Демоны Врубеля

Фелиция Флакс
 Он, пожалуй, единственный из русских художников, кто дал на своих полотнах пристанище демонам, а быть может, это демоны захватили его. Но, так или иначе, именно Михаил Врубель, до сих пор неразгаданный и не понятый никем до конца художественный гений бурной эпохи модерна, создал невероятно реальные демонические образы обитателей потустороннего мира. Мы, сторонние зрители, вглядываясь в его картины, как будто смотрим сквозь слюдяные витражи, отделяющие нашу обыденную реальность от бушующего иного мира. И сквозь красочные стеклышки видим сумрачных ангелов преисподней, мы чувствуем их негасимую ярость, мы ощущаем их извечную ненависть, мы касаемся взглядом сгустков их пульсирующей непрерывной боли…

Зов иного мира
Откуда к Михаилу Врубелю приходили образы демонов? Может быть, и в самом деле его мистические полотна можно считать метафизическим прозрением в потусторонний мир? Может, израненная душа художника уловила то, что не смогли заметить глаза? А, может, те полотна есть воспоминания о прошлых жизнях, память о горнем мире и его обитателях? И, может быть поэтому, ни один из демонов, созданных Врубелем, так и не был завершен до конца. Художнику все время требовалось что-то менять в демоническом лике, исправлять, уничтожать…
Все странно в творчестве Врубеля. И самым странным, пожалуй, можно назвать тот факт, что свой крестный путь профессионального художника он начинал с иконописных росписей Кирилловского храма в Киеве. Он, животворивший демонов, писал с такой же одержимостью иконы и церковные фрески, творил в красках Христа, и Богоматерь, и многочисленных святых. Эти судорожные метания от Христа к ангелам мрака будут сопровождать Михаила Врубеля всю жизнь.
Примечательно, что в качестве натуры для апостолов с фрески «Сошествие св. Духа» Врубель срисовал лица психических больных из больницы, которая располагалась на территории Кирилловского монастыря. В угрюмых, истощенных силуэтах, в смятенных взглядах умалишенных он улавливал нечто неземное, некое запретное знание, недоступное «нормальному» и, следовательно, ограниченному разуму, загнанному в тиски догм. Врубель считал, что сумасшедшие знают нечто такое, чего не знают здоровые, что они, отрезанные от всего обыденного, способны пережить истинное духовное просветление. Но мог ли ведать Врубель, что и он в конце жизни окажется среди этих «просветленных», и что смерть свою встретит на койке в психиатрической клинике?
А демоны терпеливо ждали. Наверное, усмехались, наблюдая сквозь мистический витраж, за вдохновленной работой осиянного светлым вдохновением художника. Их час близился…
Строительный комитет, который заказал Врубелю роспись на тему «Воскресения Христова» стены бокового северного придела алтаря Владимирского собора в Киеве, работу художника не принял. Не была принята и роспись плафона на тему «Пятого дня сотворения мира – отделения воды от тверди». То, что написал Врубель, было позже переписано другими художниками. Нехорош, по мнению заказчиков, оказался и набросок «Воскресения. Эскиз росписи Владимирского собора».
И когда творческие неудачи наложились на личные проблемы (в частности, несчастливая любовь к Эмилии Праховой, послужившей прототипом врубелевской Богоматери), когда алкоголь сделался спасением и бедствием, час демонов пробил. И демоническое стало постепенно, тонкой змеистой струйкой втекать в душу художника, смущать, искушать, беспокоить, требовать своего воплощения.
Первым образом, в котором проглядывается демоническое, стал эскиз… «Ангел с кадилом и свечой». Какое странное и пугающее сочетание – светлые, тающие во мраке призрачно-легчайшие одежды приверженца Света и его темное лицо, с мрачными, отнюдь не ангельскими глазами, в которых клубится тьма, и волны волос как сгусток живого мрака над головой! Кто это? Демон, облачившийся в чужие одежды или ангел с чужими глазами на лице?
А затем была опера А. Г. Рубинштейна «Демон». Для Михаила Врубеля, потрясенного дивными голосами артистов и самой постановкой, это стало рубежом, через который он с легкостью перешагнул. Возврата уже не было. Наплывающий то и дело образ демона, начал обретать реальные очертания.
Да, Михаил Врубель его чувствовал, уже осязал внутренним зрением эфирную плоть той могучей потусторонней силы, что рвалась в его мир. Но что за голоса нашептали ему такую мысль: «Демона не понимают, путают с дьяволом, а демон по-гречески … значит «Душа»?
И как изобразить ДЕМОНА? Известно, что пытаясь найти те цвета, что способны изобразить вестника потустороннего мира, Врубель поначалу … отказался от многоцветности. Только белила и сажа. Но… Вот отзыв о работе Врубеля его отца Александра Михайловича Врубеля: «Демон мне показался злою, чувственною…отталкивающей …пожилой женщиной. Миша говорит, что Демон… - это дух, соединяющий в себе мужской и женский облик. Дух, не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всем том дух властный…. величавый».
Это был не тот Демон. Кстати, эскиз самого первого демона Михаил Врубель уничтожил, недовольный сделанным. Отчаявшись написать Демона маслом, он попытался изобразить его в скульптуре, вылепить демоническую плоть руками. И снова неудачи, демон не подчинялся Врубелю. Первая скульптура, огромная, развалилась, вторая показалась самому художнику утрированной.
И лишь в мае 1890 года Михаил Врубель вдруг ощутил в себе силу вторить ДЕМОНА. Он считал, что теперь разгадал суть демона, и жаждал воплотить светлую божественность Демона, ангела богорожденного, но замаранного выхолощенным христианским мифом. Врубель жаждал показать миру Демона как добро, освободившееся от безгрешности.
Врубель работал как одержимый, творя уверенными мазками демоническую плоть. И плоть оживала, наполнялась реальной силой. Демон на глаза все рос и рос, придвигался к краю картины, заполнял своей плотью весь холст, не умещался на холсте, и Врубель собственноручно подшивал новые куски холста. Но Демон перерос и увеличенный холст – верхняя часть его головы кажется срезанной.
«Демон сидящий» - это пришелец, сидящий на краю иной Вселенной, где цветут диковинные прекрасные, но безжизненные кристаллические цветы – мертвая душа иного мира. Темное лицо, лиловый рот, черная масса волос, красные отблески в глазах и за ухом – признаки демонической натуры. За его спиной разгорается то ли дьявольская заря, то ли это полыхает зарево адских огней. Демон тоскует, в его сердце печаль. Но о чем его мысли, о потерянном светлом горнем мире или о беспощадном несовершенстве мира земного?
Никто и никогда до Врубеля, да и после него тоже не смог так удивительно сочетать холодные и теплые плоскости красок, как это было сделано в «Демоне сидящем». Мазки, точно стеклышки калейдоскопа, сверкают на полотне, высвечиваясь отдельными вспышками и смешиваясь в объемные фигуры. Своей кистью Врубель открыл двери мертвого мира. Но стоит ли шагать в те распахнутые двери?

Два демона
И неслучайным, а вполне закономерным и даже, наверное, неизбежным стал полученный Врубелем (благодаря помощи своего благодетеля и покровителя, известного мецената Саввы Мамонтова) заказ на иллюстрирование готовящегося к изданию собрание сочинений М.Ю. Лермонтова от фирмы Кушнерева.
Они были похожи, Михаил Лермонтов и Михаил Врубель, в своем болезненном стремлении добиться «идеального» образа демонической стихии. Оба постоянно переделывали произведения (Лермонтов написал шесть вариантов, ни один из них не считал окончательным и потому не опубликовал), не удовлетворясь результатом, доходя в своем неистовом стремлении порой до полного душевного изнеможения. И только смерть прерывала этот колоссальный метафизический труд.
Иллюстрации Врубеля к произведениям Лермонтова – это своего рода новое Евангелие, где христианское добро и добродетель – иллюзия, дымка, тающая в жарком мареве земных страстей. Врубель разгадал замысел поэта, почувствовал тайную суть его мрачного героя, и новый демон, ИСТИННЫЙ демон, живший до сего момента лишь в поэтических строчках, обрел свою красочную плоть. Демон Врубеля абсолютно соответствовал Демону Лермонтова в последнем варианте поэмы.
Это уже был не тоскующий юноша с огненным взором. Это был мятежный злобный, алчущий дух, чья плоть – от плоти скал. Это был демон максимально приземленный, чувственный и страшный в своем беспощадном стремлении разрушать и покорять.
В произведении «Тамара и Демон» («Я дам тебе все, все земное – люби меня») демон не скрывает своих хищных устремлений. Темное графическое полотно, где тени накладываются на тени, где слоится мрак, невероятно точно передает ту извечную жажду демонических сил опустошать человеческие души, вытягивать из них божественный свет.
Устрашающим выглядит демон и на другой иллюстрации «И вновь остался он, надменный…». Это полотно удивительно и пугающе. На картине виден лишь лик демона на фоне гор. Как будто демон вплотную приблизился к рамке холста, и еще чуть-чуть и он перешагнет холст…

Ужас красоты
После того, как Врубель закончил иллюстрировать произведения Лермонтова, болезненное стремление писать потустороннего пришельца отпустило, как отпускает приступ затяжной болезни.
Демон вновь объявился в жизни Михаила Врубеля почти спустя десять лет. В 1901 году у Михаила Врубеля, женатого к тому времени на актрисе театра Надежде Забеле, родился сын Савва. На лице мальчика выделялись удивительно синие и невероятно огромные глаза. Но поражало другое – уродливая заячья губа. Именно с того момента Михаил Врубель стал меняться. Художник сделался задумчивым, рассеянным, несговорчивым, у него стали случаться приступы дикой агрессии.
Все прежние творческие замыслы вдруг увяли. И только один-единственный образ неистово взывал к действию.
Демон…
Демон манил и дразнил, вырисовываясь туманным силуэтом где-то на краю сознания. Врубель как одержимый трудился над эскизами, делал карандашные наброски. Душа была отравлена, и яд трансформировал сознание…
Художник вдруг изменил мотив. И на рисунках замелькали сцены превращения Ангела в Демона. Как будто кто-то «оттуда» транслировал историю ангела-богоборца, историю взлета и падения. По этому поводу жена его писала: «Михаил Александрович пишет большую картину – Демон повергнутый, но все же великолепный… Демон полуобнаженный, но лежит на плаще, который прикреплен великолепными красками из драгоценных камней…». Но это было лишь начало.
Врубель работал над картиной по двадцать часов в сутки, силы поддерживал вином, и весь мир для него, сузившись, умещался теперь в маленькой комнате-мастерской.
Врубель находился целиком и полностью во власти темных сил, когда писал своего «Демона поверженного». Лицо Демона и его выражение на картине менялось, точнее, искажалось постоянно, и скоро скорбное выражение сменилось сатанинской ненавистью.
«Красота – зла», и «зло - прекрасно». Ницшианские постулаты горели  красными точками в затуманенном мозгу художника. Его новый Демон – квинтэссенция жестокой красоты, «высокого зла».
Екатерина Ге, бывшая свидетельницей создания «Демона поверженного», вспоминала позже: «Были дни, что «Демон» был очень страшен…»
Задолго до «Демона поверженного» Врубель экспериментировал с фотографией кавказских гор, он часто переворачивал карточку и всматривался в перевернутый мир, как будто искал грани иной реальности. Эта летящая вниз реальность четко обрисовалась на картине «Демона поверженного».
Врубель с маниакальным упорством пытался ухватить зыбкий образ демонической красоты. Накладывал мазок за мазком и, не дожидаясь, когда краска подсохнет, залеплял неудавшиеся, на его взгляд, части картины кусками старых газет и после рисовал прямо по газетам. Это была творческая находка – поверхность картины получалось неровной, будто изрытой, именно такой, какой и должна быть реальность Демона.
Каким зрители увидели Демона поверженного? Распластанное в мертвенно-сизом сумраке деформированное сине-лиловое птичье тело, какого-то трупного оттенка, сломанные крылья, рассыпавшиеся драгоценные павлиньи перья, горящая розовым диадема и блистающие кристаллы глаз, наполненные дикой, неостывшей еще от схватки ненавистью. Это – финал войны с богом и апофеоз этой войны. Бесстрастные горы обступают поверженного гиганта, он - павший, но не уничтоженный. Он мученик за идею против Бога.
Много десятилетий позже один из интереснейших писателей советской эпохи Даниил Андреев напишет в своей метафизической «Розе мира», что Врубель ничего не выдумывал и интуитивно написал метапортрет одного из ангелов мрака. Он сумел передать главное в облике этих жителей преисподней: «серый, как пепел, цвет лиц ангелов мрака отталкивающ и ужасен, а чертах совершенно обнажена их хищная и безжалостная порода». Угадал, по мнению Д. Андреева, Врубель и ущербность их прекрасных крыльев. Он нарисовал их поломанными, но на самом деле, писал Д. Андреев, «их крылья не повреждены, но самая возможность пользования ими мучительно сужена».
Разум художника постепенно погружался во мрак. Однажды он сообщил, что Демон явился ему во сне и потребовал, чтобы полотно было названо «ikone» (икона). Врубель был уже уверен, что «прекрасному поверженному злу» должно преклоняться, как поклоняются другим образам мучеников.
«Демона поверженного» отправили на выставку «Мир искусства». Врубель поехал следом. И даже когда картина висела на стене, художник, мучимый жаждой менять что-то в образе своего Демона, прямо на глазах у публики вносил все новые и новые исправления.
А мрак все надвигался. Демон высосал у своей жертвы все силы, опустошил душу и погрузил разум во тьму безумия. Михаила Врубеля поместили в психиатрическую клинику…

Безумие и тьма
Это были страшные месяцы огненного хаоса. Врубель воображал себя то Христом, то Пушкином, то он собирался стать московским генерал-губернатором, то превращался в государя российского, а то вдруг становился Скобелевым или Фрином. Он слышал хоры голосов, утверждал, что жил в эпоху Ренессанса и расписывал стены в Ватикане в компании с Рафаэлем и Микеланджело…
Затем мрак отступил, разум вновь просветлел. И Врубель вышел из клиники в мир. Но мир был жесток. Через несколько месяцев умирает от крупозной пневмонии двухлетний сын Врубеля Савушка. Огромное непередаваемое горе затопило Михаила Александровича целиком. Разум не выдерживал отвратительной беспощадной реальности, и Врубель сам попросил жену Надежду поместить его опять в психиатрическую клинику.
Сначала две клиники в Риге, потом переезд в Москву и больше полугода лечение в клинике Московского университета.
Разум художника пребывал в адской пучине. Мания величия трансформировалась в манию самоуничижения. Врубель кричал, что его уже НИЧЕГО не ожидает. Одна мучительная галлюцинация сменялась другой: ему виделись ужасные враги, жаждущие его смерти, его оглушал хор призрачных голосов, обвиняющих в преступлениях. Врубель впадал то в отчаяние, то корчился в приступах буйства.
Но когда наступало затишье и просветление, Врубель рисовал с натуры. То были поразительные портреты, излучающие тепло и добро, полная противоположность образам Демонов!
В августе 1904 годы Врубель вышел из стен психиатрической клиники. Жизнь продолжалась. Вроде бы…
Демоны ушли в тень. Но кто другой выступил из тени? 1904-годом датирована еще одна знаменитая работа Михаила Врубеля «Шестикрылый серафим» (Азраил). Серафим переводится с еврейского, как «пламенеющий». Однако ж серафим Врубеля излучает смертельный холод. Зеленоватое лицо, на котором вместо глаз сверкают голубые ледяные кристаллы, чеканные застывшие черты, лишенные любых страстей. И занесенный блистающий меч, который должен вот-вот опуститься на голову жертвы. Если это и ангел, то ангел смерти…
Художник, видевший демонов, писавший демонов, должен был испить свою горькую чашу до дна. Да, демоны скрылись в тень, но та тень постепенно накрала самого Врубеля. Он начал постепенно слепнуть. Полуслепым пытался рисовать, потом лепить. А затем наступил непроницаемый мрак…
Последние годы жизни Михаил Врубель провел в абсолютной тьме. Вновь психиатрическая клиника, где он бредил о «сапфирных» глазах, которые ему должен кто-то даровать.
Последними словами Михаила Врубеля стали: «Хватит лежать, собирайся, Николай, поедем в Академию».
Врубель ушел навсегда 1 апреля 1910 года. Он перешагнул тонкую линию, отделявшую бытие от небытия, и кто его встретил за той последней чертой – ангелы или демоны - мы не узнаем…

P.S.: эта моя статья, написанная под другим псевдонимом для одного журнала, была незаконно перепечатана неким сайтом, и разошлась далеко-далеко по интернету. Правда, та версия была сокращенная, здесь я публикую ее полный вариант.