Если Он Бог...

Александр Селисский
В Москве я наездом и звоню московским знакомым.   Звоню туда не слишком часто,  стараюсь не надоесть. «А -- а… приезжайте -- говорят, -- в гости».  Приехал. А гостей полон дом.
– У мальчиков день рождения.
По телефону про то ни слова. Люди воспитанные: стану беспокоиться, подарок искать. Так, просто  --  приезжайте.
Мальчики тут же. Близнецы. Бородатые, с жёнами. Поздравил. Все ходят, разговаривают, но за стол не садятся.
– Не меня ждали? - спрашиваю.
–Конечно вас, конечно. И ещё гости будут.
– Ага-а...
Идёт время. Горячее стынет,  а чему должно быть бы холодным то, наоборот,  греется.. Но все ждут. Оказывается, гости едут  с аэродрома. Тесть и тёща.  Только что прилетели
– Дальние гости это серьёзно. Тем более тесть и тёща. Персоны?
–Академик Сахаров с женой.
Начинались восьмидесятые,  имя Андрея Дмитриевича  уже гремело, но видели его немногие. Да ещё  так просто, за именинным столом...
... В атмосфере праздника  чувствовалось:  «Сахаров. Здесь Сахаров. Здесь академик Сахаров. Хочу выглядеть интеллектуальным и хорошо воспитанным.»  Может быть, сам Андрей Дмитриевич предпочёл бы не выделяться. Дело не в скромности, он наверняка знал себе цену. Скорее это была  интеллигентность. Расстрелянная, разгромленная, но не сломившаяся  окончательно потомственная русская интеллигентность,  что после советских десятилетий  встречается ещё реже, чем большой талант.
Сахаров сидел,  не поддерживая общего разговора,  того, что когда-то именовался светской беседой, а нынче зовётся  интеллектуальным  трёпом. Не хотел, а,  может быть,  и  не умел. Его мысль начинала работать, уловив  конкретную опору. «Узкое место»  находил точно, даже в проблеме далёкой от его непосредственных интересов. Вдруг заспорили: совместимы  ли  на  самом  деле  гений  и злодейство? Андрей Дмитриевич вмешался: «Что такое гений? Можете сформулировать?» Сформулировать не могли. «Сталин гений?» Кто-то назвал Келдыша. «Келдыш не гений, -- сказал Сахаров -- Да он себя  гением и не считает.»  Тема умерла. Нельзя сопоставлять неопределённости.
Может быть, общественная деятельность, доставившая ему мировую славу,  так и началась с этой интеллигентности?  Безусловно, включающей отношение к миру и людям. И  шла,  в чём-то  даже независимо от его желания. А он предпочёл бы он заниматься физикой и это одно ему по-настоящему интересно. Но встретил вещи, с  которыми  не мог примириться. И не прошёл мимо..
Напряжение, однако, спадало. Гостья,  тоже научно титулованная и ещё более того настойчивая,  атаковала Андрея Дмитриевича снова и снова, утверждая, что атомная  физика  --  бич мироздания, а  надо, дескать, ждать Христа,  который, придёт,  всё решит  и всё даст. Сахаров, однако, предпочитал верить в  человечество,  и  был в этом твёрд, хоть и отменно вежлив. При  разъезде дама, не успокоившись, подсела к Сахаровым в машину. До Москвы сто километров. Бедный Андрей Дмитриевич!
После их отъезда, разгорелся спор. Ждать ли пришествия? Есть ли Бог на небесах? Попадут ли праведники в рай? Угодят ли атеисты в пекло? Пришли к выводу, что так будет, если Богу нужны голоса избирателей. Если Он не Бог, а президент. В противном случае, можно  не беспокоиться. Только прожить человеком, а не свиньёй. Не продать, не предать, не наушничать. Принять это от предков, пронести через жизнь и передать потомкам. Не это ли  главная  миссия каждого поколения? Верить в Бога и в загробную жизнь? Атеисты не верят, и дай им Бог ошибаться. Ошибиться не страшно, если он не президент, а Господь. В этом случае с такими,  как Сахаров, всё будет в порядке.