Прикосновение ХIХ века

Идеалистка
    
 (памяти Надежды Николаевны Глазковой, родной тёти знаменитого поэта Николая Глазкова)

        Мы познакомились с ней у колонки. У воды, как обычно знакомятся в русских деревнях, или в центре города, где нет водопровода. Я только что похоронила отца и была в трауре, а она – любимого брата. Разговорились, её звали Надеждой Николаевной Глазковой. Очень просто и в то же время сердечно она пригласила меня в гости.

           И вот я впервые вхожу в дом №96 по  улице Свердлова ( сейчас Большая Покровская), как входят в прошлое России. «Я вся из девятнадцатого века, » -- шутит Надежда Николаевна. Таз для варенья у неё из ярко-красной меди с плоским дном, большая игла тоже медная, с наконечником как у стрелы. В двух смежных комнатках немудрящая обстановка, но кровать отделена ширмой в мелкий цветочек, тоже из ХIХ века. Портрет брата на стене. Портрет отца в форме красноармейского офицера с шашкой.

            До революции весь дом № 96 , деревянный одноэтажный с мезонином, принадлежал Глазковым. Дворянин Николай Глазков был почётным гражданином Нижнего Новгорода. В 1914 году ушёл на фронт. В 1918-м перешёл на сторону Красной Армии, долго служил военспецом, но в 1937 году расстрелян. Реабилитирован посмертно.

             В 1914-м Надежда Николаевна проводила на фронт любимого жениха, он погиб, а она замуж так и не вышла. Но одинокой себя не чувствовала, её часто навещали и многочисленные друзья,  и бывшие студенты, так как большую часть жизни Н.Н проработала преподавателем марксистко-ленинской (ирония судьбы!) философии в Водном институте.
Это она дала мне в 1978 году «Реквием» Анны Ахматовой, перепечатанный на тонкой, «папиросной», бумаге.
         От неё узнала, что Николай Глазков, известный поэт, её племянник. Помните: «Сижу в своей квартире, колю дрова – Арбат, 44, квартира 22.» В Нижегородской области есть его музей, и Н.Н. ездила на открытие. Книжка стихов Н.Глазкова с акростихом, посвящённым тёте Наде, хранится у меня и сейчас. Когда Коля был младенцем, Наденька ходила за молоком для него на Средной рынок.
          Надежда Николаевна показывала мне дореволюционное издание стихов Пушкина с «ятями» . Учитель подарил после окончания гимназии за отличные успехи в литературе.

          Как-то летом вижу: Н.Н провожает бодрую пожилую элегантную даму в светло-сером шёлковом костюме с оригинальной ярко-зелёной, «салатной», блузкой. « Это моя тётя, ей 92 года, а эту замечательную блузку она сама сшила». В то время Н.Н. было 80 лет. И, конечно, мне была поведана трогательная семейная история, как пятнадцатилетней Наде купили отрез бархата на платье, как она его тайком от мамы раскроила по старенькому летнему платью, а вот рукава вставить не смогла и, рыдая, побежала к тёте, которая спасла положение и Надю не выдала. Тётя тоже была из ХIХ века,  нижегородская интеллигентка из обедневших дворян. Всю жизнь она работала воспитателем детского сада. Вот её раннее утро, описанное Н.Н.   Она надевает очень красивый халатик, который  сама сшила, и идёт в ванную умыться и причесаться. Затем тётя одевается в домашнее платье и идёт готовить завтрак сыну и невестке. Это в 92 года! Затем прибирается в комнате или готовит обед.

Надежда Николаевна рассказывала мне о любимом брате, о его жене, Эльвире Осиповне (Эле), с которой она была очень дружна. Э.О. приезжала несколько раз из Москвы. Чудесный светлый человек, настоящая московская интеллигентка. У моей годовалой дочки плохо резались зубы. Она мне всю банку черной паюсной икры отдала.
 Они обе дали слово, что в старости не бросят друг друга умирать в одиночестве. Когда Н.Н. заболела и слегла в больницу, Эльвира Осиповна в январский мороз приехала. Смотрю, она пробирается по снежной тропке с лыжной палкой от гололёда, я вёдра с водой поставила, иду посмотреть, как откроется  старенький замок.  Замок у двери заклинило, в квартиру не попасть.
-- Эльвира Осиповна, идемте ко мне ночевать, муж в ночной смене, я вас накормлю, у меня тепло, только что печку протопила.
-- Нет, нет. Мне надо попасть в Надину квартиру.

        Я принесла замковую жидкость. Справились мы со зловредным замком, поставили чайник, дрова уже лежали в печи, только  осталось вьюшку открыть, да разжечь. Э. О. рассказала мне, что у Нади онкология. «Только не говорите ей. Помогите  уговорить её уехать ко мне в Москву, пока она ходит на своих ногах. Упрямая она, «скотину» свою боится оставить. Я должна ехать в Москву».

        «Скотина»  -- это кот Марсик и ещё две кошки. Надежда Николаевна с детства жалела животных. Ей подбрасывали подросших котят. « Какие люди нехорошие,  -- жаловалась мне она, -- Знают, что я не прогоню котёнка, а кормить их столько на мою пенсию тяжело». Она была очень набожна. «Если мне что-нибудь очень нужно, я попрошу у Бога, он мне даст». А нужно ей было совсем немного, так что у Боженьки хлопот с ней было мало.
Эльвира Осиповна приезжала в конце августа. Обе мы уговаривали Н.Н. уехать, хотя бы погостить в Москву. Расстроенная Э.О. уехала одна, а 5 сентября она скончалась от сердечного приступа. Надежду Николаевну мы похоронили в марте. Долго не мучилась, ведь она никому зла не делала. Осталось у меня две фотокарточки: Н.Н с котом Марсиком под цветущим жасмином и обе старушки, когда они были помоложе, лет на двадцать. А глаза-то у них так и светятся, столько в них доброты и тепла.

         Деликатная Н.Н. никогда не показывала мне свои юношеские фото, она стеснялась. А после поминок я увидела. Какая чудесная пятнадцатилетняя девушка смотрела на меня! Таких чистых, искренних, святых глаз я ни у кого никогда не видела. Не было в них ни зависти, ни гордости, ни одного людского порока. Она была первой истинной христианкой, с которой я общалась так близко. Милая Надежда Николаевна, светлая Вам память!

                Нижний Новгород март 2013 года.