- А, Шустов, прибыл с отпуска!- Радостно встретил начальник штаба.- Ну, наконец-то. Нашего полку прибыло.
- Представляюсь, по случаю прибытия из него, товарищ подполковник.
- Тогда вперёд, на службу.
* * *
- Ножка болит…
-Что такое, Макс, ты ведь вчера в футбол так замечательно играл!
- Болит…
* * *
- Диагноз однозначен. – сказал хирург. – Только операция, через неделю.
Болезнь Пертеса лечится только операбельно…
* * *
Что же за болезнь такая? Пертеса какого-то…
Почитал… Уго-Кальве-Пертеса. Статистика - один из ста. Разрушение тазобедренного сустава. Без лечения - неподвижность сустава и костыли до конца жизни. Из-за чего?
До сих пор пока не изучено. Как-то, просто так ... Не поддаётся анализу.
- Да вон, у моей соседки, парень на костылях, зайди в 54-ю – сказал мне знакомый…
- Здравствуйте! – сказал я, открывшей дверь женщине. – Извините, мне нужен ваш совет.
* * *
- Кто вам такую глупость сказал? Операбельно… Я уже через всё это прошла...
Она закурила сигарету.
- Саша,иди сюда, снимай штаны.
- Да ну, мам, что ты….
- Снимай, я сказала!
Багровый длинный шрам на бедре у Саши, от ягодицы до колена, всё показал.
- Вот чем закончилась операция. А всё равно потом лечились в Евпатории. И я видела там много случаев лечения этой болезни без операции. Вам нужно срочно туда и лечиться неоперабельно. Вашему пацану всего четыре с половиной. Но... Пережить придётся многое. Удачи вам…
* * *
- Гони, браток, гони. – Куря одну за одной, сидя в кабине с попутным "дальнобойщиком", твердил я, сменившись с боевого дежурства.
- А чё случилось, брат?
- Да ничего, просто очень нужно.
* * *
Каталка уже подъезжала к операционной, когда я влетел в Алтайскую краевую больницу.
Жена уже сидела там, тихо плача.
- Макс, слезай отсюда.
- Что ты делаешь, дурак ! Ты понимаешь, что ты делаешь! - Сквозь слёзы, слова жены…
- Я отказываюсь от операции. Давай бумажку, доктор, подпишу.
- Ты пожалеешь об этом и ко мне ещё вернёшься. - Сказал хирург.
- Не пожалею и не приду никогда. - Ответил я и взял сына на руки. - Люба, шмотки забери.
А она что-то ворчала, будто предвидя предстоящие испытания и шла следом за мной…..
* * *
«Пробить» путёвку удалось. И вот он – февраль 1993. Вокзал.Евпатория…
Какой снег идёт. Прямо, как в Сибири.
* * *
-Что вы мне даёте? – Сознательно привлекая внимание других пассажиров, закричала кондуктор трамвая № 1, в который мы вошли.
-Да я вам даю в десять раз больше, чем нужно. Извините, ну не успел я разменять на гривны … Возьмите…
- Понаехали тут, москали проклятые!
А Макс, держа свои маленькие костыли, удивлённо наблюдал за происходящим.
- Как нам проехать к госпиталю Министерства обороны? – Спросил я сидящую рядом пожилую женщину.
- Да я там тоже схожу. Держитесь меня.
* * *
Пропасть между Россией и Украиной в 1993 была ещё не так велика, но уже ощущалась с каждым днём.
И я молюсь на тех врачей, которые его лечили.
Они сделали это.
- Когда обнаружили? – Спросила врач.
- В июле. В августе – рентген и в октябре операция должна была быть. Отказался, забрал и поставил на костыли. Сначала ему это даже нравилось, потом нет… Запретил становиться на правую. Все полы в доме в чёрных отметинах. И вот, мы у вас.
- Вы молодец, что поставили. Почти за полгода он бы стоптал много… Здесь каждая неделя важна. Вы нам очень помогли. Но, должна предупредить, лечение будет щадящим, без операции, но долгим. В старости, естественно, неизбежны артрозы...
* * *
Эх, Евпатория, курорт. Страна детей, судьбой избитых… Такого я ещё не видел ... О, Боже!, Сколько же вас здесь...
Починил все коляски для «неходячих». А сам, уходя, даже не обернулся, просто махнул рукой.
Потому что, уже рыдал …
Прости, Макс, я сделал всё, что смог.
А тебе, Люба, в общежитие моряков... Гораздо дешевле, чем снимать...
Мне нужно уходить…
Простите меня...
* * *
Евпаторийское УВД. Меня выслушал его заместитель.
- Ну что, увольняйся, майор, из своих, вооружённых. Есть у меня вакансии, типа Анискина. Участковый. Приморский район. Правда, до моря километров семьдесят, но обширный. Жильё служебное будет. Решай...
- Что же делать? - Думал я. - Мент из меня никакой, это понятно.
А из армии остаются военные ракетные училища, Краснодарское да Ростовское и ещё этот Кривой Рог, в другом государстве и с другим родом войск, где живут родители. И с ними старший сын. А что, может, это и лучший вариант.
* * *
Танково-артиллерийская бригада. Кривой Рог.
- Сейчас вас примет замполит. – сказал дежурный по части. – Подождите.
Пока ждал, почитал расписание занятий, одно из которых меня поразило: "Боротьба Украины против Росийськой самодержавнисти". Да, вот так, майор Шустов... Пропасть-то растёт... И ты становишься предателем... В лучшем случае - не патриотом...
* * *
- В чём вопрос? – спросил полковник.
Я объяснил.
- Чтобы как-то влиять на долговременное лечение сына, я вынужден принять такое решение – перейти на службу в Украину.
- Начальника кадров, ко мне. – Произнёс он в трубку телефона.
- Какие майорские у нас есть? – Спросил он его.
- Главный инженер танкового батальона.
- Согласен?
- Да.
- Тогда так. Езжай в Киев, в общевойсковое училище, там у меня остался друг по службе. Найдёшь и подойдёшь к нему. Передай эту записку. Он взял листок бумаги, что-то написал на нём и отдал его мне.
- Всё понял? Жду тебя, майор, ты мне понравился. Кстати, по-украинськи розумиешь?
- Разумею, но не говорю.
- А там отвечай, что размовляешь.
* * *
Возле училища,у которого совсем недавно стояла очередь военных, желающих перейти служить в Украину, никого не было.
Актовый зал. Два столика для приёма на сцене. И четыре человека в зале.
Друга криворожского полковника пока не было.
Через два часа он появился.
- Разрешите? – Спросил я.
- Заходите.
Я молча отдал ему записку.
Он, размешивая чай, задал вопрос: - А вы гражданин Украины?
- Нет… - Ответил я.
Тогда вам на Крещатик, в консульство Украины, решать вопрос о гражданстве. Извини, на службе родины должен быть гражданин своей страны…
* * *
На Крещатике стояла толпа людей. Перерыв на обед.Послушав их разговоры, я понял – кому в Израиль, кому в Польшу, кому в Америку.
И стоять я здесь буду не меньше недели. Подошёл к стоявшему рядом милиционеру.
- Слушай, сержант. Очень нужно попасть в первых рядах. Помоги… Мне ведь не в Америку и не в Израиль...
- Стой рядом, проведу.
* * *
В кабинете сидели три консула, двое мужчин и одна женщина.
- Вы украинец?
- Нет.
- Вы родились в Украине?
- Нет.
- Ваша жена украинка?
- Нет.
Они разочарованно развели руками…
- Подождите! – Вдруг сказала женщина. – А вы жили когда-нибудь в Украине?
- Да, последние два года школы, в Закарпатской области.
- О! Вот и решение вопроса! Езжайте туда, возьмите справку о проживании там, привезите сюда. Затем едете служить в свою Сибирь, а мы вам подготовим документ, что берём вас под свою опеку. Когда решится вопрос о гражданстве, приезжаете опять к нам и …
- Прощайте. – Ответил я. – Сейчас мне попасть в ту приграничную зону, в четырёх километрах от Румынии и Венгрии, это всё равно, что пройти в Пентагон в моей майорской форме без всякого приглашения со стороны США...
* * *
Опять Сибирь.
- Так, рапорт твой на увольнение я порвал. – Сказал полковник Прошин. - Хватит дурить. Возьми себя в руки, майор.
Подойдя к старой карте СССР на его стене, я молча раскинул руки в направлении Евпатории, взяв за начальную точку Барнаул. Не хватает длины одной руки.
- Конечно, масштабы карт бывают разные. Но... Мне сказали, что это будет длиться не год и не два..
- Да всё понимаю. И над твоей проблемой думаю. Есть вариант. Но в училища никак. Или по блату, или за деньги, которых нет ... В Батайск поедешь? Ростовская область. Наш, ракетный военный завод. Но должность, извини, максимум, капитанская ...
- Что за Батайск такой? – Подумал я. - В ракетных дивизиях служил, знаю. А тут завод какой-то.
Ответил: - Спасибо, Иван Владимирович. - Я уже на всё согласен.
- Значит, готовлю документы. Но перевод к новому месту службы займёт месяцев десять... Терпи... А мне вообще-то, жаль с тобой расставаться...
* * *
Терплю, пока. От одиночества устал… Пусто, хмуро… Дел полно в только-что полученной служебной трёхкомнатной квартире в таёжном военном городке. На кой чёрт мне она теперь?
И делать ничего не хочется… Для кого?
Может, собаку завести?
- А что, баб не хватает, что-ли? – Спросила соседка.
- Не хватает… - ответил я.
* * *
- Ох, мамка какая!
На мой звонок в частный двор закрытого военного городка Сибирский, на забор набросилась здоровенная сенбернарша.
«Гав!, Гав!, Гав!»
Килограммов 60, не меньше.
- Заходи! - Вальяжно стоя на крыльце, крикнул хозяин. – Не съест, пока не скомандую.
Под её кроваво-пристальным взглядом я подошёл к нему.
- Я по поводу щенка…
-Да, я понял, выбирай, 10 тыщь и любой твой.
Он завёл меня в пристройку, где, в огромной картонной коробке, барахтались восемь щенков и уже лежала и кормила их мамка.
Тут один из них, оторвавшись от еды, шатаясь, привстал на задние лапки, оперся на коробку, и заскулил, глядя на меня.
* * *
- Хочешь покажу, как работает?
- Покажи.
- Фас! Сильва! Фас!– Скомандовал он, предварительно обмотав руку фуфайкой.
Сильва метнулась без размышлений, опрокинув его наземь своёй тушей и зажав челюстями руку, придавив к земле, стояла, рыча и пуская слюни.
- Ого! Вот это хватка!
- И так будет вечно, пока я не дам отбой. Понял? - Сильва, фу!
Сильва отпустила руку и села, тяжело дыша и высунув язык.
- А я считал, что сенбернара развели швейцарские монахи для спасения людей в горах. Он должен быть добрым.
- Это твоё мнение. Ну что, берёшь!
- А вот этот, что кто мне лезет и штаны нюхает, сколько стоит?
- Да это отбраковка, седина в ушах, завтра усыплять везу в Барнаул. Я ведь в клубе собаководов, а там с разведением серьёзно.
- То есть, как усыплять? Убить? Убить... Из-за седины в ушах?
- Да, один укол и все дела.
- Это значит убить… Так, я беру его. Сколько должен? Заодно, знаток, скажи, кто это?
- Полторы тыщи. - И, подняв щенка за холку, сказал:
- А это сука… - Он ещё раз внимательно посмотрел. – Точно, сука. Забирай. Да, отца звали – Джек, из Польши. С её мамкой ты уже познакомился. Это для информации, чтобы назвал, как надо. Пока …
* * *
Щенок уместился в моей маленькой сумке, только голова выглядывала.
Вот и пришли в моё одиночество...
Первая ночь, конечно, скулёж. Ещё бы, только от мамки оторвали.
Как же тебя назвать, а? Отец Джек, мать Сильва.
О-па -на! Да вот оно и получается имя твоё – Джесси. Правда, импортное и пишется с двумя «с», но ты ведь это, как-нибудь, переживёшь. А? Джесси?
Какие у тебя большие, карие, всепонимающие глаза. Прямо собако-человек…
* * *
Вот. И что-то в жизни загорелось. Утро.
- Джесси, дай поспать, у меня тяжёлая неделя впереди, и так полночи без сна провалялся...
Нет, не даст. Гулять, и всё тут. Там ведь её любимый спаниэль...
Из лифта - бегом за дом у тайги, она же рядом. А спаниэль с хозяйкой дисциплинированные, уже гуляют в тайге.
- Как зовут? - Подойдя, спросил я, имея в виду её собаку.
-Жанна.
-Жанна? - Недоверчиво ответил я, посмотрев сбоку на спаниэля. - Что-то непохоже.
- Моё имя - Жанна. - Улыбнулась она. - А собаку зовут - Гоша.
Какое неаристократичное имя у собачки, подумал я. То ли дело у моей.
- А как вас зовут, я тоже знаю - Сказала она.
Спаниэль, тем временем, с удовольствием погрузился по уши в наполненную талой водой колею от машин и, балдея, побрёл по ней.
Джесси сначала недоумённо смотрела за происходящим и, вдруг, рванула следом за ним.
Я не успел ответить Жанне.
- Джесси! Назад! Куда ты лезешь, дурочка! Ты же сенбернар, чёрт возьми!
* * *
Пришли домой.
- Что ты лезешь за этим спаниэлем по канавам? А? У тебя другое предназначение, людей будем в горах спасать. И имя у него дурацкое.
Правда, хозяйка хороша...
Куда! Сначала лапы мыть!
* * *
- А теперь, Джесси, на боевое дежурство. Шагом марш!- Говорил я.
Какое-там шагом. Она тащила меня бегом на поводке, как танк, уже зная дорогу.
Я, заступая на дежурство, отдавал её свободным от службы солдатикам. И им в радость, и ей тоже. И отходов из столовой немерено.
А назад… Через трое-четверо суток, конечно, было явление обратное. Тащил её я. Зайдя в квартиру на седьмом этаже, она - бух, на пол, испещрённый набойками от костылей,голову на лапы и своими грустными огромными карими глазищами смотрит на меня.
Вот и пришли. Поскрёб по сусекам.
- Джесси, даже перловки нет, да ты её и жрать-то не будешь… Перловка ,картошка и горох собакам бесполезны, не перевариваются. А чай без сахара ты тоже не будешь...
Ох, натворили вы делов, Горбачёвы-Ельцины...
* * *
Жалованье… От какого слова? Жаловать, то есть уважать. Или жалеть?
Впрочем, какая разница? Нас и не жалуют, и не жалеют. Четыре месяца ни рубля. Спасают только боевые дежурства. Там, по крайней мере, кормят. А прививку от чумки Джесси уже пора было сделать два месяца назад…
* * *
- Джеська, что случилось?
Она лежала и своими карими показала мне, как ей плохо.
* * *
- Игорь, привет! Ты ведь в собаках разбираешься. У меня собака заболела. Посоветуй что-нибудь.
- Симптомы?
Он выслушал меня.
- Это, наверняка, чумка. Извини, болезнь породы… Есть у меня шприцы и заначка инъекций. Знаю, что вам, военным, не платят. Сам бывший. Отдашь, когда получишь. Зайди вечером.
* * *
Утро 1 сентября 1993-го. Я взглянул в окно. Дождь напропалую. Бедные дети...
- Джеська, осталось всего пять уколов. Потерпи, малышка.
Я наполнил шприц и сделал укол. Даже не заскулила, как было раньше. Только взглянула своими карими...
- Джеська, мне пора. Я обязательно и скоро приду, подожди, кареглазая.
Опускаюсь в лифте...
Нет... Что-то не так было в её взгляде. Что-то не так…
Стоп. И на кнопку седьмого.
Когда я открыл дверь, она уже билась в агонии…
-Джесси… Джеська!!!
* * *
Она затихла. Тишина ...
Я засунул сапёрную лопатку и бутылку водки в сумку.
Одеяло с постели – долой. Завернул Джесси и вышел под леденящий дождь, направляясь на окраину военного городка к сибирской тайге, где она так любила гулять по утрам со своим знакомым спаниэлем...
Тебе же ещё и года нет, но какая же ты тяжёлая… А, может, это ноша по жизни моя такая...
А по улице шла в школу ребятня, одетая, чуть-ли не по-зимнему и держала в руках букеты цветов…
* * *
35-й, скорый. Барнаул - Москва. Отпуск. 10 суток по-семейным ... Имею право раз в году, да и жалованье, наконец-то, выдали. Октябрь. И я опять в передряге государственных переворотов. Уже и в 91-ом был в Москве. Хватит. Только с Казанского на Курский, в метро.
- Поезд «Москва-Евпатория» отправляется с первого пути через пять минут… Пассажирам …- Объявил голос.
* * *
Курю на перроне. Парень с азиатской внешностью, то ли кореец, то ли вьетнамец, тычет мне в лицо своим билетом.
- Хакив, Хакив- объяснял он мне что-то.
- Не понял, ещё разок.
Оказалось, ему нужно в Харьков.
- Да, тебе сюда. – Я посмотрел в его билете номер поезда и вагона. – Это твой вагон.
А вагон-то, почти пустой. Но, зайдя в своё купе, я опять увидел его.
- Мы что, вместе, что-ли, едем?
- Да, да. – Радостно закивал он головой.
* * *
- Я понял, что тебе в Харьков, так?
- Так, так, Хакив!
- А что ты там делаешь, а?
- Детский дом, живу.
- А ты кто, вообще-то?
- Вьетнам, Вьетнам.
- А как в Харькове оказался?
- Родился.
- Как, родился?
-У меня папа учился в Хакиве. Я там и родился.
- Понятно, то есть, метис вьетнамца и хохлушки.
- Да, меня в детский дом. Потом Ханой, потом Хакив. Потом опять Ханой, потом опять Хакив. Я и еду туда…
Я достал бутылку водки.
- Как тебя зовут?
- Хонг, Хонг меня зовут.
- Ты водку пьёшь, Хонг? - Я поставил на стол свою кружку.
- Нет, нет, я пепси.
- Да ты не пепси. Ты просто хотел сказать, что будешь пить пепси свою двухлитровую. Да? На кружку. Потом я.
* * *
- Ну, и долго ты её сосать будешь, эту пепси, Хонг! Кружка-то одна. Или ты хочешь посмотреть, как пьют русские офицеры с горла?
- Да, да! - Опять радостно закивал он головой.
Вот ты, гадёныш. Ну, смотри...
- Так, а теперь изучаем твой вьетнамский. А как, по-вашему, будет - «собака»…
* * *
Потом он потихоньку уснул, а я, допивая водку, под стук колёс смотрел через расколотое стекло вагонного окна на постепенно темнеющую сущность своей страны...
Ох, натворили вы делов, Горбачёвы-Ельцины...
Как же он сказал по - вьетнамски -"собака" ? Надо бы записать.
* * *
Вот она, опять Евпатория…
Маленькая рыжая собачонка семенила по перрону.
- Подожди, рыжая, иди сюда.
Она шарахнулась от меня, недоверчиво смотря, готовая рвануть ещё дальше.
- У тебя даже имени нет. Рыжая, вот возьми, я теперь объедки никогда не выкидываю. Вашей братии отдаю. На, помяни мою Джесси.
Я отошёл на пару шагов назад, а она, воровато, но бережно взяла косточку, опять посмотрев на меня, уже совсем другим взглядом, будто благодаря, и побежала в свою неведомую собачью жизнь...
* * *
Пройдусь пешком. Зашёл на набережную, постоял, посмотрел на море. Ну, вперёд. В общежитие моряков.
Южный город в поздней осени заметно пустеет. Впереди мелькнула одинокая фигура женщины.
Как же они выживают здесь зимой, эти евпаторяне или евпаторийцы?.
Вот идёт, а даже на спине написано, как ей здесь плохо.
Она внезапно обернулась.
- Шустов… Это… Ты?
Господи, это же... Люба!
-Этого не может быть… Откуда ты взялся?
-Оттуда... Оттуда...
* * *
- Как Джесси, на кого оставил? Макс каждый день смотрит её фотографию и мечтает с ней встретиться.
- Джесси… Джесси больше нет… Она умерла.
* * *
А через неделю я уже курил в тамбуре вагона и поезд мчал меня обратно в мою проклятую, далёкую от Евпатории, но в то же время, любимую Сибирь…
Туда, где мне пришлось потерять очень многое и дорогое ...