ком сухой земли… он даже не обернулся.

- Еще раз только попробуй ко мне прикоснуться! – прошипело и зашуршало за спиной и он интуитивно поднял плечи, вжимая голову, почувствовав по интонации, что, во-первых, лучше сейчас не отвечать, а во-вторых, второй метательный снаряд будет направлен скорее всего ему в затылок.




Письма давно мертвых

***

Костер стал затухать, и он стал ворошить угли длинным зловещим клинком. Стало чуть светлее, и она попыталась прочесть письмо, выпавшее из его сумки.

‘’Разговариваете. А со мной настоящей вам разговаривать в тягость, получается? Нет, я понимаю, глупый вопрос, конечно. И ответить вы мне не сможете все равно. Только опять будете высказывать всё той, с которой говорите-с ней говорить гораздо легче, ничего не опасаясь, а потому по-честному и от души.

Ну, как мне вам объяснить... чтоб вам было спокойней... Я, действительно, ничего от вас не жду. Мы оба не в том положении, чтобы чего-то ждать. Надежда, конечно, умирает последней, но, не безмозглая же она совсем?! Так получилось, что я встретила вас - и так обрадовали вы меня, что захотелось эту радость вернуть. Я даже не надеялась когда-нибудь увидеть то, что увидела. Не знаю, правда, насколько это у меня получается - хоть чуточку скрасить вам действительность. Разве не может один человек просто согреть сердце другому?
Вот просто так, не прося ничего взамен?

Считайте это велением моего сердца. И я не вижу причины противиться этому велению. Я твердо уверена, если есть такое веление, и оно приносит радость, терять его нельзя. Это редкость. Большая редкость... я и в самом деле не понимаю, откуда оно во мне взялось. Все, что я знаю, так это то, что хочу, чтоб вам был хорошо. Конечно, мое желание не лишено эгоизма, потому что я и сама вам рада. Вы и представить себе не можете, как! И, конечно, когда вы одной рукой меня тянете к себе, а другой упорно отталкиваете, я чувствую себя полной идиоткой, которая нагло достает человека, которому это и не нужно вовсе. Вернее, непонятно, что именно ему нужно. Перефразируя Гамлета - "так нужно или не нужно??"

А крепиться мне незачем. Потому, что знаю, что справлюсь. Как всегда. Со всем на свете. Так или иначе. Я далеко не железная, столько всего в голове и на душе, но мне есть за кого отвечать и распускаться мне нельзя - и этого достаточно. И потом, всегда есть лазейка. Вот как в этот раз - все подумали, что я просто непривычно много выпила. И все счастливы. Только с чем мне справляться?! Разве что с вашим отсутствием. А все остальное только поддерживает.

А насчет боли и обид - больно, конечно. Только обид нет. Ни на кого. Я всегда стараюсь понять.

Мужчины не злые - просто они тоже люди. Причем менее защищенные, чем женщины. А вы вообще не злой. При всех своих минусах и вредности. Во всяком случае, по отношению ко мне. Не зря же я так вас люблю.

Спасибо, что попытались меня рассмешить! Я ценю вашу заботу. И ваше, такое тихое и нежное, внимание. И "целую" тоже понравилось - мне стало гораздо легче и спокойней.
Хотелось бы ответить вам этим же поцелуем, но боюсь, что вы опять сбежите из своих тайных соображений.

Всё. Устала. Голова кружится. Надо спать. Завтра надо будет встать пораньше.
Нет. Все равно - целую! И спрашивать не собираюсь. И бояться тоже - не хочу’’!

-Кто это? – спросила Мэй.

Он промолчал, и она переспросила настойчивее.
-Чье это письмо?

Он пожал плечами, вороша угли в костре.

-Не знаю. Я нашел письма в Городе. Там их было много. Я взял пачку писем видно не дошедших до адресатов и первое время читал их, потому что мне было страшно…
-Страшно одиноко, – добавил он помолчав.

Мэй погладила лист бумаги и прикрыла глаза.

-Странно… я как - будто очутилась в прошлом. Забытое и теплое время, когда люди позволяли думать о чем-то вроде всех этих…

-Позволяли себе думать!!! Просто думать!!! – прервал он ее. – Темы не имели значения… разрешение самому себе думать безбоязненно и на любую тему – вот самое главное, что отличает сегодняшнее время от прошлого. Теперь надо думать о том, как и чем самому добыть пропитание и не сделаться пропитанием для зверей… и любое отступление от этого правила смерти подобно!

-Дай сюда! – резко, почти выкрикнув, приказал он и, не дождавшись, вырвал письмо из ее рук.

-Самое главное, что мы можем извлечь из этих размышлений… вот это!

Он, скомкав, бросил листы в костер. Измятая бумага уютно улеглась среди почерневших головешек и, поежившись, вспыхнула желто-красным цветком.

Свет сгоревших чаяний был кратким, но она успела увидеть отблеск капельки в его глазах.
Она не посмела перечить, но второе письмо прочла, только оставшись одна.

-Вот смотри лучше, что у меня есть! – вдруг оживился он. – Смотри!!!

Он вытащил из вещмешка сверток… развернул.

-Что это?!! – ошарашено спросила она.

- Марки! – гордо сказал он и тут же заглянул ей в лицо – не засмеется ли она.
Она открыла альбом.

-Только осторожно! – забеспокоился он. – Смотри - близко к огню не подноси.
В альбоме действительно были марки… сотни ярких кусочков бумаги с изображениями животных, бабочек, рыб.

-А вот это ‘’Бурунди’’!!! – почти благоговейным шепотом сообщил он, заглядывая в альбом через ее плечо. – Знаешь, какие они редкие… я их столько искал… у меня потерялись несколько… но их много… я пока еще не все нашел.

-Что значит ‘’Бурунди’’?!! – спросила она.

Он замялся.

-Не знаю, честно говоря,… страна, наверное,… марки так назывались… очень красивые. Я вообще только животных собираю… собирал… рыб, жуков, бабочек, динозавров.
Он вдруг отошел и сел.

-Ерунда все это… таскаю с собой разную… разный хлам. Смотрю иногда… вспоминаю… зимой особенно.

Она вдруг вгляделась в изображения. Они были почти живыми и очень красочными… прекрасные и трогательные создания, которые играли всеми красками, которых не хватало в этом мире.



***

Спрятанное письмо она прочла позднее.


‘’Просто?!- Это вам просто, с вашей неуёмной фантазией!
Если говорить образно, вы и я - это всё равно, что многотомник и чистый лист бумаги, причем один. Не умею я писать!

И вообще, я всю жизнь как белая ворона, в женские компании не вписывалась никогда... и никуда не вписывалась... с раннего детства... это я сверху такая общительная, если глубоко не копать...

Хорошо, что вы выражения моего лица не видите.

Я хочу вас порадовать, но не знаю - как. Всё равно вас пока нет,… если придет что-нибудь в голову, буду писать. Пока только вопросы и я не знаю, куда от них деться. Если вам самому не конца всё ясно, как же мне тогда быть?!

Как хорошо я сейчас понимаю подопытных кроликов и того типа, который был вынужден идти "туда, не знаю куда" и принести "то, не знаю что".


"То, не знаю что", – повторила она. – Почти как мы.

Она поглядела на Воина Пустошей, свернувшегося калачиком и прикрывшего рукам лицо - совсем он не был похож ни на героя, ни на знаменитого воина. Ей захотелось защитить его, согреть… укрыть чем-нибудь теплым, но он вдруг пошевелился и проскрипел неприятно командным голосом.

-Батарея, ОГОНЬ!