Внезапно поменявшийся политический курс правительства когда-то мощной державы привел к развалу экономики. СССР раздробился на многие маленькие и средние государства. Инфраструктура, предназначенная для общего пользования, перестала существовать. Многие отрасли экономики были на грани краха, в том числе и сельское хозяйство, которое разворовывалось как государством, так и мелкими аферистами, что и привело к массовой миграции населения из сельских районов в города. По дороге к родственникам в Пензенскую область мне встречались заброшенные деревушки и даже целые поселки, где оставались только старики, которые ждали встречи с Богом и хотели лишь одного, чтобы поскорее закончились их мытарства на грешной Земле, и они могли достойно предстать пред Богом.
Ехал я за сыном, которого на каникулы отправил на деревенские харчи, где он отпивался домашним молоком со свежевыпеченным домашним хлебом. Вкус зажаристой корочки с молоком я помню с детства.
Возле одной из заброшенных и разбитых местными хулиганами остановок на бревне от сломанного дерева сидела старенькая бабушка. Возле нее наполненные яблоками, слегка попорченными черными пятнышками парши, стояли два пластмассовых ведра. Рядом на газете лежали аккуратно сложенные морковка и свекла. Я уже проехал, но в последний момент подумал, что было бы неплохо купить ведерко яблок. В это тяжелое время сельские жители часто выносили на трассу свою продукцию, и можно было видеть стихийные рынки, на которых торговали овощами, фруктами, домашними курами и даже свежим мясом.
Трасса было совершенно пустая.
Пожелав доброго вечера, я спросил, сколько стоит ведерко? Хоть яблоки и были в темных пятнышках, портящих товарный вид, но оказались очень сочными и вкусными.
- Сколько дашь, сынок, – радостным, но усталым голосом сказала бабушка. Привстав с бревна, взяв яблоко и протянув мне, она добавила:– На, сыночек, попробуй, сладкие, сочные.
- Спасибо, я и так вижу, что вкусные, так сколько?
- Да я даже не знаю, прошлый раз по 30 рублей отдала.
- Как по 30, а сколько здесь, килограммов 8 будет?
- Наверное.
- Это что, чуть больше, чем 3 рубля за килограмм?
- Я не знаю, - смущенно промолвила бабуля.
- Да нет, бабулечка, так не пойдет, а где вы живете, что-то я не вижу рядом села?
- Вон там, за бугром, часа полтора ходу отседова. Купи, пожалуйста, а то я с обеда сижу. Первый ты остановился. Пока с утра собрала. Я же каждое яблочко сама снимаю, у меня палка такая с банкой железной, дед еще сделал, а нести назад, сил нету уж.
- Так Вы что пешком с ведрами сюда пришли? Что некому подвести было?
- Нет, сынок, некому было, - она печально отвела глаза, - дочка где-то в Москве, даже не знаю, что с ней. Два года не знаю, даже писем не пишет, лишь бы жива была. А сына, еще дед живой был, похоронили. Пил сильно, прямо сладу не было. А тут цыгане спирта привезли, вот от него-то он и помер, утром на полу во флигеле нашли его. Синий весь был, а так-то он добрый был, вот и пил, никому отказать не мог.
- Да, матушка, времена тяжелые настали, молодые никому не нужны, а за стариков совсем забыли. Так что, пешком пришла с ведрами?
- Ну да, не привыкать, еще рюкзачок, вот в нем морковку со свеклой донесла. Старая стала, раз пять отдыхала. Да ничего, мне бы на хлебушек наторговать, да на черный день отложить. Мне-то ничего уже не надо, да и покупать негде. К нам уже давно никто не заезжает.
- Что, у вас и магазинов нет?
- Какой магазин, нас двое в селе осталось, я да Фекла. Она совсем уже негожая, только на двор может сходить, я ей хлебушек приношу из Серпуховки.
- А где эта Серпуховка? – все больше удивляясь, спросил я.
- Так же как и сюда. Чуть дальше. Два часа туда иду, да назад два, пораньше утром выхожу, как раз к открытию магазина попадаю. Там моя подруга живет, тоже дояркой была, так, бывает к ней зайду, чайку попью. Тоже хворая уже. Эх, жизнь прошла, пролетела. Скорее бы уже … - как-то тяжело на выдохе произнесла бабулечка.
- Матушка, миленькая моя, давайте я Вас отвезу домой, мне спешить некуда.
- А яблоки? Завтра я не смогу уже прийти. Мне хотя бы денек отдохнуть. Да, может, кто-нибудь еще остановится.
- А зовут-то Вас как?
- Анна, Анна Ивановна.
- Анна Ивановна, давайте сделаем так, я у Вас это все покупаю, - я достал две сотенные купюры и протянул, - и отвезу Вас, хорошо?
Бабушка Аня со страхом смотрела на меня. В протянутой руке она держала деньги, не решаясь положить их в карман от времени выцвевшего синего джемпера.
- Нет, ничего не говорите ,– я взял ведра и положил в багажник.
Она также растеряно стояла, нежно держа в руках деньги.
- А ведра, сыночек, у меня больше нету таких легких. Да и много ты дал! У меня сдачи-то и нет.
Я рассмеялся: - Милая бабушка Аня, как довезу, я пересыплю. У меня пакетов много. Садитесь,- с этими словами я открыл переднюю дверь.
Дорога была такая, что мне пришлось спуститься и поехать вдоль нее. За бугром, на который показывала баба Аня открылся пейзаж, который я видел много раз. Заросшие поля, обрамленные лесопосадками, в низине заброшенные дома с заросшими бурьяном участками и рядом почти пересохшее болотце, когда-то бывшее прудом, на берегах которого когда-то купались ватаги мальчишек и, наверное, подстриженный под чубчик, сын Анны Ивановны. Плескались гуси, утки. Там, где возле воды росли деревья, собиралась молодежь. А после работы туда съезжались их отцы испить самогонки, которую варила тетя Маша, здесь когда-то была жизнь…
Анна Ивановна тревожно меня благодарила, она не могла понять, зачем чужой человек взялся ее отвозить. Время было непонятное, лихое, стариков грабили, а то и убивали за иконы, за деньги, отложенные на смертный час, а то и просто за вещи, которые потом меняли на водку, бродяги.
Она жила с краю села в небольшом кирпичном домике. Я не стал к ней заходить, хотя она, как и положено простому русскому человеку, предложила зайти на чай. Но я вежливо отказался, видя, что она и так тревожится. Переложив яблоки в пакеты, я ей насыпал еще конфет, которые в ассортименте вез гостинцами к родственникам. Попрощавшись, я решил проехаться по селу. Что-то напоминало мне детство, как будто бы я уже бывал в нем, даже вспоминал как пахнут коровы, которые возвращаются с лугов домой, оставляя в беспорядке на дороге парящие лепешки.
Проехав по давно неезженной центральной и единственной улице, когда-то уложенной асфальтом, а теперь превратившейся в сплошные рытвины и канавы, я уже было решил развернуться, везде была разруха, дома стояли без окон и дверей, кое-где даже были разобраны крыши, как обратил внимание на участок, сплошь засаженный плодовыми деревьями. И хотя за годы, что за ним не ухаживали, деревья превратились в чащу, было видно, что здесь жил садовод. Я свободно прошел в заброшенный сад, так как часть забора отсутствовала. Угадывались тропинки, по которым когда-то ходили хозяева. По одной из них, выложенной кирпичами, я вышел в середину сада, и моему взору открылась площадка, угадывалось, что когда-то здесь была клумба, а вот и железные ножки от скамейки, видимо, хозяева приходили сюда отдыхать. Заросшая чертополохом и шиповником, когда-то бывшая клумба была непролазна. Но где-то в середине ее я увидел цветок необычного изумрудно-бирюзового цвета. Он рос сантиметров 70-80 от земли с бордовыми махровыми листьями. Единственный цветок, который увенчивал ветку, расцвел, но я не мог его разглядеть полностью. Не знаю, что со мной случилось, но мне захотелось увидеть его поближе, хотя для этого надо было пройти несколько метров через сплошные заросли колючего шиповника.
Попробовав отогнуть заросшие ветки ногой, я понял, что из этого ничего не получится. Найти какой-нибудь садовый инструмент не было никакого шанса, тогда я вернулся к машине. У меня всегда в ней была маленькая складная лопата, в основном я использовал ее, когда выезжал на рыбалку. Снова я пришел в заброшенный сад. Минут пятнадцать мне пришлось подрубать одеревеневшие ветки шиповника, пока я не очутился рядом с цветком. И было за что попотеть.. Не знаю, что это за цветок, из чьего он семейства, но ничего подобного я никогда не видел. Ствол цветка был жестким с усыпанными часто колючками, но он не был грубым, одеревеневшим. Листья необычайной формы, как у озерной лилии, но не такие большие и очень нежные. И сам цветок светло-изумрудного цвета с бирюзовыми разводами по краям лепестков был похож на розу, но сами лепестки напоминали лепестки тюльпана. Но еще больше удивил меня запах, которым благоухал цветок, это был необычный, немного терпковатый запах нарцисса.
Что это за цветок, откуда он здесь, что за экзотическая красота в такой глуши и как он смог выжить в таких условиях, когда вокруг сорняки да колючки, какая неестественная сила сохранила его для чего, для кого? Я стоял, ошарашенно глядел на него, какая сила привела меня к нему и что мне теперь делать? Не мог вот так взять и уехать. Сорвать его рука не поднималась, но и оставить его вот так, чтобы его заглушили сорные травы, а корни одичавших роз переплели и убили его, я не мог. Он меня заколдовал, почему-то я его назвал «Вандой». Я представил, как красиво цвела клумба, а посередине, выделяясь из всех своей неземной красотой, гордо и независимо цвел необычный цветок. Нет, я так не уеду. Сняв промокшую от пота майку, я начал расчищать вокруг подрубая корни одичавших растений и густо растущего осота. Когда осторожно, чтобы не повредить стебель, я выдергивал сорняки, нечаянно оцарапал руку об острые шипы цветка, ранку немного запекло. «За что ты меня, милая, я же для тебя стараюсь», – произнес я, но через минуту уже и не думал о царапине, из которой выступили капельки крови. Прошло около двух с половиной часов. Что было в моих силах, я сделал, вынес с клумбы вырубленные ветки шиповника и траву, взрыхлил почву вокруг цветка, принес две полтора литровые бутылки минеральной воды из машины и вылил их под корень. Все я сделал, все, что было в моих силах в данный момент. Суставы ног ломило, почему-то разболелась голова и стала тяжелой, наверное, от голода. Я присел на землю возле необычного цветка и минут пятнадцать любовался им. И чем дольше я смотрел, тем больше он мне нравился и удивлял своей необычностью. Я увидел необычные прожилки, разлетающиеся по листьям, словно молнии. На лепестке цветка были какие-то благородные разводы, сплетающиеся с экзотическими орнаментами. Я был влюблен, мне было знакомо это чувство, но то чувство было к людям, а это растение, что-то меня будоражило, распирало чувство счастья. Это невозможно объяснить, тем более понять меня, умудренного 46-летнего мужчину. И я решил, что на обратном пути я покажу его сыну. А поздно осенью, во что бы то ни стало, я его выкопаю и заберу к себе. Мне хотелось показать всему миру свою находку. Но надо было ехать, еще пару часов и я буду на месте. С неохотой и сожалением я отходил от него. Все время оглядываясь, боясь забыть его необычный вид, и мне казалось, что каждый раз я смотрел на него по-новому, а он словно в ответ как бы изменял свою форму.
Первым делом, когда я подошел к автомобилю, достал несколько яблок, сочная плоть плодов легко поддавалась, стекая из уголков губ на подбородок. Не обращая внимания, я развернул «Баунти» и запихнул обе плитки в рот, так хотелось кушать, и мне было все равно и на этикет и на систему Шелтона о раздельном питании.
Боль в голове не прошла, а суставы в коленях ныли еще больше. Перетрудился что ли, от спешно проглоченной пищи немного подташнивало. Медленно объезжая ямы на дороге, я поравнялся с домом Анны Ивановны. Она удивленно смотрела и что-то кричала мне, махая рукой. Я попытался ответить, но что-то тошнотворное подкатило к горлу. Не остановившись, а только просигналив, я проехал мимо нее. Мне было как-то неловко, что проехав, видимо, обидел этим такую добрую, простую обычную русскую женщину. Но я не мог, меня вырвало буквально через 100 метров от ее дома. Она удивленно смотрела на меня, когда я смывал остатки рвоты с двери автомобиля. Устало помахав ей рукой, я тяжело влез за руль и поехал в сторону трассы.
Уже подъезжая к полуразрушенной остановке, где познакомился с бабушкой Аней, я услышал звонок мобильного телефона, о котором совсем забыл. Сын взволнованно спрашивал, где я, уже несколько часов он не мог до меня дозвониться, там все было приготовлено к моему приезду. Никто не садился за стол, и меня ждала растопленная банька. В голове шумело, ломило уже не только колени, но и все тело. Попросив сына, чтобы они ужинали без меня и сказав, что мне немного нездоровится, я отключил телефон. Не помню, чтобы когда-нибудь мне было так невыносимо плохо: глаза застилал туман, мне показалось, что я начал бредить, последнее, что я помню, это освещенное кирпичное здание поста ГАИ и милиционер спрашивал у меня:
- Что случилось, вы пьяны?
Очнулся я в палате больницы, куда меня доставили милиционеры. По левую руку от меня стоял штатив с капельницами, трубки от которых заканчивались в области локтевого сустава.
- Что со мной? – спросил я у медсестры, которая делала укол мужчине, лежащему на кушетке.
- Не знаю, но перепугали вы всех. Мы думали, что вас потеряем.
- Так, что же? Может, я в аварию попал?
- Нет, чем-то отравились. Мы вам и промывали желудок, и уколов наделали кучу. Сейчас я к вам доктора позову, он вам все профессионально расскажет.
- А где телефон?
- Не знаю, вас без него привезли, он, наверное, у вас в машине, а она на посту ГАИ. Тут недалеко, километров пятнадцать.
- Мне сыну надо позвонить. Срочно. Прошу Вас, там, наверное, все с ума сходят.
- Хорошо, хорошо, сейчас.
Минут через пятнадцать, когда я уже успокоил родственников, сказал, что заехал по пути к другу и пусть они не обижаются, простят меня, там телефон не работал, зашел доктор.
- Ну что, как Вы себя чувствуете? – спросил он меня строгим, но приятным голосом.
- Не знаю, но лучше, чем вчера. А так такая слабость, даже руку тяжело поднять.
- Да, у Вас сильнейшее отравление. Мы все сделали, что могли, и думали, что все уже. Пульс не прощупывался. А потом организм, Вы знаете, сам, видимо, помог Вам, так что выкарабкивайтесь, но отравление тяжелейшее и какие необратимые процессы могут возникнуть, только Богу известно. А чем же, интересно, вы отравились. По дороге, наверное, что-то съели, но такое тяжелое. Да, странно. Мы кровь вашу на анализы в Центр послали, я думаю, как будут результаты, будет более понятно.
- Вот именно, что я ничего не ел целый день, в дороге был, я из Ростова-на-Дону. Хотя знаете, два яблока съел с «Баунти», шоколадки такие с кокосовой стружкой. Но я, извините, за подробности, вырвал все сразу же.
- Может, пили что-нибудь. А это что за странная царапина? – он указал на правую руку.
- А это, это - я удивленно смотрел на небольшую припухлость изумрудного цвета с бирюзовыми разводами по краям, – Это я - немного промедлив – это так, дома еще в гараже поцарапался.
- Странная форма, да и цвет – неестественный какой-то, надо перекисью обработать и стрептоцидом. Сейчас я сестре скажу, будем ждать результатов анализа крови. А так, я пока не знаю, как вас лечить. Сегодня я на сутках, если что - звоните. Бывал у Вас в Ростове, ох и жульнический город, – подмигнув и улыбнувшись губами, он вышел.
Я смотрел на руку, царапина и вправду была странная, она припухла и формой стала походить на тот неизвестный доселе цветок, и цвет был неестественный для ран. Присмотревшись, я увидел тоненькие благородные прожилки с непонятными орнаментами. И вдруг я вспомнил, как я оцарапался, как мне запекло и стало плохо, когда у меня разболелась голова. Сомнений не было, я все понял.
Вдруг я почувствовал, как силы ко мне стали возвращаться. Я ощутил то чувство, как тогда на клумбе, оно начало распирать меня изнутри. Мне очень захотелось встать и вернуться туда, надо только медсестру дождаться, чтобы она капельницы сняла, а обработать рану я ей не дам, не поймет она ничего, да и я ничего не понимаю, только внутри что-то у меня переворачивается.
Мне нестерпимо захотелось еще раз увидеть цветок и спросить: «За что?» Природа наградила красотой, напитала его тем, что убивает того, кто рядом, не разбирая. Но меня за что, я же полюбил его, я хотел, чтобы ничто не мешало ему жить, я хотел… чтобы все любили его, а у его стебля только сорняки выживают…
Но все равно поеду, во что бы то ни стало, надо оградить чем-нибудь, а то вдруг какая-нибудь корова забредет или бродяга поломает, нет, он мой, этот цветок, пусть он роковым окажется, но я его постараюсь спасти..
- Сестричка, где вы?
Вбежала взволнованная медсестра.
- Что случилось?
- Миленькая, родненькая, сними это, – я указал на штатив с пузырьками, – мне срочно уехать надо, я лучше чувствую себя, пожалуйста.
- Да нет, куда вы, и доктор не отпустит, пока результатов анализов не будет. Да и милиция должна подъехать. Мы обязаны были сообщить, а вдруг у Вас враги есть. Может они Вас отравили?
- Да какие враги, меня отравили …- возмущенно чуть не закричал я и осекся.
- Да и документы все в милиции, пока они вас не отпустят. Ну, куда Вы поедете. Извините, лежите, больной.
Как же быть? Внутри все разрывалось от возмущения, но я ничего не мог поделать, ведь как я уйду отсюда, все у них, как же мне вырваться, ведь мне надо увидеть мой цветок, я, наверное, жить без него не смогу… А может, я с ума схожу..
21 июня 2007г.
Р.S. Я думаю, что вы все поймете. Здесь не поставлена точка. Рассказ как бы не закончен, потому как для меня еще неизвестно, чем он закончится в реальности. Но красота, которая не испытывает чувств, а живет и живет только в своем мире, самовлюбленная, думая, что мир крутится только вокруг цветка, созданного этим миром. Может, уйдет в забвение, только нарушив покой обратившего на него внимание человека, ведь безответное чувство гнетет, разлагает, разрушает изнутри. Но приходит понимание реальности…
А ведь надо ехать за сыном, там близкие люди ждут.