Четыре сестры 4ч

Вера Кириченко
Четвёртая дочь Земфира (Зимка) – не была похожа ни на одну из сестёр. Чем-то похожа на цыганку -  волосы густые, тёмные, волнистые, кожа смуглая, глаза зелёные, ножка маленькая, сама небольшого роста, но с изящной фигуркой, гибкая, словно лоза. Она исполняла акробатические этюды,  как цирковая гимнастка.
,
Как-то Зимка прибежала ко мне и с порога крикнула:

- Рудчихо! Айда в пошивочное ателье! Сейчас конец рабочего дня и выбрасывают отходы кроя в ящик в сенцах. Только уборщица уйдёт, мы сразу же запрячемся в ящике и наберём лоскутков .

Здание ателье располагалось в городском парке, недалеко от металлической ограды, вдоль которой росли густые кусты жёлтой акации.

Сидя в кустах, мы следили за уборщицей. Только она с сумкой  направилась к выходу из парка, мы тут же, забежав в сенцы ателье, залезли в ящик с отходами тканей.

Это было незабываемое мгновенье! Каких только лоскутков здесь не было! И бархат на шифоне, панбархат, крепдешин, шифон и всё это в довольно приличных кусочках, из которых можно пошить что-то для кукол, которые мы лепили из зелёных репейников. Кусочками ткани мы драпировали диванчики, пуфики, столики, которые тоже лепили из круглых колючек репейника. Всё это устанавливали под этажеркой и получалась комнатка для кукол.

Мы так увлеклись, пряча под платье свои трофеи, что забыли за осторожность. Услышав приближающиеся шаги сторожа, попадали на ворох отходов и притаились. До этого сторож сидел внутри здания. Зайдя в сенцы, взяв толстую дубинку, задвинул её в пазы, что находились по обеим сторонам дверной коробки входной двери. Убедившись, что дверь плотно прижата, ушёл обратно в помещение.

Мы, затаившись, сидели в ящике, пока не услышали храп. Тихонько выбравшись оттуда, стали пытаться вытащить дубинку из пазов, но не тут-то было. Дверь была так плотно прижата, что дубинку нельзя было пошевельнуть. Тогда навалившись вдвоём на её торцевую сторону, толкнули что есть силы и одна сторона её, громко стукнув, упала на пол. Быстренько приоткрыв дверь, еле протиснулись в щель и бросились бежать.

Едва успели запрыгнуть в кусты акации, затаившись, с ужасом увидели, как из здания выскочил сторож с ружьём и принялся стрелять вверх, а потом, когда побежал за здание, мы ползком добрались до выхода из парка.

Почувствовав себя в безопасности, стали рассматривать свои трофеи. Их было так много, такие красивые, что полностью компенсировали наш неожиданный стресс.

Тётя Проня каждой весной покупала  инкубаторных цыплят и выпускала их на травку во дворе, а вокруг ставила загородку из досок. Вечером цыплят заносили в дом. Однажды, помогая Зимке собирать их в ящик, нечаянно опрокинула доску и некоторые цыплята убежали в огород. Мы искали их среди картофельной ботвы и я нечаянно наступила на цыплёнка, повредив ему крыло. Мне стало жаль его и я заплакала. Как сказать об этом тёте Проне? Зимка тут же промолвила:

- Скажем, что коршун хотел унести цыплёнка, а ты его отбила. Вот он и поранился.

Как раз в то время гостила у них Евгения из Владивостока. На второй день забежала я к Зимке.
Во дворе сидели Сталина, Евгения с ребёнком и Зимка, в глазах которой стояли слёзы.

- Рудчихо! Ты зачем повредила цыплёнку крыло? – строгим голосом спросила Евгения.

- Он убежал в огород и я нечаянно на него наступила.

Они со Сталиной рассмеялись, а Зимка, плача, возмутилась :

- Ты зачем созналась? Мы же договорились, что цыплёнка покалечил коршун. Предательница!

Евгения, не веря в Зимкину басню про коршуна, таким способом выведала правду, спросив первое что пришло в голову. И попала прямо в точку.


По тем временам, приличную пенсию получала за геройски погибшего мужа тётя Проня. Но всё равно приходилось ей подрабатывать, чтобы старшая дочь могла учиться в институте, что находился в другом городе. Да и меньших девочек нужно было одевать и кормить. Зимой, чтобы не тратить лишние деньги на дрова, они закрывали большую комнату, под её дверь ставили кровать, а на дверь цепляли круглое чёрное радио. Передачи по радио проводились утром и вечером по два часа. В нашей квартире вообще не было радио и я любила слушать его у Зимки.

Днём, когда тётя Проня отсутствовала и радио молчало, Зимка мне говорила:

- Утром и вечером, когда говорит радио -  мы его слушаем, а днём, когда оно молчит, нас слушает сам товарищ Сталин.

И я ей верила. Она становилась на кровать, обнимала радио и посылала свои просьбы Сталину:

- Дорогой и любимый , товарищ Сталин! Я знаю – ты слышишь меня! Дай моей маме столько денежек, чтобы она всегда была дома и могла покупать нам не только хлебушек, но и конфетки, и колбаску, и разные вкусности.

Ещё много чего она просила. Потом уступала мне место у радио и тут уж я просила всё, что приходило мне в голову.

Мы так много фантазировали, что забывали о постоянном чувстве голода, холода и в мечтах уносились в счастливое будущее, где можно будет принимать пищу три раза в день, как это было в семьях военкома и директора банка.

Когда наступало лето, жизнь становилась намного интересней. Больше времени проводили на улице. Мы ели все растения и цветочки, которые не были горькие. У петушков откусывали сладкие от нектара хвостики, ели цветочки акаций, маленькие круглые калачики объедали  во всей округе. С наслаждением употребляли корень аира. Среди камышей выискивали аир с более широкими и длинными листьями.

Купались в речке не раздеваясь. На нас были одеты лишь одни платьица. Обувь одевали лишь на большие праздники, а каждый день бегали босиком.

Однажды с Зимкой пошли купаться. Она плавала как рыба. Могла вместе с пацанами переплыть речку, а я только научилась держаться на воде и далеко не плавала.

Купаясь, вдруг вспомнила, что надо к обеденному перерыву отца налить в тарелку суп и охладить, чтобы он мог за 10 минут пообедать. Обеденный перерыв длился час, а ему за это время нужно было дойти до дома, поесть и возвратиться на работу. За опоздание могли и посадить.

 В это время Зимка переплыв речку, была на другом берегу. Определив по солнцу время (приблизительно), я выскочила из воды и побежала домой. До прихода отца успела принести с колодца  холодной воды, сорвала в огороде и помыла зелень к обеду, налила в тарелку суп с кастрюли, которую мама оставляла в закрытой духовке, что долго хранила тепло.

Когда отец поел и ушёл на работу, я тут же снова побежала на речку. Подбегая, увидела на берегу толпу людей и Зимку, которая плача, показывала нырявшим рукой на речку и выкрикивала:

- Левее! Левее! Она далеко не заходила! Ищите у берега!

Подбежав к ней, спросила:

- Кто утонул?

Не оглядываясь, она произнесла:

- Верка Рудькова.

Потом, как в замедленной съёмке, обернулась, смотрела широко открытыми глазами и бросилась на меня с кулаками.

- Зараза! Зачем ушла молча? Уже час, как тебя ищем! – и со слезами убежала.

Окружающие поняли, что «утопленница» - я, и прекратили поиск.


Уже, будучи в пенсионном возрасте, вспоминая детство и свою любовь к моему атаману детства – Земфире, я посвятила ей стихотворения:





Как подобрать мне такие слова,
Чтобы вскружилась от них голова,
Чтобы смогли возвратиться туда,
Где не найдёт нас печаль и беда.

Солнышко ясное, дивный мой свет,
Детства далёкого тёплый привет,
Сколько мечтала о встрече с тобой
В городе детства над тихой рекой.

Где мы резвились, мечтали, росли,
По вечерам ахинею несли,
Где научились дружить и любить,
Радость общенья друг другу дарить.

Вспомни голодные, тяжкие дни.
В хате холодной мы были одни.
Радио крепко ты обнимала,
Душу ему свою открывала:

«Сталин, любимый и сильный, родной,
Дай моей маме достаток, покой,
Чтоб не пришлось ей меня оставлять,
На пропитанье нам хлеб добывать».

Радио молча мне уступала,
И свои просьбы я посылала,
После чего мы ждали ответа,
И продолжалось такое до лета.

Лучики лета нас согревали,
Сразу невзгоды мы забывали.
Дивная к нам приходила пора!
Во двор высыпала вся детвора.

Больше мы голод не ощущали,
Травы нас щедро всех угощали:
Вкус калачей, петушков тех нектар,
Жёлтых акаций цветения дар.

Солнышко ясное, дивный мой свет,
Детства далёкого тёплый привет,
Всё же мечтаю о встрече с тобой
В городе детства над тихой рекой.



Земфира- отаман




Зіма, Зімочка, Земфіра –
Мого дитинства отаман.
Мене зненацька підхопила,
Неначе справжній ураган.

Ти мала наді мною владу,
Умови спілкування диктувала ти,
Що, навіть, в дощову погоду
Я йшла з тобою обкрадать сади.

В «Швейтруд» таємно пробирались,
У ящик з лоскутками забирались,
Щоб там набрати лоскутків
Для ляльочок із реп’яхів.

Тебе любили діти та дорослі,
Я заздрила твоїй красі:
Маленька ніжка,хвилясті коси,
Т й розквітала ти, як квітка навесні.

Я пам’ятаю всі деталі
Дитинства нашого життя.
Так болісно, коли згадаю,
Що нам туди немає вороття.

Багато років пролетіло,
Життя пройшло, я постаріла,
Але Земфіра назавжди
Для мене залишилась молодою,

Вродливою, розумною, стрункою,
Як в небі блискавка швидкою.
Та не прийшлось з тих пір зустрітись нам,
Мого дитинства отаман.


И всё-таки, судьба дала нам шанс встретиться в семидесятилетнем возрасте.

Земфира живёт в Киеве. Уже овдовела. Имеет двоих детей. Получила высшее педагогическое образование. Всё так же хороша собой, выглядит моложе своих лет, до сих пор преподаёт в гимназии математику. Свободное от работы время проводит на даче со своими многочисленными родственниками и внуками.