Нам, царевнам, жить приходиться в неволе
В Боливии (Южн. Америке) "перебежчицу"
(девушку, часто выходящую замуж) никто
не упрекнет в легкомыслии, наоборот, похвалят:
СКРАСИЛА ОДИНОЧЕСТВО ОДНОГО, ТЕПЕРЬ СДЕЛАЙ ДОБРО ДРУГОМУ!
Свадебные платья всегда были ей к лицу. На этот раз платье было нежно розового цвета.
Церемония бракосочетания близилась к завершению. Свекровь плакала – отдавала–то любимое чадо, теща радовалась и уже не удивлялась, но для камеры пустила слезу счастья. "А теперь муж может поцеловать жену…" Он нежно обнял и поцеловал невесту. Она была влюблена и счастлива. Уж в который раз… "Вот теперь я люблю тебя". А, может, - никого и никогда? Но каждый раз все было более чем просто серьезно, каждый раз бросалась в омут любви и страсти, как обреченный на краю пропасти. Теряла, находила. Опять теряла… Какой-то замкнутый круг. Выходишь замуж за одного, а просыпаешься с совершенно другим, можно сказать, чужим и незнакомым человеком. Жуткая история про оборотней.… А как будет сейчас? И зачем, скажите, думать об этом сейчас, в самый (самый ли?) важный день в жизни. Наслаждайся! Но мысли постоянно хаотично носились в голове и не всегда их можно было контролировать.
Обмен кольцами, показательные поцелуи для друзей и родственников, и… желание поскорее покончить с формальностями и убежать. Убежать в теплую, уютную спальню, зажечь камин (камин был обязательным атрибутом брачной ночи, хотя никто из новоиспеченных мужей об этом, конечно же, не догадывался, самонадеянные мужики считали, что во всем хорошем являются первыми – глупая наивность) и остаться вдвоем до утра. Жутко не хотелось давать новому мужу уснуть, а вдруг этот тоже оборотень, и изменится утром. Но нервное напряжение тяжелого дня снято, и он с полным правом собственника крепко-крепко обнимает и уходит в объятия Морфея.
Почему же не спиться? Все ведь просто здорово. Вспоминается первая брачная ночь. Самая первая. Именно с того далекого времени начал зажигаться камин в брачные ночи. Тогда она еще верила в то, что это навсегда, была безумно влюблена и наивна. Горели свечи, камин, в воздухе пахло цветами и любовью, такой отчаянной и бесконечной, и, конечно же, шампанское в бокалах. Такой ночи больше никогда не было в жизни! Днем наступило солнечное затмение, и несколько минут жаркий летний день пребывал во мраке. Красиво, очень красиво, луна находила на солнце!... А ночью – сумасшедший ливень и гроза с громом, да так сильно, что казалось, что от дома, пропитанного любовью, ничего не останется. Им было очень хорошо вместе, и когда он обнимал ее: "не пугайся, маленькая", она верила. Была куча знаков, самых разных и Ёла, конечно же, решила, что это - навсегда.
С первой встречи Даниил был ей очень близок. Она тогда семнадцатилетняя девочка, не то, чтобы совсем глупая, но вся в мечтах о принце. Стандартная история – учились вместе. Да и познакомились стандартно, вместе прогуливали занятия. И в первую встречу, она потащила его в зоопарк (тогда еще надо было сдать в обезьянник!) Он смотрел своими красивыми оленьими глазищами (почему-то именно оленьими) и улыбался такой обезоруживающей детской улыбкой, что его хотелось защитить, приложить к груди и обязательно накормить молоком. Парным. И еще булку в зубы. Вот такой он был весь детский, наивный. Известный факт: «все бабы дуры», Ёла оказалась тоже… дурой. И клюнула на детство, беззащитность и наивность. Отношения развивались тоже как-то по-детски. Чисто и наивно. Белое платье и фата стали началом. «Мама, познакомься – это мой первый муж». Все немного посмеивались над «детской семьей». Она была как старшая сестра, ухаживала и лелеяла своего Данечку. Он по ночам упирался своей худосочной попкой, иногда оставались синяки от острых коленок. Но… Это были не просто чувства, это было что-то взрывоопасное. Не тронь! Не дай Бог кому-то глянуть на оленьи глазища, она ведь и броситься могла. Так защищала свое! Это было какое-то наваждение и бешенство! Не было ни одного спокойного дня, там было все: и сумасшедшая ревность, и любовь, где-то ненависть, и страсть, такая жгучая, что внизу живота было нестерпимо приятно и больно, когда он только дотрагивался до нее. И Данечка тоже мучился, изводился ревностью, любовью и страстью. Вот так все было серьезно, «по-взрослому». И мечтали о ребеночке, а лучше, о двух: мальчик и девочка. И каждый месяц – тест на беременность, в перерывах между ревностью, любовью и страстью… А потом вдруг резко все надоело. Ей надоело. Надоело изводиться и мучиться. И попка с коленками тоже надоела. Он надоел целиком! И полностью. Просто оказался, в самом деле, ребенком, к тому же совсем непослушным. Жестоким. А может, надоело быть мамкой и старшей сестрой?.. И очень радостно, что нет никаких детей и расстаться можно легко и быстро. Сначала из Данечки он превратился в Даню, потом – в Данила, а потом стал просто «козлом». Очень скоротечно… Развели их очень быстро. «Детская семья» совсем по-взрослому закончилась. Истек срок годности. И не было никаких гарантийных талонов.
«Свято место пусто не бывает», и из не очень цепких ручек Дани, Ёлочка быстро и мирно перекочевала в сильные волосатые руки арабской национальности. Даня продолжал донимать своими чувствами и рассказами о том, что он измениться, повзрослеет и станет мужчиной всей ее жизни. Она была непреклонна.
Да хватит уже сопли жевать! Мы расстались и все. «По несчастью или счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места!» Это был такой небольшой принцип. А себе я не изменяю! Надо ж хоть кому-то или чему-то не изменять.
Он обещал убить, а она понимала совершенно отчетливо, что раз так, то повзрослеет он ой как нескоро. Руки арабской национальности звались романтическим именем Хабиб, что в переводе значило «любимый». Он был очень красивым. Чернющим и смуглющим. Тоже с большими карими глазами, похожими на оленьи. В который раз на одни и те же грабли! Или одни и те же олени! Ну что поделать, если Ёла, как оказалось, очень неравнодушна к сельскохозяйственным предметам и живности. Опять была влюблена и опять счастлива, и думала, что все «всерьез и надолго» - цитировала самого Ленина! Только забыла, что именно это выражение заканчивается: «…но, конечно, не на всегда». Хабиб совсем не пил, что было как-то непривычно для местных жителей и вызывало подозрение в его нормальности.
- Я нэ чэловек, - полугрустно говорил горячий парень
- Почему? – Ёле очень нравилось говорить с ним о чем угодно, он не всегда был интересным собеседником, но такой(!) акцент. Голос как будто бархатный и шершавый! На это и клюнула, после внешности.
- Потому, что я не пью. А у вас, кто нэ пьет, то нэ чэловек.
Они очень неплохо проводили время вместе. Гуляли солнечными зимними днями, а на хруст снега под ногами он радостно говорил «музика, музика!» И, конечно же, до свадьбы ни-ни.. Он немного попечалился, что не его она ждала всю жизнь, что не собиралась менять веру, но потом подумал и на очень ломаном русском (акцент очень резко проявлялся, когда он нервничал), предложил выйти замуж пусть и по-русским законам, клятвенно пообещав, что она будет единственной женой. Так как Ёла любила праздники, то согласилась. Русско-арабская свадьба удалась на славу! Они выбрали нежно зеленое платье - под цвет глаз - так захотел новый муж, раз уж не белое. И в образе царевны-лягушки она двинулась в новую жизнь. Наконец-то он добрался до тела, когда пьяные - ее и трезвые - его гости наконец-то угомонились и разбрелись домам. Стандартно, они разожгли камин (как же без него – символа уюта и очага?), а потом… Вот это да! Вот ведь дает! Она, как старший и более опытный товарищ в амурных делах, конечно, кое-чему его научила, а ему так понравилось! Хабиб при любом удобном случае бросался и его чернющие глазища горели чем-то невероятным. Блестели, как у сумасшедшего. Вот приучила-то! И все бы было ничего, если бы не настойчивые просьбы, плавно переходящие в требования о смене веры или хотя бы стиле одежды. Ёла прикрывала понемногу срамные места, а его все не устраивало «ох, какой кароткий юбка», «завяжи волоси, это ведь толко для меня». Глупый, я-то не собиралась терять армию поклонников! Поначалу это немного напрягало, но мы не боимся трудностей! А вообще он ей нравился. Очень. Такая яркая внешность. Она говорила:
- Он такой красивый! – восторженно. А подружка, немного с насмешкой, но по-доброму, по-свойски:
- Не знаю. По-моему, похож на жопу, - и так заразительно хохотала.
- Да, перестань ты. Ему так здорово в шапке. Так забавно…
- Да уж, в самом деле, что может быть забавнее жопы в шапке?! – и опять хохотала и просто невозможно было на нее злиться или обижаться. В самом деле, что же может быть забавнее?
А потом у него наступил великий пост – рамадан. Он перестал есть, перестал выполнять супружеский долг и общались тоже совсем чуть-чуть. Он перестал радовать ее своим акцентом, потому что ему тяжело видеть и не трогать, а трогать – грех! «Какой страшний грех!» и еще вспомнилась «жопа в шапке» и без смеха она уже больше не могла на него смотреть. И все. А все время смеяться тоже невозможно. Пошла в ЗАГС и подала заявление о разводе. Опять развели быстро. Очень удобно – все согласны, пара минут и ты опять свободна, как ветер! Он был «очен гордий!» и после развода не тревожил своими переживаниями и даже убивать не собирался. Это был еще один опыт. И не самый плохой. А скорее всего, просто не было никогда к нему никаких серьезных чувств… Скорее, интерес к экзотике.
Надеюсь, он найдет себе достойную, которая будет рожать каждый год, примет веру, будет соблюдать посты и… Да пусть, в самом деле, найдет себе кого-то! И Аллах ему в помощь!
«Что у меня нового? Да так, ничего особенного. Новая шапка, новые сапожки, новый муж…» Он - новый муж, завозился, может, приснилось что? Проснулся, удивленно глянул, как будто рядом должна лежать не Ёла, а кто-то другой, и начал трогать, трогать… Он был очень нежным, янтарные глаза светились радостью. Может, в этот раз все получится?
Пусть бы он не спал. Просто поболтал бы со мной, смотрел бы или хотя бы молчать об одном и том же. Было бы неплохо хотя бы молчать о чем-то общем.
- Чего ты грустишь, Ёлка? По-моему все хорошо. Ты не рада, что мы вместе? А?
- Что за глупости, конечно рада. Я так долго тебя ждала. Правда, ты ж и сам знаешь.
- Не верю. Я был бы первым мужем, а не третьим.
И в духе Екатерины II:
- Не хочешь быть третьим, будь последним!
- Если бы…
- Все в твоих руках.
Она в самом деле долго его ждала. Около десяти лет. Тогда ее накрыло первой любовью, такой, от которой чувствуешь себя взрослее, умнее, красивее. Он снился ночами. Он должен был стать первым и единственным. Когда-то давно они всю ночь пили чай, вино, ели бутерброды… танцевали… А он ее даже не поцеловал. Сама бы она на тот момент не решилась. Они познакомились на день Независимости. Так все и осталось – независимо. Они не зависели друг от друга, и их отношения тоже ни от чего не зависели. И поцелуем он тоже должен был стать первым. С ним было безумно интересно. Он был старше. У него были большие руки с круглыми ногтями, она больше ни у кого не видела таких рук и ногтей. С тех пор она начала мечтать о нем, придумывать повод для случайных встреч, просто видеть и не дышать, просто слышать его голос и думать днями и ночами. Ведь с кусочком теплого воспоминания можно прожить неделю, даже месяц, а если уж совсем не повезет, то и два или три. Она не решалась, потому что тогда еще считала, что первый шаг должен обязательно исходить от мужчины, тем более, он старше. А он в свою очередь не торопил события – потому что ей было всего четырнадцать и она совсем маленькая. «Ты че, тебе за нее дадут больше, чем она весит!» Весила она немного, да и росточка была небольшого. Он еще учился тогда: уезжал – приезжал, а она ждала, засматривалась на его окна, улыбалась им и передавала ему приветы через них. У него было прекрасное имя - Святослав. Свят… Слав… Он иногда захаживал к ней в гости, они чаевничали, кофеевничали, а через полгода он решился ее обнять. Точнее, приобнять, мелодично затягивая – подпевая «Я не забуду тебя никогда…» Вот и думай, просто так поет или что-то значит. Ёла, конечно, решила, что что-то значит. Полюбила песню. А это новый повод придумать для себя что-нибудь утешительно-романтичное! И она старалась, придумывала, верила, ждала… Но своеобразно...
«Да что ждала, по всей земле искала,
на перепутье четырех сторон,
а если раз другого приласкала,
то на мгновенье показалось – он…»
Он опять уехал на учебу, он не был ее парнем, женихом, и даже другом толком не был… «Ты не был ни Атлантом, ни героем, Ты был никем, и все-таки, ты был». А под дверью начали появляться цветы. По вечерам играли песни на гитаре… Появился молодой человек с серьезными перспективами на будущее. Он носил на руках, боготворил. Это был первый поцелуй. Он, поцелуй, был каким-то толстым, слюнявым, размашистым, наглым. Неужели все так печально? Молодой человек с перспективами продержался на плаву недолго, незаметно исчез. Не нравилось, как он чавкает, когда ест, раздражало, что он обязательно рассказывал, сколько денег он сэкономил, когда покупал ей цветы… Она его прогнала, а он плакал. Жалел. Но… Ведь есть он: Слав… Свят… Надо было ничего и не начинать с тем, другим, вот он уже и в гости не заходит, и «Сибирские морозы» не поет, и здоровается и-то как-то холодновато. «Зато теперь я умею целоваться, и тебя поцелую, если решусь, и даже терпеть эту мерзость буду. Ведь я очень тебя люблю. Очень. И буду любить всегда!» И через полтора года знакомства он решился и поцеловал ее. Это не входило ни в какое сравнения с тем слюнявым и мокрым поцелуем. Его губы были нежными, а язык мягким. Он не был ни навязчивым, ни наглым. Это было, как в кино, красиво и трогательно. Об этом можно было бы написать так: «он целовал ее и ветер развевал ее красивые волосы». А он растерянно говорил: «Сильнейший ветер, сильнейший ветер!» и целовал еще раз. Как трогательно! А на самом деле у нее даже не хватило бы слов описать, как это было. Ноги подкашивались, становились какими-то ненастоящими, тело было легким-легким, а ноги все равно не могли удержать это странно-невесомое тело, она просто влепилась в него, в своего Свята, приросла. И, казалось, если он оторвет ее губы от своих, она просто умрет от кровоизлияния. От обильного, потому что оторваться было невозможно. И в душе полное вселенское наслаждение и счастье. Как я этого ждала! Как я об этом мечтала!
А потом он уехал. Опять. И опять он был никем…
- Ёлка, я уезжаю. Там при институте мне предложили перспективную, хорошую работу. Я подумал и решил, что поеду. Так что…
- Ну удачи тебе, Славик, – а хотелось закричать «а как же я со своими мечтами и любовью?! Неужели я для тебя совсем ничего не значу?! Возьми меня я буду тебе женой, не хочешь женой, буду любовницей, или хотя бы сестрой. Возьми меня!!!» Ничего такого она, конечно же, не сказала. Она продолжала по-прежнему любить его и надеялась на чудо. Чуда не было. И потом она поняла, что он – ее любовь до гроба. А с этим можно жить, как живут без руки или ноги. Ко всему можно привыкнуть. Ко всему…
А потом она вышла замуж. Просто, потому что Свят… Слав… не звал. Приходил иногда, иногда целовались. Каждый раз это было для нее событием. Огромным и важным. Она по-прежнему любила его, но… появился Даня. Он был хорошим мальчиком. Она позволила себе отвлечься от него. От единственного и неповторимого. Позволила влюбиться, - ведь любовь и влюбленность – это разные вещи. И вышла замуж. Хотелось серьезности, детей и чего-то вечного. Она верила, что Славика можно забыть. Но всегда помнила: и окна, и поцелуй «на ветру», и желтые глаза, и ногти круглые, и как он на руках носить умеет, и его плечи, и его голос… И как он целовал ее волосы и говорил «какие у тебя волосы красивые!», и гладил их. Иногда получалось заглушать, тем более, что первый брак был очень неспокойным. А может, надо было дождаться, пока он решиться и позовет ее с собой? Надо было просто сесть у окошка и ждать? Не есть, не спать, а просто ждать до боли в пальцах! Она бы ждала. Может, и вечность… Сначала бы похудела, стала прозрачной, а потом бы засохла. И, если бы он когда-нибудь решился вернуться и забрать ее, она бы рассыпалась, а он бы смел метелочкой, собрал все и положил в баночку и жил бы с этой баночкой. И, возможно, жалел бы, что не приехал раньше. Надо ли было его дождаться?
- Не надо ничего вспоминать. Мы вместе. Я тебя больше никуда не отпущу. Никуда-никуда.
-Славик, я тебя люблю. Знаешь, сколько лет я хочу от тебя ребенка?
И он принялся стараться, тело было горячим и влажным. Губы пересыхали, а душа переполнялась восторгом.
Неужели? Неужели ты теперь мой?! Сколько лет мы потеряли?! Как по-дурацки все было до тебя. Как я люблю тебя, я люблю каждую волосинку на твоем теле, каждую твою клеточку, каждую морщинку, каждый твой круглый ноготочек. Люблю тебя всего-всего. Так люблю, что даже не верю, что все происходит со мной. И говорить это тебе хочется постоянно.
Славик обнимал ее горячую и такую живую, такую родную, и думал, сколько же лет они потеряли. Каким он был дураком тогда…
Ему предложили отличное место. О том, что надо ехать и работать он понял сразу и принял решение. Он иногда был очень решительным. А как поступить с ней, с Ёлкой?
- Славик. Чего ты думаешь? В твоем возрасте – такая пруха! Тут и думать не надо, а действовать. И причем – быстро, пока не нашлось еще с десяток таких счастливчиков! – у него были очень разумные и рассудительные друзья. Хватали удачу за хвост, а быка – за рога.
- Проблема не в том, что ехать или не ехать. Проблема в Ёлке.
- Да причем тут она вообще. Не думай и не отвлекайся. Потом как-нибудь все наладится. И заберешь ее, если все еще будет надо.
- Я бы и сейчас забрал, но не хочется: общага с тараканами, квартиру – то пока не потяну.
Он никак не представлял, как же Ёлка сможет жить в «общаге с тараканами», стирать и варить еду на общей кухне. Его Ёлка – рыжая и зеленоглазая - станет как баба общажная, грязная в засаленном халате, и искупаться будет негде, потому что воды горячей нет, а в тазике не наплескаешься. Брр!! Все ужасно.
Она и не поедет, я так думаю. Не поедет, наверное. Не поедет, я уверен. И не предложил. Не решился заставить ее поменять комфорт на непонятно что. И все-таки это ответственность. Хоть она и вполне вменяемая, но еще ребенок. Ребенок! И он уехал, а она не дождалась, пока он обустроиться и заберет ее. Потом появилась какая-то Таня-Маня, они пытались жить вместе, но и глаза у нее были тусклые и волосы не рыжие, и грудь не умещалась в его ладонь. Все было не так. Потом была еще кто-то и даже имени не вспомнишь, там тоже не складывалось, не склеивалось. Ну вот никак! Просто нужны были именно эти рыжие кудряшки, именно эти кошачьи глаза, именно она… Все остальные были то слишком большими, то слишком толстыми… Все не так…
Он прочно стоял на ногах, когда попал на ее период междумужья. Сколько она собиралась холостяковать – неизвестно, поэтому пора было что-то решать. «Пора, красавица, проснись…» Красавица проснулась.
- Ёлка, выходи за меня замуж. Хватит уже.
- А зачем, Славик? Разве плохо так – никто никому ничего не должен. Ты ж, как ветер, то тут, то там. Захотел – появился, захотел – исчез. Все время так было. А тут придется – постоянно вместе. И есть вместе, и пить, и спать, и… - а на самом деле ей хотелось тут же нарядиться в платье и много-много лет не отпускать от себя ни на минуточку, но сколько же ждала и просто не верилось, что дождалась. «Сибирские морозы» заслушала почти до дыр, сколько переплакала. Теперь боялась, что он опять передумает и сбежит. Но не будет же, в самом деле, тут же соглашаться? Не будет. Или будет?
- Потому, что я люблю тебя, Ёлка. И уже давно, – он же мужчина, и не будет рассказывать, а может, когда-то расскажет, о своих терзаниях и сомнениях. И еще о том, как неприятно, просто до боли в мозгах представлять ее маленькие ножки в чьих-то чужих руках. – Люблю я тебя. Вот. Выходи за меня замуж,а?
И она согласилась. Теперь они вместе и он никуда ее не отпустит. Никуда. Только надо справиться с ревностью, которая была просто помутнения рассудка, стучала в висках, заставляла делать глупости, кричать, делать ей больно, заставлять плакать от своего недоверия. Но что поделать? Как бороться? А вдруг она уже подыскивает себе следующего кандидата в мужья? Она ведь так любит праздники, свадебные платья… Надо как-то бороться с собой. Держать себя в руках. Это никак не получалось. И если она задерживалась где-то хоть на секундочку, он кричал, топал ногами, бился головой, проверял, следил, рылся в карманах и телефоне. Вел себя просто по-идиотски. Понимал, что делает не так, но продолжал… И она ушла. Просто он однажды вернулся домой, а там пусто – ни вещей, ни косметики. Не было ничего, что напоминало бы о ней. Это было так страшно. Так страшно не было, когда приставляли нож к горлу. Так страшно не было никогда и ничего не могло сравниться с этой потерей. И, как назло, работы навалилось, просто труба. Ни поехать за ней, ни побежать. Это был самый сложный период в его жизни. Как она могла просто взять и уйти? Неужели он так мало значил? А может, наоборот, слишком много? И он опять выбрал работу, заботы, ушел с головой, зарылся, что б ни о чем не вспоминать и не думать.
Домой Ёла вернулась полностью опустошенная и высушенная. Может, дорога, а, может, такая большая и необъятная потеря? Как можно с ним жить? Как он может мне не верить? Неужели я ждала десять лет, чтобы сейчас с кем-то загулять? Замечена не была, все происходило только после свадьбы. И только с законными мужьями. А он был ее мужем. Любимым! Из всех. Самым – самым. Лучшим, любимым и единственным. Как жаль, что нет детей. Я бы теперь жила только для него, для нашего малыша. У меня бы был кто-то, кто бы напоминал о тебе ежедневно. Мой малыш был бы вылитый ты. Свят… Слав… Как я теперь без малыша и без тебя?! Как? Зачем ты меня обижаешь и унижаешь своей бестолковой и необъяснимой ревностью. Все же было хорошо, мы же были счастливы. По-сказочному. По-киношному. Счастливы. Ты все испортил! Я плакала, переживала, умоляла. Ты ничего не слышишь и не хочешь знать, потом извиняешься, а потом – все с начала. Мои бывшие мужья любили меня, и с ними было относительно спокойно, а с тобой все не так. Я люблю тебя так сильно и безответно. Все с начала. Вот и начало конца. Все. Никто бы этого не выдержал. Постоянно под прессом. И давит, давит… Вот и сейчас я полностью раздавленная. Все. Хватит! Надо учиться жить и дышать по-новому. Он был воздухом. Как же теперь дышать? Надо срочно покупать кислородную подушку! А, может, он позвонит, приедет? Я, наверное, опять все забуду и опять вернусь. Пусть позвонит!
«Позвони мне хотя бы сегодня,
ведь ты все-таки где-нибудь есть!
А я стала безродных безродней
и не слышу крылатую весть…»
Он не позвонил ни сегодня, ни завтра, и вообще не позвонил. Вообще… Жизнь продолжалась, хоть и очень печально. Вот и любовь до гроба. Она опять училась привыкать к ампутации. А АМПУТИРОВАЛИ очень важную часть. Его. Прорвемся! Попробуем! Научимся! И не такое переживали. И это переживем. Переживем! Только бы перестало болеть и кровоточить. Пусть перестанет. Пусть! Только не покидает тоска и щемящее одиночество…
Потом она подала на развод. Уж в который раз! В ЗАГСе все уже были, как родственники. «Ёлочка, когда следующий?» В очередной раз она была разведенной женщиной, берегитесь мужчины свободные и не очень. Фамилию она никогда не меняла. Их развели, как всегда, без проблем и претензий друг к другу. «Стороны претензий друг к другу не имеют?» Это вопрос или утверждение? В ее случае это всегда было утверждением. «Стороны претензий друг к другу не имеют». Это утверждение… Какая разница, кто виноват? Всегда было просто расходиться – она уходила, точнее, выгоняла. Ее мужчины жили в ее доме. А теперь она ушла и не просто ушла – уехала – из его дома. А его дом был роднее и ближе своего. Просто они не могут быть вместе. Она его до сих пор любит. Он – ее нет. Все просто. Очень. Проще не бывает. Свят… Слав…
К любви и жизни без него она в очередной раз приспособилась, привыкла. Научилась дышать и жить, даже улыбаться по-настоящему. Смеяться и радоваться. Всему научилась. Он не появлялся. А, может, и не надо? Зачем? Ведь я уже, пусть и очень трудно, научилась обходиться без тебя. А раньше не догадывалась, что без воздуха, оказывается, живут. Живут…
А потом по ее жизни начал мчаться почти галопом, и врываться, вламываться новый человек. Он был высоким, худощавым и лопоухим, а еще очень обаятельным и забавным, и уши просвечивались на солнце и казались ярко розовыми, как у поросенка. Он был очень хорошим знакомым. Верным помощником. И звали его Гоша. С Ёлкой он чувствовал себя Гошей Великолепным и добивался ее с поражающим упрямством. А потом стал… мужем.
Теперь это было красивое, с намеком на шик, золотистое платье и жених весь в белом. Ее мама с гордостью и покорностью стала тещей в четвертый раз, а она – с верой во все хорошее - женой. И сразу забеременела.
Почему со Славиком не получалось так долго, а с этим, с Гошей, - раз и все? Теперь-то это навсегда? Наверняка, навсегда? У меня ведь будет ребенок. Пусть не с его выражением лица, и не с его круглыми ногтями, но будет. Он будет только мой и единственный. И, конечно же, назову его Славик. Святослав. Свят… Слав… Имя перекатывалось на языке и было таким вкусным и сладким, как любимое клубничное варенье. Я тебя навсегда оставлю с собой хотя бы в имени. Хотя бы…
Ребенок родился, и, конечно же, мальчик. Он был толстый, курносый и с синими глазами. Это потом они поменяются и станут другие, а сейчас – синие. Как жаль, что они никогда не будут янтарно – желтого цвета, но его будут обязательно звать Святослав. Обязательно. С рождением малыша в семье Ёлки и Гоши Великолепного изменилось очень многое. Он не любил сына и постоянно ревновал мать к нему. Первая пора нежной влюбленности прошла и Ёле было абсолютно все равно, как ее очередной муж себя чувствует и что он переживает. Он постепенно переставал быть Великолепный и уверенно обрастал комплексами.
- Ты меня просто использовала. Теперь есть ребенок и я тебе не нужен! Я чувствую себя быком-осеменителем, - он кричал, пускал пену, зубы крошились.
- Гошенька, не кричи, пожалуйста, Святослав спит – разбудишь, - только бы ребенка не трогал, не обижал. А он обижал, и не любил его, и не обращал внимания, и не помогал с ним «я устал после работы, мне надо отдохнуть. Сама справишься?» Она справлялась, но обида накатывалась и накатывалась. Это был как снежный ком с горы. Он катился и катился. В таком случае, обязательно на кого-нибудь должен обрушиться.
Малыш подрастал, на голове вырос смешной пух. Свят… Слав… Он очень - очень обожал свою маму, как будто возвращал то, что забрал другой. Называл ее «Ёля». Гоша, теперь уже не Великолепный, по-прежнему был холоден с ребенком, чувствовал себя хозяином и ее квартиры и ее жизни. Так упорно считал ее вещью, что однажды смог… ударить… Поводом был день рождения сотрудницы, когда Ёла уже освоилась, со временем вышла на работу. Отношения в коллективе складывались дружелюбными, не пойти было просто как-то «некрасиво», да и от Гоши отдохнуть хотелось. Хотелось просто отдохнуть. От всего. Отдых удался на славу. Совсем забылось, что дома все «не очень», что Гоша, как обычно, сейчас пускает пену, что со Славиком не сложилось… Было легко и просто, весело и уютно. Домой пришла под утро веселая, счастливая, отдохнувшая и «под хмельком». Под очень даже неплохим хмельком. Он бросил ее в кресло и начал бить. «Давал пощечины», как он потом себя оправдал, но это были не пощечины, это были четкие, отработанные удары. Не даром же он работал в милиции. «Узаконенный садизм». Так и есть. Было больно, обидно, мерзко. Она закрывала лицо руками, кричала и плакала, а ему было все равно. Он не мог остановиться. Не мог. Удары обрушивались, лицо болело. Потом еще и еще. Все болело и накатывало такое сильное отвращение, что, казалось, все могут в нем утонуть и задохнуться. Он не задыхался, а продолжал. Потом экзекуция закончилась.
- Пошел вон! Я больше не хочу тебя видеть. Пошел вон!!! – слезы лились, глаза заплывали. Она пошла в ванную, хотелось смыть с себя его. Всего его за прожитый вместе период! На лице медленно и уверенно рос огромный синяк, глаз становился все меньше и меньше. Она рыдала и ненавидела его. Пошла плакать к ребенку, малыш обнял ее и сквозь сон:
- Мамочка, не плачь, - и тоже заплакал. Так по-взрослому, как будто понимал, что произошло самое страшное.
А Гоша побродил по улице, обдумал свой поступок и… вернулся.
- Ёлочка, прости меня. Прости, пожалуйста!- он смотрел печально и напустил в голос тоски и скорби.
- Я не хочу тебя больше видеть, уходи. Я никогда тебя не прощу. Никогда! И никогда ничего не забуду.
- Я не уйду. Прости меня! Прости,- он смотрел на нее, на то, что сделал, и было ему так мерзко от самого себя.
- Как хочешь, но если ты останешься, то рога будешь носить такие, что ни в одну дверь не войдешь. Это я тебе обещаю! Всему свое время. С сегодняшнего дня ты для меня умер.
Она спала, а он всю ночь смотрел. Что наделал? Что я натворил?! Надо было сдержаться, но он так нервничал, так представлял ее с кем-то. Почему нельзя было вернуться раньше? С кем была? Чем занималась? Как жить дальше?! «Умер…»
Жизнь продолжалась, в очередной раз продолжалось. Только отношения закончились. Она никогда не знала, каково это - жить с человеком, и тебе все равно, что с ним происходит. Теперь знала… Но он ведь отец ее ребенка! Он выполняет свои обязательные функции по отношению к нему. Пусть не относится, как ожидалось, но… Просто не хотелось лишать Святослава отца. А этот-то родной хоть.
Ёла-то знала, как это - без папы. Тяжело и уныло. Первый класс без папы, выпускной… Все танцевали танец с отцом, а она стояла в сторонке и еле сдерживалась, чтоб не сорваться. Папа – была единственная больная тема. Его не было. Уже давно. А так хотелось, чтоб на санках вместе, на качелях-каруселях!.. Но его не было. И некому было защитить, когда мальчишки в школе обижали. Никто не стоял за спиной. И никто не убил этого гада – Гошу, когда он разрисовал ей лицо. Был бы папа, он бы и не решился на такую казнь, побоялся бы просто. Отдачи бы побоялся… Мама, конечно, заступалась, но это не то. У ребенка должен быть отец!!! Она долгое время придумывала себе, что он есть, просто уехал в далекую командировку и скоро вернется. Обнимет, посадит на колени и ласково, как умеет только он, скажет «Ёлка». И ничего в мире больше не надо! Чтоб он просто обнял и сказал. Но его не было. Сначала он ушел, а потом умер. Вот так по-ужасному обрубил все концы, все надежды на встречу… А она отдала бы теперь … да, хоть пол жизни только, чтобы провести день с ним. Чтоб только сказать такое простое и такое тяжелое теперь слова: «Папа», «папочка». ПАПА!!! Его не было больше. И даже мечтать было не о ком. Так и остались только смутные, расплывчатые воспоминания–слайды, музыка, которую он слушал, и она. Без него. Одинокая. Это была самая первая и тяжелая потеря. А теперь, только камень с надписью – дата рождения и дата смерти. Все. Человек жил, а осталось от него только две строчки. Несколько цифр через тире. И все. И еще дочка, которая никогда и никому больше не смогла поверить, потому что когда-то ушел, бросил самый родной и близкий человек.
Неужели и ее малышу такое суждено?! Неужели он должен придумывать себе сказку про идеального папу, который все равно любит. Просто появиться и своим появлением решит все проблемы. Такого для своего ребенка она не хотела… И осталась жить с Гошей, преодолевая отвращение и злость на него. Получалось понемногу. Синяки сходили. Только глаза закрывать не хотелось, потому что картинки с его злым лицом и размахиванием жестоких рук не давали покоя. Но учимся жить по-другому… Опять учимся.
Потом она ему изменила, как и обещала. Пошло и без всяких преамбул. На корпоративной вечеринке. Очень модное название и молодой человек. «Пошли» и он пошел, не сопротивляясь, как бычок на привязи. Все произошло быстро и без эмоций. Зачем? Зачем я все это делаю? А потом было противно, мерзко и с молодым человеком она больше даже не поздоровалась. Пройденный этап. Галочку поставила. Поставила и сама не рада. Гоша, конечно же, обо всем догадался. Она долго боялась сознаться, потому что опять ударит и тогда уже она точно уйдет и оставит ребенка без отца. Все рассказала, стало немного легче, но обида по-прежнему осталась такой же сильной и большой. Надо было ничего не делать. Все, что «назло» до добра не довело и удовлетворения не принесло. Нисколечко. Ни капельки.
На работе отношения складывались чудесные, появились друзья-подруги, доверчивость и посекретничать «на перекуре». Там, на работе, от всего отвлекаешься и не думаешь, что в твоем доме – чужой человек и обязанность. Гоша заходил частенько, ну не мог же он, в самом деле, позволить себе не знать, где и как она работает! А потом у него появились срочные дела, серьезные поводы для появления и грустно приходил. «Голубая мечта – найти друга». И, конечно, друзья должны быть общими. Нашел. Ее подруга с удовольствием слушала его, понимала и сочувствовала. Он опять стал Великолепным Гошей. Ёла – дома, а он – у нее на работе в нерабочее время. Дружат, значит. Не было никакой ревности. Как можно? Она ведь подруга, не подведет.
- Ёла, я не знаю, что мне с ним делать. Он все время находит повод зайти? – голос встревоженный, глаза под очками маленькие – «два брильянта в три карата» - поросячьи просто, и беспокойные.
- Ну и пусть. Он тебе мешает? Мне не нравиться только, что он поздновато возвращается, Славика будит. Общайтесь, только прогоняй его пораньше, ладно, - и улыбочка.
Я ведь намного лучше тебя - и глаза больше, и ноги ровнее, и фигура изящнее. И «маленькая женщина создана для любви, а большая – для работы». А я маленькая, приятная и жизнерадостная. И совсем, ну просто ни капельки, не переживала и не ревновала. Я в себе очень уверена. И мои мужчины долго не забывают меня. Таких, как я вообще никогда не забывают!!! Никогда.
А возвращаться он стал все позднее и позднее… Странно… А однажды пришел совсем пьяный, дышал водкой и клялся в вечной любви…
-Я серьезно, не знаю, что мне с ним делать. Я вижу, что он ко мне ходит не как к другу… Что делать? - хорошая и верная подруга все задавала и задавала глупые вопросы. Совсем дурная, что ли? Ты же не ребенок и если он на тебя смотрит как-то не так, то сама должна понимать, что делать.
- Делай, что хочешь. Ты знаешь, он совсем забил на малого, начал даже следить за собой… И глядя на него я понимаю, что красота ну очень уж страшная сила. Еще неделька и он в тебя влюбится, тогда я его передам тебе с вещами, – Ёла не собираюсь облегчать никому жизнь, – решай сама.
- Нет, спасибо.
А вечером домой он пришел - весь семейный.
- Как дела? – это Ёла спросила, все-таки если мы живем вместе только из-за ребенка, то изображаем подобие семьи… Пытаемся, во всяком случае.
- Нормально. Радуйся, меня прогнали!!! Ты виновата!!!
- Ты что, совсем больной. Я никак не влияла на ваши отношения. Если она тебе нужна - никто не держит. Вали!...
Он, конечно же, никуда не стал валить. Почему-то…
- Я должна поговорить с тобой…- голос встревоженный, глазки бегают у подруги, часто тревожиться, бедняга, вредно же…
- В чем дело? О чем поговорить? – наверное, опять что-то Великолепный выкинул. Может, рассказал какую-то страшную тайну, а она, как подруга не может остаться безучастной и чувство долга мешает спать, и, конечно же, решилась поделиться. Точно, так и есть. По-другому просто быть не может!
- Ну, ты сама понимаешь?... – сплошная таинственность, черт возьми.
- О Гоше?
- Да.
- Хорошее или нет?
- Не очень приятное… - и опять таинственный встревоженный голос. Надоело!
- Ну, расскажи.
- Не по телефону.
- Та перестань. Колись.
- Нет. Я приеду и при встрече все расскажу. Не по телефону, - ух, какие мы решительные!! Кто бы мог подумать, а такая мягкая с виду.
- Подожди, мне же интересно! Как дальше-то себя вести? Может, все-таки расскажешь? – последняя попытка. Ох, лучше бы она была на работе, уже бы все знала, а так томиться… в неведении
- Та веди себя, как всегда. Все нормально, – улыбаемся.
Любопытство заело и какой-то непонятный осадок… Непонятный.
Наконец-то она приехала.
- Привет, дорогая! – обязательный ритуал с поцелуйчиками…
- Привет!
- Как у тебя дела? Как съездила? Как твой ненаглядный?
- Плохо все. Но… - замаялась, покраснела, - не знаю, с чего начать…
- С начала,- а с чего еще что-то начинается, не с конца же, в самом деле! Хотя… может, и с конца, - не бойся, ножом тыкать не стану. Спрячу его даже.
- Та ну, я думаю, не так все страшно и не надо будет… ножом, в смысле… - она все краснела и краснела. – Ну… в общем… Я целовалась с твоим мужем… - вот ей как будто и легче, созналась - вину с себя сняла. Как все просто.
Бабах-х-х!!! Вот это номер! Хороша, значит, подруга! Прекрасно! Мать твою! А так и хотелось луснуть по морде, просто, чтоб так больше не делала - должна же быть хоть какая-то совесть! И уйти, громко хлопнув дверью. Но, - что вы, что вы,- я же очень мудрая и выдержанная. Взгляд королевы в изгнании:
- Свинья ты. Ну и как?
- Не очень, - и глазки потупила, совсем тупо.
- Ну я ж говорила, что он плохо целуется. А зачем? – интересно все-таки. Она, вот например, ни разу не делала таких вещей с парнями подруг, и уж тем более, с мужьями. Так и себя бы уважать перестала! - И как? Рассказывай?
- Ну… Мы разговаривали о чем-то, подошли к теме поцелуев и он сказал «хочешь, давай попробуем. Решать тебе, я для себя все решил», ну и я подошла… - она просто покрылась пятнами, стала совершенно неприятной и несимпатичной, хотя и до этого не блистала.
- Понятно…
- А ты не догадалась разве сразу?
- Я? Нет, просто я тебе верила и не ожидала, – да как–то глупо получается. Ёлка со своим доверием чувствовала себя дурой, - Теперь буду знать вам цену, и что вы из себя представляете.
И выдержки хватило поговорить о чем-то общем, потом трогательное прощание с поцелуйчиками. Теперь это был поцелуй Иуды…
И на прощанье верная подруга утешила:
- Ты знаешь, он на меня никак не отреагировал. В смысле, как на женщину…
Вот уж порадовала. «Не отреагировал». Мало верится в такое. Вот в жизни Рыжей Ёлы не было таких мужчин, которые б «не реагировали». Ни одного! Частенько реакция появлялась раньше, чем был открыт допуск к телесам. Что-то не очень вериться. А ей-то, конечно, как серпом… Хотя, вроде как, все ясно – решила самоутвердиться (умница, за счет подруги!). Ведь сравнения-то никакого! Ёла, однозначно, лучше все это видели и понимали. А теперь она с гордостью могла бы сказать «вот эта Ёлка такая вся из себя прекрасная, а муж-тот ее на меня повелся…» А муж не очень-то и «повелся», сделал очередную глупость и даже «не отреагировал». Ужас просто, бедняга, теперь комплексы будут ее – подругу, мучить с удвоенной, или даже с утроенной силой. Но теперь плевать, пусть мучают. Этот человек окончательно перестал существовать в жизни Ёлы. Она просто никто и зовут ее никак. Все! Жалко, конечно, отношения были хорошие, но раз она такая, то зачем она нужна? Не нужна. Выходила бы замуж, что ли, если уж так чего-то не хватает. Но может эта тяга к чужому? Может на нее не обижаться, а лечить надо? И пусть ничего страшного не произошло, но все равно, очень обидно. Очень! Как можно было так поступить?! Они и переспать могли бы, в данной ситуации это не имеет никакого значения. Что может руководить такой женщиной? Как можно смотреть в глаза, улыбаться, целовать в щеку и изображать вечную дружбу и верность. Хороша-то, хороша! Конечно, это самое настоящее предательство – с ее стороны, как со стороны подруги. Какие могут быть дальнейшие отношения? Да никаких, а придется - работа. Да ну и ладно. А если б Ёла любила Гошу?! Если б верила ему безоговорочно? Как тогда бы она пережила предательство с его стороны? «И друг, целуя, предал. И совсем не из Библии это…» Было такое чувство, будто наелась грязного снега: во рту грязь, на зубах скрипит, в животе так холодно, что все тело трусит… А, может, если бы она его любила, то ничего бы этого не произошло?...
Надо срочно сделать чаю. Обязательного зеленого, горячего и успокаивающего. Она поставила огромную кружку - целых пол-литра, на живот. Снег потихоньку начинал таять, кружка грела живот, а чай - горло, он всей своей горячестью и спокойствием расходился по телу. Думать было легче. Значительно легче. Все спокойно, можно начинать. «Последний бой, он трудный самый!»
Гоша был, конечно же, весь в полном великолепии и дурацкой, даже смешной самоуверенности. Чего ж ты не остался со своей красоткой? Аль не полюбились ее очки, не понравились кривые ноги? Очки и самокат. Почему именно самокат? Неизвестно, но описание подходило и язвительно радовало: «очки и самокат». Подходит.
- Ну, что, дорогой, рассказывай? – чисто спортивный интерес, ведь его участь уже была решена. Вердикт - «виновен».
- У нас? Ничего? А что могло быть? – нервный смешок.
- Да, ладно, Гош, я все знаю. Она мне созналась, надеюсь, и у тебя хватит смелости. Жду.
Сначала были какие-то непонятные рассказы-оправдания непонятно чего, клятвы о том, что «ничего не было». Все-таки он трус. А потом, наконец-то, он набрался смелости и сдался:
- Да, мы целовались. Ну и что? Ты же сама все время твердила, что поцелуй не измена?
- И как это было? Понравилось?
- Нет. – И мерзко расставив ноги на барном стуле, рассказал уже слышанную историю с самодовольной и гнусной ухмылочкой. Ах, да, мы забыли, все забыли (как можно?), что он ведь Гоша Великолепный! Ну, какой же идиот. Неужели не мог загулять с кем-то посторонним, с той, от которой бы это никак не дошло. Но он-то хотел, что б дошло обязательно! Такой план. Стратег хренов! И он продолжал повествование, – Просто мне надо было знать точно, что она все рассказала. Я бы не стал говорить это раньше ее, иначе это было бы подло, - на такой трогательной ноте был окончено опус о «очках и самокате», о том, что «не отреагировал» и о том что это чтоб доказать, что он - таки нужен…
Вот мы, оказывается, какие благородные! Так и хочется разрыдаться на сильном плече супер - героя! Надо бы с таким потенциальным благородством и душевной щедростью родиться пару веков назад! Какие ценные качества! А она-то, глупая, не догадывалась, с каким рыцарем живет! Не ценила. Какой ужас!
- Неужели не мог найти что-то поприличнее? Любовница должна быть такая, чтоб не стыдно жене показать. Я бы на твоем месте постыдилась. Как меня(!) променять на это?... Не ожидала, что упадешь так низко. Хотя… куда уж ниже. Ты и так – пустое место. Ну, ты и скотина, Гоша, - спокойно, без эмоций. Интересно, зачем ребенку такой отец, который вьется за юбками? Да и зачем выходить замуж, чтобы понять, что одиночество при лежащем рядом человеке реальность? Реальность…
Дома никого, вещи в подъезде, замки поменяла… «Все, Гоша. Не хочу больше с тобой видеться, катись к своим очкам и самокату – вы составите идеальную пару. С ребенком видеться не запрещаю, только меня оставь в покое»» Всего несколько слов на кусочке бумаги и все. После тщательных поисков обнаружилось, что и в городе ее тоже нет. Когда нашлась – мириться бесполезно… Эта уж точно не простит. И не забудет! И так пусто и тяжело. Как глупо поступил. Зачем? Что хотел доказать? И что доказал? Кому сделал хуже? Раньше, она хоть терпела рядом с собой, а теперь и этого нет. И уже не будет. Все плохо… Хуже некуда…
Как все надоело! Эти постоянные мужья – все одинаковые, один другого краше… У меня есть МОЙ маленький Святослав. Есть память: Свят… Слав… А в малыше – все: жизнь, смысл, радость. А потом он уйдет и совсем не интересно ему будет, как я вытирала ему какашки, лечила сопли, мазала разбитые коленки зеленкой, утешала, успокаивала… Через время он найдет себе другую «мамку», а пока я буду наслаждаться тем, что он только мой – родной, единственный, любимый мужчина. И не надо больше никаких мужей. Хватит! Мы будет жить только вдвоем. Мужьям бой! Надо было раньше понять – хочется праздника и белого платья: вышла замуж, отгуляли свадьбу, а через пару дней – развод. Чтоб не тратить много времени. Сколько же лет псу под хвост! Можно и без праздника потерпеть.
А в другом доме печально запевал магнитофон, очень жалостливо: «Ты изменилась, похудев, и даже выглядишь моложе, ты стала мне еще дороже. Таких не видел я нигде…». Да, не хватает еще Лозу начать слушать! Так же можно и умом тронуться. Никогда не слушал сопливых, слюнявых песен. А тут вдруг – Лоза… со своей грустью.
Интересно, как она там? Какая стала? Святослава мысли о Ёлке не покидали. Он никак не мог перестать он думать о ней.
- Ёлка, не дури, выходи за меня замуж? – уже не первый раз он уговаривал ее. И ничего не помогало: ни подарки, ни ухаживания, даже выпивка не помогала! Она была непреклонна, непробиваема, недоступна и холодна, как весь Северный Полюс. Сплошной мороз!
- Нет. Я свободна. Заметь – СВОБОДНА, а не одинока. Не хочу замуж, я там уже была. Не хочу носить кольцо, и праздники утомили, не в том я сейчас состоянии, чтоб гулять. Ты ж сам видишь, - она сидела немного бледная и очень утомленная.
- В том-то и дело, что вижу! Я хочу на тебе жениться!!!
Он смотрел на родное лицо, трогал ее волосы. А, может, и не надо официальной церемонии. Она и так согласилась быть с ним. После стольких лет, после кучи разводов и мужей. Он пришел, а она не прогнала. Он ее обнял, и она тогда отдала в очередной раз себя ему в руки, и уходить уже не было ни смысла ни желания. «Прости меня, Ёлка!». Она простила, потому что по-прежнему любила только его, потому что из сердца он так и не ушел, потому что нарость в виде него – вечна. Он остался. И радости безумной не было предела, когда она сказала, что ждет от него ребенка. И не отказалась ни от него, ни от ребенка. Правда, намучился, пока уговорил жить вместе. Живот был огромный, как будто там не одна маленькая девочка, а целый полк солдат. Богатырей. Да, пусть будет девочка! Вот она сейчас сидит там в животике, слушает непонятные перепалки мамы и папы… крутит, наверное, маленькими пальчиками у маленького височка и думает: какие вы глупые, вы ведь есть у меня и это – самое главное!
- НЕ пойду! - она была упрямая, как осел! И даже не один, а сто тысяч ослов!
А все-таки приятно быть беременной! Такая трогательная забота. В первую беременность она такой не знала. А сейчас, в самом деле, оказывается, как это здорово, носить ребенка от любимого человека, знать, что это и его безумно радует. Да, с Гошей такого не было… Был ли когда-то Гоша? «А был ли мальчик?» Что осталось? Сын? Так он полностью ее, и даже на ее фамилии. Они, конечно, видятся иногда, но… Суховато немного с обоих сторон. Ёла старается с ним не встречаться, не пересекаться без повода. Видно, что все они – чужие друг другу люди. А теперь вот – скоро появиться маленькая девочка. Совсем скоро. Уже чуть-чуть осталось. А замуж? Нет. Пусть он всегда дорожит мной, моей независимостью, свободой. Боюсь я замуж, вдруг опять станет оборотнем на следующий день после свадьбы? Пройденный этап. Мы же уже были женаты, и чем это закончилось? Неужели так важен штамп в паспорте? Он и так пестрил печатями. Не стоит перебарщивать. Пусть все будет так, как есть. Пусть боится меня потерять! Пусть ценит и меня и детей. Ведь обещался быть Святославу хорошим отцом: «Ведь это же твой сын, у меня не было, а теперь вот - взрослый СЫН! Как я могу его не любить, мы ведь тески!»
Теперь родные мужчины были рядом. Святославы: старший и младший. Желтые, янтарные глаза старшего и глазки – буравчики младшего. Славик. Свят… Слав… И еще живот… Как хорошо, когда они ладят большой Святослав и маленький, обожают друг друга. Настоящие мужчины! Настоящая мужская дружба. И нет ничего дороже сына и этого мужчины с круглыми ногтями. Все таки он, Святослав-старший, молодец, что вернулся!