Рынок

Данила Журавский
Из цикла "городские сказочки"


Коты на рынке не в чести – то втихую свистнут что, то пролезут где не надо, то драку устроят, а то и просто, цинично так, нагадят. А Барсик – прижился. Ничего от барса в коте не было – масти он был странной -  черной, с желтыми глазами, и рыжим ухом. А в остальном – обычный, в меру драный, в меру наглый кот. Паспорта не спрашивают и ладно, на Ваську, Рыжика (за ухо) и что угодно еще, лишь бы угостили, он отзывался.
Лениво щурясь, Барсик лежал у теплой трубы и следил за картинкой – средних лет цыганка вовсю раскручивала симпатичную молодую девушку в щеголеватом черном пальто с белой опушкой и пояском. Кошачьим своим взглядом, лениво прикрыв глаза, он прекрасно видел, кто и кого клюёт.
-…ай, яхонтовая моя, давай пагадаю. Всёоо вижу. – лила мед смуглая невысокая женщина в пестром платке, глядя внимательно на девушку. – Ох судбу тваю вижу, от и дооо, от и дооо.
Девочка отвлеклась от фруктов на прилавке и с интересом стала слушать цыганку. Та, увидев, что внимание принадлежит ей, продолжала:
- Всё у тибя харашо будет, все славно. И муж, и дэтки крепкие будут, и богатство, всёо вовремя. Вот только…
Тут  лицо ее переменилось на грустное, будто затуманилось, а девочка ойкнула:
- Ой! Что только?!
- Есть беда, может статься. Разлучницу я вижу, но штоп прэдупредить беду и не допустить, нужно судбу умылостивить, позолотить ручку…
- Ай! – девочка потянулась за кошелечком, личико ее при этом напряглось – она о чем-то думала. – А разлучница кто? Светка, или Любка? Потому что если Любка, то я ей, ей я, змее такой… уууу…
-…Ай, не видать дорогая, подношение нужно удаче… - сказала цыганка, протягивая руку.
-…ой, а вот еще что! – говорила девушка, смешно хмуря лоб и слегка наклонив голову – я вот давеча, сказала Любке, а она будто знала, будто знала! Ну вот как? Как ей вообще тогда можно верить?! А может они заодно?!.. А?! И вот что подумала я…
Быстро-быстро, словечко за словом, неслись мысли у красавицы. Где-то в высоте рынка, на балках, суетились, чирикая, воробьи. Снаружи, на карнизах, подкурлыкивали глупые голуби, большими ватными хлопьями шел снег.
-…а могу еще сказать, что это – неспроста. – продолжала тараторить девушка. – а объяснение, объяснение на самом деле – вот оно…
Кот жмурился. Рыгалось рыбой. Сытно… Перед ним, развлекая, летели перья. Где-то маленького хищника трепал хищник побольше и помоложе. Никогда такие картинки не надоедали.
- …а вот скажу. – Быстро и твердо вымолвила девушка глядя прямо на цыганку. – Дай бумажку, я отвечу что будет.
Та, будто сонная муха, не отдавая себе отчета – как цепенеют зайцы при виде волка в метре от себя, только ушастый верещит, мечется, скованный страхом, медленно, обреченно – а эта – молча - потянулась куда-то в складки платья, нагромождение платков, и вытащила пятисотенную. Смуглянка протянула хрусткую купюру молоденькой, и в ожидании уставилась на миленькое лицо.   
- А теперь – на 180, и – иди.- деловито сказала ей девушка, принимая банкноту.
- Што – не поняла цыганка – на стовосимисят?
- Ну, разворачивайся, занимайся своими делами. – пояснила ей девочка.
До смуглянки начало доходить. Следом за мыслями, менялось и лицо, потихоньку чернее, приобретая хищный вид:
- Ах ты ж лярва, до третьего колена у тибя не будет щастья, и здаровья не будет, и дэти хилые будут и муж бить!.. Проклянуууу!..
Девчоночка деловито изучила кромку ноготка, подняла взгляд на коротенькую негодующую цыганку, тихонько так и спокойно сказала:
- Ты что, не поняла? Ты ж не настоящая. Ты деньги дала, дура!
Смуглянка как-то быстро сникла, и, не поднимая головы, пошаркала прочь. Девушка, сжимая купюру, принялась привередливо рассматривать фрукты на прилавке. Мимо толкались люди, втаптывая в грязь воробьиные пух, помёт, и одинокое беленькое перышко, которое скоро стало просто частью однородного слоя грязи. Барсик зевнул, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза. Теплая труба. Хорошо спится…