Когда же это началось? Может, в конце восьмидесятых, в начале девяностых ли? Поиск нового героя, так сказать, нашего идиотического времени… А теперь, спустя несколько никчемных десятилетий, в которых это самое время стояло дурно пахнущей болотной водой, думается, что и без них-то - новых героев, тоже неплохо спалось и дышалось. Даже очень неплохо! По меньшей мере, стабильно, можно сказать! Помню, как некто с нервозной уверенностью в глазах, и с такой же в голосе, говорил нам панибратски гундящим баритоном – несведущим, заблудшим, потерянным, шарахающимся на перепутье времен: «Всё только начинается!» Мол, не дрейфите, други!
«Что начинается?» – наивно гадал тогда я и мне подобные тоже гадали, потому как где-то во глубине, на самом днище души ощущалось, что всё уже давно закончилось и ничего достойного не произойдет, как реально, так и виртуально. Но, произошло! Может это не шибко удачно сказано – ПРОИЗОШЛО!!! Но подбирать за разом раз для подобных, нестоящих туркменского маната событий подходящий синоним лень до невозможности. Одно могу сказать уверенно, полагаясь на выстраданный башлачёвский девиз «Если нам не отлили колокол, значит здесь время колокольчиков!» Думаю, это, опять же громко сказано, про колокольчики-то! Бубенчики – куда вернее будет. И вот зазвенели, даже, я бы сказал, загалдели, затрещали эти самые бубенцы повсеместно, не щадя барабанных перепонок, порой даже тех самых ушей, развешенных за несколько вёрст от раздражителя…
Хорошо было, если бы этот Санька, как герой, так и роман, возник чуть раньше, в году, эдак, 1983, хотя бы. Когда люди задумывали и реализовывали свои персональные «революции», блаженно восседая на шестиметровых кухнях. Цены б ему не было. И кабы такое явление все-таки случилось, то сегодня мы – потенциальные сочувствующие сопереживатели могли бы смело колоть на истерзанных неудачными суицидальными попытками запястьях его славное имя «САНЬКЯ». Но не случилось. «Отчего же?» - спросите вы. В этом-то весь натрий-хлор.
Мое поколение – специфическое! Почему говорю «моё», потому что Захар Прилепин почти мой ровесник и соответственно имеет к нему – поколению, непосредственное отношение. Он, так же как и я, небрежно, как бы невзначай, поимел, без преувеличения, счастливое брежневское детство; беззаботное, хотя и отдающее ледяной ноябрьской унылостью отрочество и полную эйфорическо-шизофреничных перестроечных надежд юность. Чего таиться, тогда в конце 80- тых будущее грезилось светлым и радостным. Казалось, еще чуть-чуть и будет всё «по-ништяковски»… Эх… Кровь волшебно закипала от наступающих друг другу на пятки «мечт» и любой, даже глубоко январский метелистый ветер обдувал заиндевевшую душу апрельской свежестью. И мы торжественно и свято верили в эту свежесть тогда, и как это не патологично смешно, верим сегодня, хотя и не так торжественно, и не так свято… По инерции, что ли… А ведь нас обломали в девяносто первом. Круто, не по-детски, можно сказать, нахлобучили… Показали, что белое - вовсе-то и не белое, по крайней мере, не белее донбасского кокса, а черное - не чернее трусливого яровика в середине января. И даже Гайдара – потомка всех, то ли выросших, то ли вымерших пионеров, словно для издевки, теперь уже не литератора, а экономиста-экстремиста «посадили на коня» и велели всем радоваться наконец-то наступившему демократическому оргазму. И мы «оргазмировали»! Всей страной, всем скопом и каждый в отдельности. Чего уж там лукавить. Мы!…))) Да, именно те, которые еще вчера, и что более всего оскорбляет, целых два десятилетия жизни, (которые никуда теперь не выкинуть), верили, что всякая перепродажа чего либо – спекуляция, за которую нужно непременно сидеть в тюрьме. Что быть проституткой (даже в душе), мягко выражаясь, плохо. Что бомж это удел североамериканских негров и индейцев! Что, уж чего-чего, а голода у нас, после повальной коллективизации и блокады Ленинграда больше никогда не будет, как впрочем, секса, СПИДа, бандитского беспредела и т.д. и т. п. Но не тут-то было! Всё возымело место… И мы – тогдашние двадцатилетние окунулись в это дурно пахнущее, раскаленное, свинцово-кровавое месиво быта девяностых, которое расплавило наше самосознание, наши недозакаленные дедовским прошлым души, чтобы выковать нечто… новое! Но видимо температуры не хватило, или же кузнец был … пьян. Что получилось, то получилось: на мой взгляд, слабое, местами корявое, неказистое, как карликовая берёза, но на редкость живучее и плодовитое … Иными словами, как нам в то незабываемое время «военной демократии и свежих идей» можно было столь быстро перепрофилировать мозг!? Непонятно! Не объяснили, не научили… Сволочи, ведь… От того-то, наверное, мы такие двоякие, не определившиеся, не честные, а отчасти и бездарные получились! Не нащупать в нас стержня выплавленного из совести и правды. Нет, хоть наизнанку выверни, того святого зернышка в нас, за которое можно было бы жизнь отдать, или хотя бы здоровье подпортить, как, например, у писателей-фронтовиков и писателей-деревенщиков, которые тоже по сути своей являются участниками войны. Есть ведь, что и говорить, в их сердцах не размытая эстетствующим сюсюканьем правда, та, которая матка. И герой их главный – честный труженик, как бы это странно и может даже для кого-то пошло, сегодня не звучало. А наш герой, извините, черт знает кто… Да и герой ли это!? Бездельник озлобленный. Тунеядец похотливый! Лишний человек, блин, «герой нашего времени», вернее, безвременья… Смесь Робин-Гуда с Чекотилой. Не хочется быть таковым разумному, совестливому, а главное, порядочному человеку. Но у Прилепина, несомненно, имеется дар писательства, не признать который было бы лукавством. Он в силу своего таланта преподносит своего горе- героя так, что, наверное (я это межпозвонковой грыжей чувствую) многим молодым людям захочется подражать ему. И в этом нет ничего удивительного. Мы живем в эпоху менеджеров и продавцов-консультантов. Что в этом времени главное? Продать, продать и еще раз продать. Причем, совесть во время этой торговли должна быть, подобно опции в сотовом телефоне, выключена. Санька же Тишин на фоне всех этих, продающих воздух и снег менеджеров на все сто - герой. Но только его - «Саньку» тоже продали и хорошо продали, обернув в блестящий завлекательный фантик с надписью вседозволенность. А как иначе?… Ведь человеку чуткому и чувствующему ясно, что если и возможен подобный Саньке герой, то не тот, который борется с системой (это пройденный этап). Не тот герой, который пытается обрести свободу путем свержения власти, а тот и именно тот, кто жаждет обрести внутреннюю свободу. Ведь только она – путь к счастью и она-то и есть истина. Есть ли у Саньки Тишина тяга к этой внутренней свободе? Нет, конечно. Не продвинутый он какой-то, Санькя… Все б ему пакости власти устраивать, только хлебом не корми… А если серьезно, прилепинский Санька – на все сто выдуманный, несуществующий в реальной жизни герой, и мало того, потребности именно в таком прилепинском герое у общества, увы, нет. Эта потребность – чисто прилепинская затея, хотя и подвигнутая неутолимой жаждой справедливости. Потому автор с помощью своего таланта и прилагающимся к нему художественных средств, украшает как Саньку, так и события романа всевозможными подробностями (ему ничего не остается да и принято так.. у настоящих писателей, как там говорится: не важно о чём, важно как… м-да уж…)
Происходит грандиозный обман читателя. С одной стороны, тот сюжет с идеей и вместе с его героями, поставленный автором во главу угла, разумному и искушенному читателю вряд ли покажется чем-то новым и гиперо интересным, с другой, качество текста, говорит тому же читателю о том, что перед ним ни что иное, как добротно скроенное художественное произведение. И вообще, при написании данной заметки невольно упираешься в тупик, потому как тема и идея произведения по качеству и весомости значительно уступает языку, которым она озвучена.
С самых первых строк романа читателя вводят в узкий, словно тоннель метро, мир! В худшем случае карикатурный, в лучшем как бы лубочный мирок, так называемой подпольной революционной деятельности некоего поколения конца девяностых, начала двухтысячных. Настоящим этот мир не кажется с самого начала. Это происходит потому, что такие как я, да и многие другие сограждане живут совсем рядом и видят этот же самый мир своими собственными незамыленными излишней политизированностью глазами и вряд ли тяготятся проблемами и желаниями, роящимися в шизофреничной голове Тишина и его собратьев. Не такой он этот нынешний мир, каким его преподносит нам Прилепин. Не живут, по большому счету, русские люди всей этой идиотичной борьбой со властью. А если и переживают о чем-то подобном, то молча, в себе! Сквозь боль и слезы. Потому что рядом есть семья, дети, родители, за которых, собственно и должно болеть, да и на самом деле болит сердце! Где эти аморальные субъекты в берцах, описанные в «Саньке»? Покажите мне их стройные ряды? Как, чем, и главное на что они живут? Вставляют выбитые ФСБешниками зубы, залечивают нанесённые кровожадными ментами раны, после которых здравомыслящий человек проклянет тот день, когда познакомился с идеями революционного великомученика Костенко? Такое впечатление, что их бытовая жизнь ладится по мановению волшебной палочки-выручалочки, которую должно быть держит в своих всесильных руках мудрый и честный вождь и учитель. То есть, главным недостатком произведения Прилепина, а вернее той части, где описывается непосредственная революционная борьба организации под странным, отдающим ранним марксизмом названием «Союз созидающих», является отсутствие знания элементарной жизненной правды. Прилепинская правда, выражаясь молодежным сленгом, катит только для тех, кто не в курсе вообще жизни в нашей многострадальной стране. Да и можно ли действия «отсосов» (так называют «Союз Созидающих» менты в романе) назвать по-настоящему революционной? С большим натягом, на мой взгляд. С чего это все писалось… С какой, так сказать, натуры! Уж не с лимоновских ли «нацболов»?! Что-то я не помню нашего президента или премьера облитым кетчупом или еще чем-то, да и прибалтийские судьи живут, как мне думается без лишних хлопот и напрягов. Есть тут, несомненно, «притянутость за уши» у Захара. Да и вообще, живя в такой стране, с громадной революционной историей, ей Богу, можно найти себе разумных учителей в виде того же Ленина, успешно реализовавшего свои революционные наклонности. Богатыри – не Вы… Эх.
Но не стану клеймить клейменое… Есть наравне с упущениями и много удобоваримого в сиём труде. Первое, что хочется отметить, так это способность автора достаточно подробно описывать внутренние переживания или даже просто физиологические ощущения главного героя. Да и вообще, описывать… В этом смысле, когда читаешь Прилепина, прямо таки чуть ли не вслух выкрикиваешь: « Да, да, именно так я и чувствую!!!» или же просто: « И у меня такая же байда!» Хотя всё то, что я имею в виду под этим, настолько незначительно и даже мелко выглядит в произведении, что можно и не заметить. Например, как главный герой почти на протяжении доброй половины произведения трогает свой вставленный новый зуб. ( Хотя, (опять потянуло на негатив), я, наверное, придираюсь) по всем правилам стоматологии вставленных зуба должно быть, как минимум три. Ведь если зуб выбит, обтачиваются два крайних, делается мост и вставляется три новых. Из которых, лишь средний замещает выбитый. Извиняюсь за подробности. Ежели ему вставили один, то по медицинской логике следует, что герою насадили протез на штифт вживленный в десну. Что крайне дорого и по карману скорее тем, против кого борется главный герой, к тому же за пару дней такая процедура не делается. Посему, Санька должен трогать языком не один вставленный зуб, а целых три. Я понимаю, что это всё ерунда по большому счету и не имеет большого значения, но писательство зачастую в том и кроется – в способности верно подмечать и подробно описывать подмеченное.
Нечто похожая нестыковка происходит, когда соратники Саньки приезжают в деревню и отогреваются в избе одного из деревенских жителей. Кто-то из ребят вставляет ноги между чугунными ребрами батареи… Читая биографию Прилепина я узнаю, что сам он родился в деревне Ильинка Скопинского района Рязанской области. Скорее всего это какая-то крайне передовая деревня нового типа - с батареями, цифровым телевидением, интернетом и джакузи в гранитном сарае… Ну, нет, Захар, в деревнях ребристых батарей. Даже, если люди проводят газ для отопления изб, то батарея ставится в виде обычной трубы. Да и тот старик, описанный в романе, явно не из «новых русских» был…. Короче, ляп.
Нельзя не похвалить, довольно правдоподобно описанные, с точки зрения психологии, взаимоотношения главного героя с матерью. Здесь запах соцреализма, да и реализма вообще, заложенного еще Горьким в романе «Мать» усиливается в несколько раз. Мать Тишина показывается автором совершенно огражденной от ревпереживаний сына, по причине спрятанных Тишиным глубоко в душу сыновних чувств. Те самые пресловутые материнские пятьсот рублей в романе выглядят вещественным упреком всем неблаговидным делам главного героя.
Теперь о том, что коробит больше всего и что более всего доставляет неудобство при прочтении. Те кто читал роман помнит, что главный герой по долгу своей революционной деятельности часто передвигается по железной дороге или на автомобиле из своего родного города в столицу и обратно. И так, очень много раз. Туда-сюда. Прилепин моменты перемещения преподносит не то чтобы не ярко, а просто незаметно. Так, что например я, как рядовой читатель, иной раз не вполне ясно себе представляю, где разворачиваются события. Это явная недоработка. Она бросается в глаза, делая произведение зачастую недостаточно внятным.
Самое заметное в романе, на мой взгляд, это главы посвященные деревне. Они и по смыслу и по качеству написания стоят особняком и значительно выше в художественном отношении глав, где местом действия является город. Скорее всего, это на прямую связано с местом рождения самого автора. Как говориться, пиши о том, что хорошо знаешь и всё получится. Здесь хочется сказать больше. Бессознательно ли или напротив - со знанием дела автор так достойно и подробно описывает действия в деревне, чего бы они не касались: похорон отца или просто общения Тишина со своими дедом и бабкой, Прилепин словно хочет сказать и самому Саньке, и его товарищам, и конечно же читателю, введенному первой главой словно в политическое заблуждение: «Вот где нужно искать вашу пресловутую русскую идею!» Здесь язык автора становится настолько классическим, выпуклым и по-хорошему несовременным, что просто забываешь, что это произведение двадцать первого века. Судите сами: «Деревня исчезала и отмирала – это чувствовалось во всем. Она отчалила изрытой, черствой, темной льдиной и тихо плыла. Заброшенные, вросшие в землю сараи, стоявшие вдоль дороги, чернели отсыревшими боками, прогнившими досками. На крышах сараев росла трава и даже кривились хилые деревца, прижившиеся, но не нашедшие куда пустить корни – под их слабыми корешками располагались холодные, опустевшие помещения, куда, к разбитым крынкам и продырявленным бочкам, заползали ужи, которых никто уже не тревожил. Кусты разрослись и ползли на дорогу.»
Сложно гадать, преднамеренно ли автор так много места отводит в романе деревне. Хочется думать, что да, и сиё происходит естественно. Слова Санькиного деда о том, что, вы возвращаетесь сюда, пока вам есть кого хоронить… говорят о глубоком понимании автором истиной беды России. Ну, или же, по крайней мере, в это хочется верить.
Немного задержусь на образе самого главного героя. В самом начале Санька Тишин показывается читателю, как обычный, даже я бы сказал грубоватый молодой человек, не шибко обремененный интеллектом. Его жизнь проста в своих целях и желаниях. Революционная борьба довольно просто, хотя и гармонично сочетается с поездками на историческую родину, принятием алкоголя и мимолетным беспорядочным сексом. Позже, когда читатель натыкается (а по иному сказать нельзя, потому как это выглядит неожиданно и несуразно) на «глубокомысленные беседы» Тишина с Безлетовым о русской идее и вообще о некой революционной борьбе, он предстает, повторяюсь, нежданно негаданно интеллектуалом, чуть ли не высшей пробы. Откуда это в нем взялось-то вдруг? И как это сочетается с его разнузданным и беспредельным образом жизни. Не может человек, так глубоко понимающий проблемы и беды русского народа заниматься такой ерундой. В этом несоответствии видится неприкрытая надуманность романа, если не сказочность. Да и если говорить совсем честно, по крайней мере, мне так видится, разговоры с Безлетовым включены автором в произведение для придания последнему интеллектуальной значительности. Говоря на чистоту, диалоги Саньки с Безлетовым блещут своей псевдо золоченой искусственностью, и в принципе не нужны вовсе… На мой взгляд функция Безлетова в романе должна сводится к ироничному молчанию, но не более того.
Последний финальный кусок, где озверевшие, но по «рембовски» натасканные «отсосы» берут, так сказать, власть в свои руки выглядит более чем гротескно. Такого, явно, не может быть в нынешнее время, даже если очень сильно захотеть. Менты предстают в романе примерно так, как изображали в послевоенных фильмах фашистов – полоумными идиотами. Их даже, как-то жаль становится, что ли…
Резюмируя вышесказанное, закончу тем с чего начал. Нынешнее время, которое можно смело назвать временем «беспонтовых понтов», порождает таких же писателей, главной целью которых является не написание чего-то настоящего, берущего начало из самой жизни, переворачивающие сознание, трогающее душу человека, а культивирование того, что в православие называется прелестью. То есть, чтобы вроде как местами было похоже на литературу, но при этом ( за счет сюжета или темы) еще и прекрасно продавалось. К этому стремятся ныне многие. Так вот хочется сказать громко: «Мы это всё видим, Захар, чувствуем кожей и обмануть нас Вам будет сложно!» Обидно лишь то, что время большой литературы прошло и то поколение читателей, которое здравствует сегодня, настолько опущено румянощекими отрядами Донцовых, Марининых и примкнувшим к ним, хотя и не вплотную Пелевиных и Прилепиных, что потребуется много сил и времени для того чтобы хоть как-то компенсировать содеянное.