Разбудил шум Кащея спящего. Потревожил. И виновница тут же обнаружилась – грязная, заплаканная лягушечка.
Вид лягушкин его не шокировал – все там были из болота выходцы.
«И чего реветь?, - взял на ладонь могучую грязнулю несчастную, - Грязь болотная – эка невидаль. Помоем щас».
Так и сделал. Осторожно дыхнул, обсушил. Успокоилась, пригрелась на ладошке Царевна, уснула.
Не всегда, видать, надежды - то сбываются.
А Кащей ветром быстрым Царевича догнал-остановил, в пенёк превратил.
«Посиди тут пнём, а я тебе придумаю наказание».
Только стало не до этого чудищу. Загрустила Царевна пуще прежнего. В лягушиной шкурке ей маятно. Делать нечего,
отправился владыка подземный к Бабе Яге. Сделку расторгнуть, с Царевны лягушечью шкурку снять.
«Размечтался! – Кащея колдунья огорошила. – Поцелует Царевич её в образе мерзком – шкурка тогда и свалится.
Я же шкурку смогу снять только временно. До восхода солнышка. За услугу силы часть своей волшебной отдашь».
Согласился Кащей. Не жадничил. Поделился с Ягой силой-волшебством. И посыпал лягушку порошком заколдованным.
Поначалу Царевна была рада-радехонька. Только в лягушиные доспехи облачаться поутру с каждым разом всё тоскливей
становилось. На страданья лягушиные глядючи, потерял Кащей покой окончательно.
Родилась в душе у чудища могучего жалость маленьким комариком. Доброта, что как платье на себя надел, приросла как кожа родная.
Расколдовал он Царевича и вручил ему лягушку, в платочке завязанную. «Не поцелуешь – я те голову сверну», - пообещал.
Только насильно мил не будешь. Что дальше было – всем известно. Днём Царевна лягушкой сидела в коробке от туфель лаковых,
ночью выполняла заказы царя-батюшки на манер гастарбайтера. До поцелуев дело так и не дошло.
В женщине внешний вид для Царевича был главной составляющей. Потому и сжег он в конце концов шкурку ненавистную.
И Царевна к Кащею возвратилася.
Увидал Кащей Царевну, обрадовался. Заспешил-засуетился, да споткнулся, упал. Рассмеялась Царевна. Смех волшебный её
свевлячками радужными по всем пещерам разлетелся, самоцветными сосульками повис.
«Красиво стало, - одобрил Кащей,
- Прямо палаты царские». «Оставайся со мной, на свой вкус пещеры переделывай», - предложил с надеждою. Взгрустнула
Царевна, жизнь свою в царских хоромах вспомнила. Та же неволя, только царская. Оттого и не обрадовалась она, когда
Царевич явился её выручать, Кащея воевать.
У каждой мышки малой норка своя, вот и Царевна в пещерах свой дворец устроила, украсила. И Кащей ей помогал
да угождал, хотел понравиться. Так что оба-два они опечалились-призадумались. И решили обмануть-разыграть Царевича.
На опушке старый дуб заколдовали-заморочили, в виде Кащея грозного представили. Сами парой голубков прикинулись.
Так вот и получилось, что пришлось Царевичу с дубом сражаться заколдованным. Храбро бился воин крови царской,
характера горделивого. На дубовой веточке в стронке голубей сидела парочка. На действо театральное смотрели внимательно.
Отлетела голова «Кащеева». Тут и «Царевна» объвилася. Тоже розыгрыш: сарафан богатый, шитый золотом. На голове кокошник –
крупным жемчугом. Ручки тоненькие смирно сложены. Глазки хитрые по сторонам бегают. Под широкой юбкой рыжий хвост
подегивается. Лиса рыжая царевной была наряжена-заколдована. Нервно хвостиком подергивала, чутким носиком
посыпывала, свой актерский дебют провалить опасалася.
«Интересно, сколько лисонька в царевнах продержится?», - голубиная пара подумали.
Тут их смех разобрал, нету моченьки. Засмеялись, не сдержались, на землю упали и поскакали двумя зайцами,
в небо птицами подпрыгнули, в реку рыбками юркнули, над цветами закружились двумя мошками. Разыгрались, расскакались
проказники. Да всё смехом, легкой радостью. Да всё рядышком: лапа к лапке, крыло к крылышку.
Хорошо вдвоём любой козявке невзрачненькой.
Видно пару себе надо выбирать не по виду, а по сущности.