С крыши высотки, города казалось больше. Он душил, наступал, поднимался всё выше, казалось, что точки светящихся окон и фонарей, хотят подняться ввысь настолько, чтобы слиться с этими холодными и равнодушными желтыми звёздами, словно прыщи усеявшими почерневшее небесное лицо. Она вглядывалась в полуприкрытый мутный глаз луны, словно пытаясь отыскать ответ на своё единственное "почему".
Ни сердцу, ни уму,
Не получить ответ,
Сто тысяч почему,
В тиши. Ни да, ни нет.
-Господи! Ты же слышишь меня? Ее голос срывался на крик, и подхваченный резким порывам ветра гасился о чёрное полотно крыши, рассыпаясь осколками тихого эха.
Душе не достучаться,
До неба не подняться,
До Бога не пробиться,
Молиться лишь. Молиться.
Курить. Как хочется курить. Она закрыла глаза, и перенеслась на двадцать лет назад, словно и не было этих непонятно как, а главное зачем прожитых лет. И снова крыша, прыщавое небо с заплывшим лунным глазом. Огонёк сигареты, словно красный маячок мерцает в ночи, то ярко разгораясь, то затухая на мгновение, в которое, на белом холсте ее руки зажигается своя красная звёздочка. Горячая, жгучая, пульсирующая, словно сама боль, беснующаяся и колотящаяся в стенах ее сердечка. Боль зажигала звёздочки на ее руке, копируя небесные созвездия. Ее глаза оставались сухими, лишь закушенные губы кривились и подрагивали, словно изничтожали в себе уже готовый сорваться с них крик : "Мамочка, почему?"
Она встряхнула головой, отгоняя воспоминания, и вновь вгляделась в ночное небо.
Годы заточения души,
В карцере телесной оболочки,
Крик взметнулся в сумрачной тиши,
Ночь разбив на мелкие кусочки...
Ветер играя с ее волосами, трепал и ласкал, словно танцевал свой странный танец, и если прислушаться, можно было бы услышать ритм, который о чем-то напоминал, но она никак не могла понять о чём. Закрыв глаза, отдавшись ощущениям, она силилась вспомнить или понять. Казалось, разгадка была так близко, и в то же время ускользала бесконечно далеко, ещё дальше...к самым истокам. Словно в круговерти калейдоскопа, она перебирала воспоминания, но причудливые узоры никак не хотели откровенничать. Вот промелькнуло первое "нет", первая боль, первая кровь, первый стих ...Считалка! А эта маленькая белокурая девочка я...раскачиваюсь на качелях и в такт декламирую свои глупые стишки:
Чтоб скорее взрослой стать, надо постараться,
И одновременно смочь, плакать и смеяться,
Дили-дон, дили-дон,
Все смогли, я вышла вон.
Маленькая девочка из ее видения спрыгнула с качелей и исчезла. А она стояла и улыбалась, словно не замечая как слёзы оставляют мокрые дорожки на ее щеках.