«Когда б вы знали, из какого сора» растут не только стихи, но и просто мысли, ассоциации…
Недавно в разговоре прозвучало слово-характеристика «собственник», и мне вспомнился главный "Cобственник" мировой литературы Сомс Форсайт. И опять подумалось, как несправедлив бывает автор к своим героям. Все ближние бедного Сомса постоянно называют его именно так – собственником. Однако разве это качество присуще ему в большей степени, чем прочим действующим лицам? Разве он посягает на чужое, пытаясь присвоить это себе? Ведь судить о характере персонажа следует не по описаниям и характеристикам, а по поступкам. (Эту мысль высказала в телеэфире и режиссер Генриэтта Яновская). И что же мы видим? Сомс – любящий сын и брат, надежный человек, постоянно улаживающий дела своих близких. Его все как-то недолюбливают, но он ведет себя почти безукоризненно. Да, он долго, упорно, несмотря на отказы, добивался руки Ирэн, но мы прекрасно знаем, что женщина может так сказать «нет», что претендент не только не повторит предложения, а будет избегать всяких встреч, «за версту обходить». А может так отказать, что следующая попытка будет вполне ожидаемой. И по своим непростым обстоятельствам Ирэн в конце концов согласилась. Знала ли она, на что шла, выйдя замуж за богатого, но нелюбимого Сомса? Вероятно, да. Не она первая, не она последняя. Что мы знаем о ней? Красивая, мягкая в обращении, пассивная, обаятельная, прохладная, увлекается музыкой. В любых ситуациях предпочитает отмалчиваться. Кажется, никого не любит. Одевается элегантно, обладает изысканным вкусом. К Сомсу проявляет ледяную холодность. Правда, он это терпит и ни за что не соглашается ее отпустить. Что это – собственнический инстинкт? Возможно, желание во что бы то ни стало сохранить рядом страстно любимую женщину и неблагородно, но понять его можно. Можно и посочувствовать, потому что жить так тяжело, не всякий сможет.
И вот Ирэн страстно влюбляется в архитектора Босини, человека, который подрядился строить дом ее мужу. Которого этот заказ мог спасти от нищеты. И который к своему заказчику относится с величайшим презрением, открыто ухаживая за его женой и не считая нужным согласовать с ним значительный перерасход сметы.
А когда Сомс возмутился таким поведением, он же оказался виноватым в глазах Ирэн, Босини и всех родственников. Хотелось бы посмотреть на этого Босини, если бы он так поступил с кем-то из наших «новых русских». Думаю, никто бы не нашел его следа. Ну ладно, Босини автор убрал, пристроив его под машину. Ирэн ушла от Сомса, и жизнь ее сложилась впоследствии вполне удачно: новый счастливый брак, любимый муж и сын.
А у Сомса и второй брак оказался несчастливым, и даже беззаветная любовь к дочери осталась в какой-то мере безответной. Когда человеку не везет, это надолго.
Вспоминая, таким образом, перипетии любимого в молодости романа, я сняла с полки книжку, чтобы освежить впечатления и выяснить, не подвела ли меня память.
И тут, прямо в предисловии, сам автор ответил мне следующее:
"Живучесть прошлого - одно из тех трагикомических благ, которые отрицает всякий новый век, когда он выходит на арену и с безграничной самонадеянностью претендует на полную новизну. А в сущности никакой век не бывает совсем новым. В человеческой природе, как бы ни менялось ее обличье, есть и всегда будет очень много от Форсайта, а он, в конце концов, еще далеко не худшее из животных.
Но эта длинная повесть не является научным исследованием какого-то определенного периода; скорее она представляет собой изображение того хаоса, который вносит в жизнь человека Красота.
Образ Ирэн, которая, как, вероятно, заметил читатель, дана исключительно через восприятие других персонажей, есть воплощение волнующей Красоты, врывающейся в мир собственников.
Было замечено, что читатели, по мере того как они бредут вперед по соленым водам Саги, все больше проникаются жалостью к Сомсу и воображают, будто бы это идет вразрез с замыслом автора. Отнюдь нет. Автор и сам жалеет Сомса, трагедия которого - очень простая, но непоправимая трагедия человека, не внушающего любви и притом недостаточно толстокожего для того, чтобы это обстоятельство не дошло до его сознания. Даже Флер не любит Сомса так, как он, по его мнению, того заслуживает. Но, жалея Сомса, читатели, очевидно, склонны проникнуться неприязненным чувством к Ирэн. В конце концов, рассуждают они, это был не такой уж плохой человек, он не виноват, ей следовало простить его и так далее. И они, становясь пристрастными, упускают из виду простую истину, лежащую в основе этой истории, а именно, что если в браке физическое влечение у одной из сторон отсутствует, то ни жалость, ни рассудок, ни чувство долга не превозмогут отвращения, заложенного в человеке самой природой. Плохо это или хорошо - не имеет значения; но это так. И когда Ирэн кажется жестокой и черствой - как в Булонском лесу или в галерее Гаупенор, - она лишь проявляет житейскую мудрость: она знает, что малейшая уступка влечет за собой невозможную, немыслимо унизительную капитуляцию.
Говоря о последней части Саги, можно поставить в упрек автору, что Ирэн и Джолион - эти представители бунта против собственности - посягают как на некую собственность на своего сына Джона. Но, право же, это было бы уже чересчур критическим подходом к повести в том виде, в каком она дана читателю. Ни один отец, ни одна мать не позволили бы своему сыну жениться на Флер, не рассказав ему всех фактов; и решение Джона определяют именно факты, а не доводы родителей. К тому же Джолион приводит свои доводы не ради себя, а ради Ирэн, а довод самой Ирэн сводится к одному: «Не думай обо мне, думай о себе!» Если Джон, узнав факты, понимает чувства своей матери, это, по совести, едва ли можно считать доказательством того положения, что и она, в сущности, принадлежит к породе Форсайтов".
Позволю себе не вполне согласиться с автором: уж если Сомс прощал Ирэн систематическое неисполнение супружеского долга, то и она должна была простить ему тот единственный импульсивный порыв, который она своим надменным поведением и спровоцировала. И, конечно, никому не следовало бы рассказывать, что происходило у супругов в спальне. Тем более сыну. И представлять отчаявшегося страстно любящего мужа злостным насильником, мягко говоря, не благородно. Ведь отказывая мужу в общении, Ирэн до этого инцидента продолжала жить в его доме и пользоваться всеми благами богатой светской дамы. Разве она, такая совершенная и свободолюбивая, не понимала, что брак – это союз, в котором не только получают, но и отдают. Как это она могла объяснить своему сыну?
Таким образом, слова Ирэн:«Не думай обо мне, думай о себе!» звучит неубедительно. Ведь Флер родилась через много лет после их разрыва, и к ней все эти события не имеют никакого отношения. Каждое поколение проживает свою жизнь, совершает свои ошибки, переживает свои драмы, свои взлеты и падения, а потому вмешательство в чужую жизнь, даже (и тем более) родного сына, представляется эгоистичном и неоправданным.
Что касается этой замечательной фразы:"В человеческой природе, как бы ни менялось ее обличье, есть и всегда будет очень много от Форсайта, а он, в конце концов, еще далеко не худшее из животных", с ней нельзя не согласиться. Более того, сегодня, из нашего светлого будущего, наглядевшись вдоволь на наших криминальных «собственников», на нашу, с позволения сказать, элиту, мы понимаем, что Форсайты – почти святые. Они честны и порядочны. Для них семья, долг, родственные узы – не пустые слова. Да, они скуповаты, но ведь прочный достаток они заработали своим трудом и привыкли считать деньги. У них полно слабостей, но они милы и человечны.
И читать о них – истинное наслаждение.